Университет Штормов: рассказы, которых нет (СИ) - Шеверина Юлия

Тем более — пуговичку с гербом Министерства Магии — двурогий нарвал в кольце огня. Быстро бросила нарвала в валенок, вечером — измазала в саже, чтобы не нашли, не отобрали.

Через неделю в лагерь приехал генерал. Лощеный, сытый. Прошелся вдоль строя заключенных, выбрал себе с десяток молоденьких, ещё красивых.

— Эту тоже, — махнул на Зинаиду.

Вечером их помыли, дали нормальной еды и целую одежду.

— Ты первая, — сказала «иудушка» — начальница лагеря, — и повежливее с товарищем генералом.

Что будет за невежливость, Зинаида знала. В лагере экономили патроны и не любили копать ямы. Особенно — зимой. Бросят в лесу и забудут.

С печатью на всю спину она околеет к утру.

***

Генерал сидел за столом. Китель с искрящими звёздами валялся на узкой кровати. Зинаида уставилась на нее. Она уже и забыла, что такое — кровать.

— Заходи, — он встал, потянулся, — дверь прикрой.

Она послушалась, а когда повернулась, тот уже снял морок.

— Ты?!

Пётр Петрович Шереметев достал из кармана кусок тильзитского сыра.

— Твой любимый, едва достал.

— С ума сошел? Везде слежка, — по периметру лагеря стояли три ряда устройств, обнаруживающих магию. — Как ты... — Зинаида прислонилась к двери, готовая услышать сирену.

— Узнал, что это ты? — он улыбнулся, — попросил первой подать самую красивую.

Зинаида сжала веки, чтобы не заплакать.

Конечно, выбрал десяток баб. Решение, кого послать в генеральскую постель, принимала иудушка. Простая партия, которую бывший Министр Магии Российской Империи разыграл так легко. Теперь, спроси кто, их встреча выглядит естественно — совпадение.

— Как вернул магию?

— Оказал кой-кому услугу. Да, вижу по глазам, что думаешь. Он и сам считает, что я продался убийце. Ведь я — самый беспринципный Министр Магии за всю историю Российской Империи, — надменно выдал Пётр Петрович и достал фляжку, — княгиня, желаете вина?

— Ты — урод.

— Я — генерал и личный приближенный вождя народов.

Зинаида почувствовала кисловатый запах, повело. Она медленно сползла на пол. Улыбка Петра Петровича размазалась, вместе с его лицом и всей комнатой. Слезы все же выступили. Одна капля, особенно горячая, брызнула на щеку и поплыла вниз, спешно остывая. Не шею она стекла уже совершенно холодной. Зинаида зло размазала её. Беспринципный министр уже не улыбался.

— Он убил твоего сына, — напомнил он, — и расстрелял моего брата. А еще, — он продолжил, — треть русских колдунов и всех черных ведьм. Или, — он попробовал вино и протянул ей, — не всех? Сдается мне, одну забыли?

Зинаида понюхала горлышко — такое пойло в её имении постеснялись бы предложить и свинье. Отхлебнула.

— Что ты хочешь?

— Содрать с тебя кожу, — у него едва заметно дернулась мышца у правого глаза, ближе к уху. Потом улыбнулся и все пропало, — И с остальных, — добавил он, довольный эффектом, — а как думала, снимают печать?

Зинаида никак не думала. Всем было известно, что снять печать нельзя. Они без магии навсегда и за силу, данную им при рождении, будут расплачиваться до конца своих никчемных жизней. Так сказали охранники тем, кто выжил.

Спина у Зинаиды зазудела. То ли от беспокойства печати рядом с источником магии, то ли от воды и мыла.

— Давно ты... на службе? — спросила она.

— Давно. Думаешь, за что мне дали генерала?

— За лизоблюдство? — предположила Зинаида злым шепотком.

Выходило, что Пётр Петрович вырвался на волю и вернул себе силы уже лет десять как.

Её тряхнуло, будто дверь за спиной открылась. И не в лагерный коридор, а прямо в тихую северную ночь с хрустящим снегом и далеким воем волчьих вожаков.

— За храбрость! — тоскливо ответил генерал, - научился бегать, - он отхлебнул из изрядно опустевшей фляжки, — и патриотично кричать «Ура».

— Понравилось?

Зинаида так и не научилась отличать, шутит он или нет.

