Сделка (СИ) - Вилкс Энни

— Поняла?

Он погладил меня по ноге через юбку. «Прикосновение — только кожа к коже», — в тысячный раз напомнила я себе. Это работало все лучше и лучше.

— Поняла.

— Тебе все еще приятно это?

Рука его все-таки нырнула под ткань, но, проведя от лодыжки вверх, он остановился, сжимая и согревая мое колено.

Проклятие! Конечно, он не мог начать такой разговор иначе! Жар бросился мне в лицо, и я с вызовом ответила:

— Да. Только нога болит. Ты мне ее чуть не сломал, когда падал.

Дарис не обратил внимания на мою колкость:

— А так? — он провел губами по моей ладони, чуть прикусил вены на запястье. Внутри тут же отозвалась Идж, ненасытная, похотливая кошка, моя темная сторона.

— Да.

— Хорошо. Ты боишься?

— Да.

— Не могу сказать, что меня это радует, если тебе интересно, Илиана, — сладко пропел Дарис. — Значит, есть, что скрывать?

— У всех есть, что скрывать. Да, у меня тоже.

Я будто шла по тонкому, скользкому льду, под холодным покровом которого разверзалась пропасть.

— Верно, — хмыкнул Дарис, аккуратно водя пальцами по щиколотке, и я подумала, что если я отвечу неправильно, он сожмет и окончательно сломает ее. — Но вот что мне интересно для начала. То мое падение в пропасть — его подстроили вы с отцом?

Сквозь страх вспыхнуло ликование — как же он сформулировал вопрос! Как же замечательно было, что Дарис был так увлечен именно собой!

— Нет. Ни я, ни твой отец не ожидали, что это произойдет.

— Значит, это была случайность?

— Да, если ты не прыгнул специально.

Он неопределенно повел плечами, чуть отстраняясь. И ногу оставил в покое. Теперь просто сидел и смотрел на меня снизу вверх чуть потеплевшим взглядом.

— Хорошо. Ты никогда не поймешь, как я боялся твоего ответа. И этого я бы не простил вам обоим, Илиана. Хотя нет. Тебе я простил бы и не такое.

Отлично. Отлично. Я выдохнула воздух — быть может, слишком шумно.

— Если бы я хотела тебе смерти, оставила бы гореть.

Да, я соврала. Я хотела ему смерти — но ведь он приказал только отвечать правду? Нужно было пользоваться такими паузами… Где-то глубоко внутренний голос кричал: «ничего, ничего у тебя не выйдет!», но я старалась не слушать рев отчаяния.

Если цапля проглотила лягушку, у лягушки все еще есть два выхода…

— Ты сделала то, что должна была.

— Разве? Ты же знаешь, что я могла убежать одна? Что ты бы задохнулся, а я могла бы оправдаться перед твоим отцом тем, что ничего не могла сделать, не могла разбудить тебя, и так я бы избавилась от клятвы? — перехватила я инициативу. — Ты же понимаешь, что я хочу избавиться от клятвы, и значит, что я правда спасла тебя, причем в ущерб своим интересам.

Неожиданно его жесткий взгляд чуть дрогнул:

— Да. Спасибо. Я ценю это.

— Пожалуйста.

Дарис ненадолго замолчал. Он встал и подошел к окну, крутя в пальцах мерцающий ключ — и сразу же в комнате стало ощутимо холоднее. На меня мужчина не смотрел.

— Вы с отцом сказали мне, что был приказ, которого не было, чтобы заставить меня вернуть клятву?

— Да, — призналась я, но тут же добавила. — Но спроси меня о том, знала ли я тогда об этом обмане!

Я только успела запереживать, что подсказала ему, как нужно вести диалог, и он тут же сделал то, что я ему сказала:

— Знала ли ты о нем тогда?

— Когда говорила тебе, что ты приказал мне тебя не трогать, не знала. Я была уверена, что клятва убьет меня, если я нарушу этот приказ.

— Как такое возможно? — скептически поднял брови Дарис, поворачиваясь ко мне. Окно за ним было черным провалом на фоне полосатой стены, а сам он был похож на портрет пар-оольского вождя.

— Твой отец вложил мне ложное воспоминание в разум.

— Неплохо, — признал Дарис. — Я очень рад, что ты не замешана. Отец на многое способен. А я знал, чувствовал, что точно не стал бы отдавать такой идиотский приказ!

