Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра

Раздался грубый хохот за спиной. Похоже, сомнительную шутку оценил кто-то из конвойных.

К горлу Селин подкатил ком. Как бы ни хотелось расплакаться от унижения и отчаяния, по привычке, впитанной с молоком кормилицы ещё в Вердене, свои эмоции выплёскивать она не стала, и только поджала подрагивающие губы

— Какая такая обезьяна? О чем это он? — вполголоса спросил Брут и хмуро уставился на неё.

— Местная мореходская шутка. Совсем не смешная. — де Круа опустила глаза, чтобы не видеть лица спутников, — Только сейчас это поняла…

15. ИЗНАНКА

Часы пробили полдень.

Витал сидел на ступенях у колонны с циферблатами. Начиналась мигрень. Рядом ворковала парочка, и их голоса отдавались резью в глазах.

В доки смысла возвращаться не было. Скрепя сердце, он доверил указания по ремонту Фаусто. Капитан усмехнулся. Пожалуй, квартирмейстер так часто слышал его распоряжения, что поди уж выучил назубок.

Допрос выбил из колеи, но даже такое обстоятельство не давало права нарушать договорённости.

Он пробежался по убористо выведенным заметкам и тяжело поднялся. Путь лежал в сторону рабочих кварталов.

Брусчатка кончилась, и он оказался у покосившейся вывески таверны. Запах жареной рыбы на старом масле вызвал новый приступ мигрени, но он толкнул дверь.

В полумраке закрытого заведения ножки перевёрнутых стульев, поставленных на столы, казались рогами глубинных чудовищ.

Одинокий пьяница храпел прямо посреди зала. Одетая в выцветший, видавший виды комбинезон женщина подметала.

Спиной к залу, как и было оговорено, Витал сел в углу за выскобленный стол и без сил уронил лицо в руки. В голове пульсировало.

За ним скрипнул стул. Его обдало запахом старой кожи и дешёвого парфюма.

— Звон ласковой глубины, брат. — Слова пароля отзывались болью в глазах.

— Звон ласковой глубины, брат.

— Спешу. Выкладывай.

— Звонарь велел…

— Чего изволите, капитан? Нечасто увидишь в наших краях господ.

Витал поднял голову. Женщина в рабочем комбинезоне стояла над ним и как могла, приветливо улыбалась. В запавших глазах отражалась печаль. Натруженные руки перетягивали толстые синие вены. Как бы ни было неловко таращиться, Витал всё никак не мог отвести взгляд от лица, отмеченного высшими заслугами на дальних рубежах перед Гильдией. И тем меньше он понимал, почему капитан третьего ранга вот только что у него на глазах подметала полы.

— Подайте чего осталось с завтрака мне и тому господину, что почивает, — проговорил он.

Она грустно улыбнулась и кивнула ему за спину:

— Может вам будет угодно угостить и третьего нашего гостя?

Витал спохватился и выложил на стол горстку монет:

— Разумеется, сударыня. Извольте.

Глаза её округлились не то от почтительного обращения, не то от вида золота.

— Без сдачи.

Ему отчего-то вдруг стало так стыдно за собственный достаток, что он отвернулся и начал копаться в сумке. Будто среди бумаг могло отыскаться успокоение для его совести.

Когда бедняжка прошаркала, припадая на ногу, в кухню, он долго смотрел ей вслед.

Как давно он не оказывался в этих бедных кварталах, и как быстро память стерла следы воспоминаний о тягости жизни буквально на самом дне Мало-Орфейской иерархии… Вопиющая нищета, которая отчего-то только множилась при провозглашенном процветании матушки-Гильдии…

Голос за спиной выдернул из размышлений:

— Звонарь велел передать… — его визави усмехнулся, — а за угощение спасибо… Плохи дела в Гильдии, капитан. Давеча повесили Нору с «Праздника», их квартирмейстера да штурмана по какой-то нелепой статье. Прочие отделались штрафами и запретом на воду. А в том месяце — так вообще двоих капитанов разжаловали до выплаты налогов… Ищи их поди на магнитных рудниках теперь…

С каждым словом информатора мигрень крепчала.

— Как же так…?

По скрипу бушлата собеседника Витал догадался, что тот пожал плечами.