— Всепоглощающий восторг, — выдохнул маг, — только в том году узнал о тебе. Пустили в архив, и то неофициально, по знакомству.

Оброс знакомствами в тылу врага — в этом весь Пётр Петрович.

Она потянулась к свертку с сыром, развернула тряпку. Плотно прижала к лицу небольшой кусочек, завернутый в полупрозрачную бумагу. Этот запах!

Зинаида закрыла глаза, вспоминая зимние вечера в своем поместье. Как они собирались в гостиной, пили крепкий красный чай с горячими пирогами. Этот сыр всегда был на столе, выложенный горкой на белом фарфоровом блюде. Она тогда не обращала внимание на запах. Тогда она была слишком счастлива и ещё любила зиму.

Зима! Вспомнила и открыла глаза.

Пётр Петрович смотрел на нее, будто был собственной скульптурой, установленной в семейном склепе. Бледный, седеющий.

Она осторожно положила сыр на колени, веки генерала опустились вслед за ним.

— Это что? — Зинаида развернула край бумажки, показался грубо обрезанный сырный край, — Оно? Петр, как ты достал? Где?

Она раскручивала и раскручивала полупрозрачную бумагу, измочаленную на изгибах, покрытую жирными пятнышками.

Ровные колонки бледно-серых, будто выгоревших, закорючек ползли и ползли, скрываясь за изгибами настенного свитка, грубо сорванного с дощечек.

Зинаида добралась до конца, отложила кусок сыра в сторону и принялась разглаживать ногтем измятые края.

— Каждое достоинство потенциально таит в себе недостаток, — шептала она. Палец, которым она вела по ряду иероглифов, созданных древним каллиграфом, дрожал, проскальзывал. — В каждой сильной его стороне кроется слабое место.

Она дважды перечитала знакомый с детства текст. Китайский трактат «Искусство войны» существовал в нескольких вариантах. Множество копий было сделано спустя сотни лет после смерти автора. Только в её семье хранился первый, оригинальный, свиток.

В нем, в конце глав, можно было увидеть редкие, очень редкие заклятия, полезные для войны. Если знать нужные слова, конечно же. Без них на свитке был пространный текст на древнем китайском.

Зинаида нужные слова знала.

Она уняла дрожь. Свиток висел в их домашней библиотеке и с ней же сгорел, когда они все потеряли.

Пётр сел на пол напротив Зинаиды, отломил от сыра кусочек и положил в рот. Зажмурился, прожевал.

Рассказал, как нашел. Люди, разорившие княжеский дом, вывезли ценные вещи — украшения, дорогую посуду, даже латунные дверные ручки французской работы выдрали из дверей. Тарелки и чашки тонкого фарфора проложили бумагой, чтобы в пути не побились.

Когда бывший министр добрался до архива, а после — и до склада конфиската, на дне сундука с изъятым остался только мусор — пара грязных газет и смятый комок рисовой бумаги, уже украшенный жирными пятнами и пахнущий прогорклым салом. Хорошо, хоть мыши не пожрали!

— Я много лет искал слабые места вождя народов. Их оказалось, не поверишь, бездонный колодец. Гордость, тщеславие, любовь к роскоши, — перечислил маг.

— Вы нашли друг друга.

Пётр Петрович отхлебнул из фляжки, покривился и завел рассказ о нынешних столичных делах. Через пару месяцев в Москве ждали американского президента. Вождь народов сгрыз десяток мундштуков. Думал, чем удивить дорого гостя.

— Но, — бывший министр тяжко вздохнул, — его желания несколько разнятся с возможностями. Даже под страхом смерти люди не могут создать чудо, особенно, когда все спецы, — он поморщился, будто пожалел об этом новомодном словечке, которое вылетело у него само собой, — все специалисты по чудесам лежат в земле. Или умирают от голода. Он согласился, — Пётр Петрович опустил описание полусотни интриг, которые ему пришлось для этого провернуть, — заключить договор. Нам вернут Министерство Магии. Магов освободят. Со временем. Сможем жить здесь как раньше. Сможем уехать из страны, в отличие от людей, — Пётр посмотрел на ведьму и подвел итог, — за услугу вождь согласен на мир.

Пётр Петрович подождал, пока она будет готова услышать рассказ об этой жуткой услуге. Зинаида прижала свиток к груди, сжала губы в тонкую веревочку. Пётр Петрович решил, что уже можно.