Жена хозяина трущоб (СИ) - Семенова Лика

— Значит, будем общаться записками, как древние заговорщики.

Я даже нахмурилась:

— Как? Не думаю, что у меня будет возможность где-то оставить записку. Он не выпустит меня без охраны. Если… вообще выпустит…

— Он каждое воскресенье ходит в церковь. И тебя, разумеется, заставит. Просто скажи, что особо чтишь Черную Деву Марию, ту, в правом пределе, которая уцелела после взрыва. И каждый раз ходи ей поклониться. Это он точно позволит. И усерднее ноги целуй.

Я замерла:

— И?..

Джинни снова улыбнулась, на этот раз искренне:

— Под ее левой ногой есть щель. Туда хорошо заходит сложенная вчетверо бумажка. Я уже проверяла. Как склонишься ноги целовать — так мою вытащишь, а свою вложишь. И никто не заметит. И мы будем все знать друг о друге.

Я тоже улыбнулась, старалась, чтобы выглядело искренне. Но не слишком разделяла оптимизма Джинни. Я не могла угадать, как все сложится, и вполне допускала, что Марко может меня вообще не выпустить из дома. Даже в церковь. Но сейчас это меня не слишком волновало. Все это казалось таким далеким. В отличие от сегодняшней ночи. Я думала только об этом.

Я снова посмотрела на подругу:

— Это очень больно?

Она все поняла без пояснений. Растерянно пожала плечами:

— Когда как. У всех по-разному. Бывает, можно и вообще толком не заметить.

— Говорят, когда любишь, это не больно. А когда нет…

Джинни поцеловала меня в плечо:

— Зачем ты думаешь об этом? В любом случае, это всего несколько минут. Несколько минут можно пережить. А потом будет намного проще.

Я кивнула, но лишь для того, чтобы замять разговор. Джинни хорошая, преданная, добрая. Но она никогда не сможет понять мой страх. Она никогда не будет на моем месте.

Я вздохнула, выпрямилась:

— Пойдем. Они не отвяжутся.

Глава 5

В доме было полно народу. Меня швыряли из рук в руки. Я словно была легкой щепкой в бурном ручье. Лица, лица, лица, непрекращающийся гомон, смех. Все, кроме тетки, уже начали пить на радостях. Голоса становились громче, смех развязнее. Воздух пропитался парами алкоголя. Чтобы не сойти с ума, я все время высматривала в толпе Джинни, держалась взглядом за ее лицо, как утопающий за спасительную соломинку. Видела ее черные азиатские глаза, и становилось чуть легче. Я тоже хотела выпить вместе со всеми, хотя бы глоток ликера, но мне не позволили. Оказалось, Марко запретил. Он не хотел, чтобы я была пьяной. А мне захотелось кричать от отчаяния. Я мечтала напиться до беспамятства, чтобы пережить сегодняшнюю ночь.

Меня таскали, словно куклу. Для начала засунули в ванну, и чужие руки старательно терли мою кожу до красноты, будто хотели доскрести до костей. А мне впервые было плевать на собственную наготу. Я даже не задумалась об этом. Сидела, как замороженная, будто все это время силилась проснуться. Под хор тупых полупьяных советов Люсинда сушила мне волосы и укладывала в прическу. Простой пучок на затылке, несколько выпущенных волнистых прядей. Потом разложила косметику и что-то старательно мазала на моем лице, прикусив кончик языка. И мне снова было плевать.

Одевали меня тоже всей толпой. Тетки охали, громогласно выражали свой восторг и беспрестанно пили, с тонким хрустальным звоном чокаясь маленькими ликерными рюмочками. Если бы не Джинни, я бы не вынесла.

Наконец, Падма и Тина, теткины закадычные подружки, несмотря на очень смуглую кожу багровые от жары и выпивки, выкатили узкое высокое зеркало в железной раме, чтобы я могла посмотреть на себя. И все разом заткнулись, точно сговорились. Казалось, даже перестали дышать. Джинни всегда за глаза называла их всех суками. Сейчас мне хотелось это выкрикнуть. Суки! Каждая старалась к чему-нибудь приложить руку, чтобы не остаться в стороне, будто Марко это как-то узнает и оценит. Да каждая из них, включая тетку, с радостью легла бы перед ним и раздвинула ноги. Вот только все они ему не нужны… старые шлюхи!

В груди разрастался тугой ком, подступал к горлу. Я смотрела в зеркало невидящим взглядом, видя спасительную муть. Я не хотела видеть себя.

Тетка не выдержала:

— Ну? Софи? Скажи хоть что-нибудь. Люсинда так старалась! Сама себя превзошла!