— Не стал бы, — смиренно согласилась я. Пока все шло неплохо. Дарису нравилось то, что он слышал, и, чтобы он еще больше расслабился, я сказала еще одну правду: — Я и не представляла, что твой отец может сделать что-то подобное.

Я, конечно, имела в виду, что до встречи с Келлфером и не представляла, на что способен сильный шепчущий, но Дарис понял мои слова именно так, как я задумала: что я, вслед за ним, считаю его отца пересекшим грань чудовищем. Сейчас улыбка Дариса была мне наградой.

— Теперь ты видишь, на что он способен, стремясь к достижению цели?

— Да, — смиренно склонила голову я.

— Считаешь, он так беспокоится обо мне?

— Я не знаю, — была вынуждена признать я, и Дарис впился в мое лицо глазами. — Точно беспокоится. Насколько, виднее тебе.

— В том и дело, что ему на меня плевать. Он терпеть не может мою мать, и меня вслед за ней. Знаешь, что он сказал мне перед нашим путешествием сюда? — И, не давая мне ответить, продолжил: — Что рассматривал возможность убить ее, когда она была беременна мной, но милостиво позволил нам жить. Милость с его стороны.

Мог ли быть теплый, нежный, заботливый Келлфер таким?! Мог рассуждать об убийстве матери своего ребенка?! Я сжала зубы, надеясь, что Дарис не заметил, как поменялось мое лицо. Мне и в голову бы не пришло, что Келлфер стал бы заводить детей с женщиной, которую не любил, да и желтая герцогиня вряд ли могла оказаться лишь проходным увлечением… Он любил ее, но решил избавиться, узнав, что она носит его дитя?!

— Этого не может быть, — тихо проговорила я. — Он бы не стал.

Дарис, кажется, заинтересовался. Он медленно, как хищный кот, подошел ко мне. Ятаган покачивался на его бедре, на металле играли отблески огня. Десятки свечей отразились в этом куске смерти, так небрежно придерживаемом его рукой, а я смотрела на это сияние, не в силах отвести взгляда. Мне было страшно думать, что я проговорилась, и еще страшнее думать о Келлфере. Я была почти уверена, что Дарис лжет, но…

— Думаешь, все было не так?

— Я не уверена, — мои собственные слова оцарапали меня.

— Ему никто не нужен, Илиана. И сын тоже. Никто. Понимаешь?

— Нет, — одними губами шепнула я, не в силах противостоять приказу.

Дарис удовлетворенно кивнул:

— Конечно. Ведь нормальным людям это дико.

Некоторое время он молчал, разглядывая меня. Мне некуда было спрятаться от его глаз, его рук, его дыхания. Дарис не торопился касаться меня, но все мое тело дрожало от напряжения, как натянутая струна.

Дарис отошел к тумбочке и налил вино в бокалы. Он протянул мне один — грубую пародию на изящные фужеры — и, стоило мне взять его нетвердой рукой, осушил свой в один большой глоток.

Казалось, какой-то яростный пыл в нем угас. Он устало опустился в похожее на парчовый гамак тканевое кресло напротив кровати. Как и раньше, когда он задавался каким-то вопросом, он медленно водил большим пальцем по своим губам. Глаза его были полуприкрыты.

Вообще-то сейчас он вел себя… нежнее. Наверно, то, что я спасла его, не прошло бесследно, и ему теперь щемило душу такой непривычной благодарностью. Я была почти уверена, что если продолжу отвечать в том же ключе, он не причинит мне вреда.

— Я очень устала, — решилась я попросить его. — Могу я вздремнуть?

Дарис кивнул, не открывая глаз. Не раздеваясь, но накрывшись пахнущим гибискусом покрывалом я свернулась на боку лицом к нему и прикрыла тяжелые веки, оставив между пышными ресницами моего иллюзорного облика небольшую щелочку. Я следила за ним, а Дарис будто бы позабыл о моем существовании.

Я предполагала, что он тяжело переживал предательство отца. Сейчас я как-то особенно отчетливо понимала, что это именно предательство, какими бы сладкими для меня ни были толкнувшие Келлфера на него причины, какими бы желанными ни были плоды. Мог ли Дарис вырасти таким именно потому, что отец хотел убить и не любил его? Сердце сжималось от мысли о том, что Келлфер мог оказаться… кем? Каким? Я не давала себе пойти в этой мысли дальше: Дарис ведь хотел, чтобы я разделила его болезненную ненависть к отцу. И все же не было похоже, чтобы он лгал.