— Главы Кодекса дописывают второпях, капитан. Что ни день — новый закон. Звонарь велел передать держаться подальше отсюдова. А коли захочешь новостей, так тебе всё выложат в портах по нашему паролю…

Жгучая вёрткая догадка никак не давалась измученному уму Витала. Перед ним звякнула мятая оловянная тарелка с чуть подгоревшей яичницей, парой тощих рыбешек и краюхой хлеба. Кружка с перебродившим пивом видимо полагалась в подарок от заведения.

Мореходка понуро улыбнулась и поспешила уйти.

Не притронувшись к еде, Витал осушил кружку и сморщился. Пиво горчило.

— Доложи Звонарю, у меня крупные неприятности. Пока не разгребусь, на связь никак не смогу выйти.

— А чё случилось-та?

Громкое сербанье и смачная отрыжка позади сменились жадным чавканьем.

— Долгая история. — Витал задумался. — Меня и все мои бригады арестовали, оштрафовали и назначили трибунал. Все припомнили. И что было за мной и чего никогда не было. Как будто я держусь закона, а он всё уходит с моего курса…

Позади фыркнули.

— Во-во, капитан. Бардак в матушке Гильдии-та. Передам, всё передам. Ты главное не боись. И уж потрепыхайся, вдруг подфартит и отделаешься. С твоей-то репутацией поди может и не пойдешь в расход…

Кислятина ударила в голову. Кабы Витал не знал осведомителя, смех его мог показаться не столько горьким, сколько злым. Но сейчас улыбнулся он и сам и нервно рассмеялся.

Стул позади крякнул, и раздались удаляющиеся шаги. Вся обстановка таверны, невзирая на хмель, вызывала мучительную головную боль. Витал дождался стука двери и двинулся на выход.

— Спасибо, сударыня. Свидимся.

Едва капитан открыл входную дверь, как пьяница за соседним столом проснулся, вытер нос рукавом и улыбнулся щербатым ртом дармовой еде.

Татуировки на лице сообщали о должности штурмана на судне, имени которого никто уж и не вспомнит.

Ноги сами несут в опиумную.

Его очень заботит, какие будут чулки на господине Пти.

Он нарочно носит дамские из-за тугого обхвата голени, и его ноги не так болят от стояния у конторки сутками напролёт… И банк находится по пути, как хорошо. В банке он выписывает экипажу жалованье и боевую надбавку. Приходится повторять раз за разом удивленной юной даме, что нет, что его не беспокоит закрытие опустевшего счёта. Звенят монеты. И снова монеты. Какие-то ассигнации. У него рябит в глазах от монет. Ему не хочется заменять их на бумаги только из-за веса. Он сумеет донести всё. Или нет?

Нет, будем открывать именные счета.

Голова болит.

Юная дама считает, будто он не замечает, как она крутит пальчиком у виска, думая, что он не видит.

Глу па я.

Карманы набиты монетами. У него по-настоящему хороший портной, и карманы не рвутся и не запускают тяжёлое золото в подкладку бушлата.

У Кристин из чулочной лавки был сложный день.

Она хмурая сегодня, держит за щекой свою конфету, листая страницы романа, суть которого явно давно потеряла.

Как же болит голова…

Пакет с Верденским шоколадом смят и пропах порохом. Какая разница. Кристин всегда знает, что он принесёт ей лакомство и вкладывает неизменный конвертик с сердечком в пакет с чулками для господина Пти.

Он не запоминает их лиц. Только адреса, выложенные из ступеней и поворотов улиц.

Цветочник.

Дайте оранжевые. Да не эти. Она ненавидит розы. Да, спасибо. Не нужно, оставьте себе.

Бордель.

Мадам Роза тоже мучится мигренью и вяло улыбается оранжевой лилии, передавая ему взамен пакет с дорогущим льдом. Он не станет расстраивать её, ведь он ему не поможет. Пусть будет лёд.

Жанна не понимает, почему он не останется. Но она понимает цветную горсть камней в своих ладонях, понимает, что гранить ей их придётся уже за свой счёт.

Ему не ког да.

Но он привёз. Он всё сделал правильно. Нет, Жанна, с Мадам я уже рассчитался, оставь себе. Жанна умная. Жанна не задаёт вопросы и отворачивается. Говорит весело, что у неё щиплет глаза. Они не прощаются. Нет.