Я молчала.

Собравшиеся затаили дыхание, все ждали. Было слышно, как где-то под потолком гудит большая муха. Наконец, кто-то открыл рот:

— Наша Софи не невеста, а сущий ангел во плоти. Такая красавица! Такая красавица!

— Просто прелесть!

— Самая красивая невеста Кампанилы! Такой здесь не видали! Высший сорт!

— Так какой мужчина берет! Такому грех на третий сорт смотреть! Любая бы рада, да не всем дозволено!

Я сцепила зубы, чтобы хоть как-то совладать с собой. Не поняла, какая именно сука так надрывалась. А, впрочем… Все они тут хороши — и крамолы не скажут, потому как у каждой пара мясистых ног и длинный язык. И посмей кто из них что поперек — вмиг будет доложено. Этими же товарками. А у Марко разговор короткий — церемониться не станет. Вот они и пляшут. И будут плясать до последнего.

Мне всучили в руки букет — бело-розовые цветы, плотно смотанные лентой. Тетка Марикита придирчиво оглядела меня в последний раз, демонстративно перекрестила и поцеловала в лоб:

— Господь с тобой, моя девочка. Пусть все пройдет ладно да гладко.

Она шумно выдохнула и опустила на мое лицо длинную тонкую вуаль. Будто запечатала… для адресата. «Ладно да гладко» — единственное, что ее по-настоящему интересовало. Сбыть с рук. Сбыть и, наконец, выдохнуть.

Меня вытолкали на порог, на запруженную людьми узкую улочку. Машина сюда не проходила, и мне предстояло до поворота идти пешком. Под радостные посвисты, улюлюканье и выкрики с пожеланиями счастья. К церкви все эти люди не попадут, но и тут каждый хотел отметиться. Тем более, кругом были люди Марко, которые меня сопровождали.

Тетка шагала впереди, размахивала руками, чтобы давали дорогу. При каждом резком жесте пирамида на ее макушке упруго колыхалась, а я мечтала, чтобы она отвалилась и грохнулась прямо в пыль, под ноги… Растоптать, придавить подошвой, как мерзкого жука! Глупо… Как же глупо… От небывалого нервного напряжения меня занимали несусветные глупости. Казалось, я смотрела на себя со стороны. Просто наблюдала. Но с каждой минутой приближался тот миг, когда все это уже не поможет. И под выкрики, желающие счастья новобрачной, я будто шла на казнь. Или на растерзание в клетку с хищниками. Понимая, что обратной дороги нет.

Но самое ужасное — я не могла даже сбежать в безумном отчаянном порыве. Вся Кампанила смотрела на меня. И вся Кампанила кинется за мной. Сотни, тысячи услужливых рук, которые вернут меня хозяину. Но я не понимала, что это говорило во мне: то ли здравый смысл, то ли отчаяние.

Я дошла до конца улицы, Джонатан открыл передо мной дверь новенького воздушного кабриолета, на который местные глазели с невыразимым восторгом — здесь такое видели редко. А, может, и никогда. И мне оставалось только занять место в салоне. Вместе с теткой и Джинни.

Глава 6

К счастью, кабриолет ехал очень медленно. Из-за желающих поглазеть на меня. Поэтому казалось, что впереди еще много времени, чтобы надышаться. Тетка Марикита все время скалилась и махала людям рукой, будто была какой-нибудь президентшей или артисткой Старого мира. Словно они все здесь только и собрались, чтобы любоваться на нее. Джинни сидела с другой стороны, и отчаянно, тайком, сжимала мою ладонь. Мои пальцы были ледяными, а ее рука казалась раскаленной.

Поначалу медленный ход кабриолета казался спасительным. Он неспешно полз в гору, к церкви, а потом это превратилось в настоящую пытку, будто тянули жилы, высасывали кровь. Теперь я хотела, чтобы все закончилось единым разом. Весь сегодняшний день.

Вся дорога, по которой я ехала, была украшена безвкусными гирляндами, аляпистыми бумажными цветами и флажками, натянутыми над улицей с крыши на крышу, блестящей мишурой. Порой меня встречали забористыми гитарными аккордами или фальшивой тягомотиной аккордеонов и скрипок. Люди кричали, смеялись, веселились. Несмотря на ранний час, многие уже были изрядно пьяны. На перекрестках и в проулках виднелись накрытые столы и ящики с выпивкой, щедро составленные друг на друга. Марко не поскупился на угощение. Конечно… свадьба хозяина Кампанилы и Черной скалы. Редкое событие.