Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра
Капитан выпучил глаза и отдёрнул руку.
— Эк развезло-то тебя, бедную, с пары глотков… Ты давай-ка, приходи в себя… Ну-ну, не дергайся, а то шрам будет некрасивый. Разве девочкам нужны некрасивые шрамы? Нет, сударыня, девочкам шрамы нужны только красивые…– не глядя на неё, мурлыкал под нос Витал и невозмутимо продолжал штопать рану.
…как если бы она была для него куском разорванной свинятины, которую ему вздумалось посшивать. Каждый укол гнутой иглы отдавался острой болью во всем теле.
Слёзы хлынули из глаз. Рыдания начали сотрясать все тело. Фу, он же ненавидит плакс!..
— Тщщ. Осталось совсем ничего, потерпи немного, почти закончил… Ты очень сильная, Мармышка…
Да лучше бы тот гад её там на палубе и прирезал, чем лежать вот так, на шконке в его каюте, куском мяса, на который капитан даже не смотрит…
Слёзы катились по щекам прямо в подушку, и от того она становилась приятно прохладной.
Бедная Дафна размышляла, с горечью глядя на нахмурившегося капитана, что ну вот ясно же — она вовсе и не нужна ему. Сколько помнила Дафна себя на «Крылатом», Витал всегда называл её Мармышкой, особенных попущений на службе не делал, но всякий раз баловал такими гостинцами, каких никто из команды отродясь не получал.
Как-то даже привез ей скорпионов в банке, и пока глупые звери дрались, рассказывал что-то про их яды. Правда она ничего особо и не запомнила, ведь куда как интереснее было смотреть, как хмурится и улыбается капитан во время рассказа. Но когда они подохли, Дафна засушила их на всякий случай и хранила как память.
Улыбаясь сквозь слёзы, она твёрдо решила, что всё же нужна.
Иначе кто, как не она, позаботится о капитане? У Фаусто вон ветер в голове. Уна — вообще не настоящая. А миледи де Круа… Ну разве сдался ей бедный Витал?
Она вон какая барышня из знатных. Ну куда он ей такой, в самом деле? Тем более, что капитан — и вовсе пират стал…
Юнга счастливо шмыгнула носом. Плевать на них на всех. Главное, что он нужен ей, Дафне.
Любым.
Всяким.
— Хорошо всё-таки отремонтировали, — Витал провел по стене трюма и вдохнул запах свежей древесины.
В пустом помещении гулко отзывался каждый шаг. Он брёл вдоль бортов и придирчиво простукивал доски.
До тех пор, пока с размаха не вписался коленом в угол неприметного ящика.
Крепкое словцо эхом отскочило от надёжно просмоленных стен. Он долго вглядывался в полумрак, пока не разглядел ряды ларей, и перед ними — одиноко стоящий сундук. К досаде капитана, тот оказался заперт. Пришлось повозиться с отмычками.
Чертыхаясь из-за слишком тусклого света фонаря и изрядно взмокнув, Витал наконец чуть нажал, и замок поддался. Внутри оказалось несколько свернутых плотных тёмных полотен.
Он уже чувствовал, что увидит.
С тяжёлой ткани флага на его растянутых руках смотрела белая нашитая буква «V», сложенная из двух сабель с единым эфесом.
В злополучный день их последнего абордажа, ставший точкой невозврата, эти же сабли грозно надвигались на их флот во главе с «Крылатым марлином».
Кулаки сжимали вымпел Венсана.
Витал уронил руки. Ткань флага по краям сливалась с темнотой трюма, от которой его огораживало только маленькое пятно жёлтого света фонаря, трепещущего на сквозняке.
Он всегда презирал крысиные бригады.
Теперь же…
— Что же… Годится. Спасибо, Вдова… Венсан, так Венсан.
Витал брезгливо вспоминал себя, растерявшегося на прямой вопрос человека с порезанными щеками. Бывшего морехода. От собственного имени ему внезапно стало противно. Уж лучше бы он тогда погиб, а Венсан, сильный, смелый и умный Венсан, остался жив! И с тем большим ужасом на грани восторга он смотрел на себя теперешнего, стоящего у первого шага к тому, чтобы стать таким же грозным хищником вод, как и погибший друг. И уж поди тот бы не спасовал при виде того пирата, что они с Джу встретили на рынке.
— Я продолжу твое дело, Венсан. И не дам забыть твое имя. Теперь я — пират. Как и ты.
От прозвучавшего признания самому себе померещилось, будто кровь его вскипела и улетучилась горьким дымком, а вместо неё в сосудах налилась ледяная тяжёлая сталь.
Витал уже собирался уходить, когда что-то блеснуло между досками пола.
Как назло, фонарь вдруг качнулся и рухнул на пол, пыхнув. Спешно затоптав горящую лужицу, Витал остался в темноте. Выругавшись, он все же с идиотским упрямством начал искать на ощупь источник блеска, пока не почувствовал гладкий рельеф маленькой вещицы, и бездумно сжал находку в ладони.
Уже на палубе, щурясь на закатном солнце, он осмотрел содержимое кулака. И рассмеялся. В глазах так жгло, что выступили слёзы.
Маленькая жемчужная капля, подвешенная к изящным золотым завитком. Та самая серьга, которую в попытках штурмовать марс потеряла на «Крылатом Марлине» хмельная виконтесса. Его Селин.
Вспомнилось, как забавно она тогда пыталась с ним кокетничать. Он улыбнулся.
В груди разливалась горькая теплота.
Он строго-настрого запретил себе любые мысли о ней.
Но как, как он мог не вспоминать, когда о ней говорил весь мир его судна⁈ Да и весь мир за его пределами — тоже… Проклятый марс хранил отпечатки её ладоней, палуба знала стук её каблуков, стены кают-компании помнили её голос…
Они смотрели на одни и те же волны, и под их ногами дышало и двигалось огромное механическое солнце…
У него не было, нет и никогда не будет права впускать её в свою новую, страшную жизнь, какими бы благами она ни полнилась. Селин не должна касаться всей той грязи и того насилия, что отныне стали его реальностью.
Она достойна блистать в свете, в мире нормальной, счастливой, жизни. Селин того заслуживала. Она — консул, дипломат — та, что призвана нести мир и успокаивать конфликты. Он же отныне — по другую сторону закона и добра.
В голову тотчас же поползли предательские мысли. Как она сейчас? Вспоминает ли?..
Нет! Нет! Нет!
Он замахнулся изо всех сил, чтобы швырнуть в волны источник своей боли, заключённый в крохотный предмет. И вместе с ним утопить и собственную память.
Так будет гораздо проще…
Но только рука его опустилась, а кулак сжался и спрятал колкую серьгу в ладони.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