Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

― Я принесу свои тонкие зубцы для гвоздя, ― говорит Бея, пока я, уткнувшись лицом в полотенце, стираю напряжение с кожи вокруг глаз, после чего слышу звук ее удаляющихся шагов, прежде чем она начинает копаться в чем-то.

Ее слова, наконец, рассеивают туман, окутавший мои мысли.

Зубцы?

Для чего им нужны тонкие зубцы…

О.

Я убираю полотенце от лица и снова ловлю на себе пристальный взгляд короля.

― Вы собираетесь достать гвоздь?

В этом есть смысл. Не хотелось бы, чтобы какие-нибудь птенцы подавились им насмерть, если завтра меня унесут на запад и выплюнут в гнезде молтенмау.

― На тебе железные наручники, ― бормочет он, его взгляд исследует каждую черточку моего лица, словно запоминая его форму, и снова останавливается на моих глазах. ― Гвоздь не нужен.

― Хорошо, да. Но я вся не нужна, помнишь? Куски кожи… палец Рекка Жароса… Не думаю, что ты понимаешь, как близок был к тому, чтобы тебя разрубили на куски, а потом сбросили со стены. Но спасибо, что вылечил меня перед смертью, хоть это и не имеет смысла.

Уголок его рта приподнимается.

― Разрубили на куски, говоришь?

Очевидно.

― Ты самый большой мужчина, которого я когда-либо видела. ― Я пожимаю плечами, с трудом подавляя желание поморщиться, потому что этот гвоздь чертовски болезненный. Теперь, когда моя кожа больше не разрезана на ленточки, это стало очевидным. ― Я никак не смогла бы дотащить тебя до края после того, как перерезала тебе горло.

― Но ты этого не сделала…

Я хмурюсь, недовольная тем, что он бросает мне в лицо мои неосторожные слова.

От него хорошо пахло.

Я облажалась.

Не стоит на этом зацикливаться.

― Зубцов здесь нет, ― говорит Бея, и слабая улыбка мгновенно покидает лицо короля, когда он встает.

― У меня есть несколько в седельной сумке, но мне понадобится время, чтобы добраться туда и обратно, ― сообщает он, направляясь к окну, закрытому круглым, старым, полусгнившим ставнем. ― Сколько у нас врем…

― Дай мне клинок. ― Я взмахиваю рукой в воздухе, звеня цепями. ― Я вырежу его.

Король резко замолкает, и они оба смотрят на меня так, будто я только что вежливо попросила его обнажить горло, чтобы я могла перерезать.

Я закатываю глаза.

― Я не причиню тебе вреда. Белый флаг, помнишь? Но и не верну его, так что не стоит давать мне тот, к которому ты особенно привязан.

Хуже потери хорошего клинка может быть только потеря всех хороших клинков, черт побери.

Кончики моих пальцев покалывает от желания вонзить их в горло Рекка Жароса и вырвать ему трахею голыми руками. Теперь, когда меня вылечили, беспомощность еще больше уязвляет. Если бы не эти чертовы цепи, я была бы более чем в состоянии отправиться охотиться на него.

― Я могу наложить мазь, ― предлагает Бея, обращаясь к королю, словно меня здесь и нет.

― Это глупая идея, ― ворчу я, возвращаясь к разговору. ― У меня гвоздь в плече.

Теперь, когда мы все говорим об этом, я все больше и больше злюсь, что умру с этой штукой внутри, и думаю, вполне справедливо, что я хочу найти утешение везде, где смогу, спасибо большое.

Я отодвигаюсь от спинки кресла и поворачиваюсь так, чтобы как следует разглядеть короля.

― У тебя, несомненно, есть клинок. Дай его мне, ― говорю я, протягивая руку. ― Любой клинок. Я не привередлива. Позволь мне немного покопаться в плече. Можешь закрыть глаза, если тебе неприятно.

Он прочищает горло, ни на секунду не отрывая взгляда от моей обнаженной груди, выставленной на всеобщее обозрение, а затем отворачивается и берется за деревянный ставень окна. Сдвинув его в сторону, он выглядывает наружу, бормоча под нос проклятия.

― В мази есть риндлерот?

Чтобы заглушить боль?

Интересно.

Он хочет облегчить мои страдания, когда я стою на пороге смерти. А я только что заказала клинок с зубьями, чтобы было легче его разделывать.

― Есть, ― отвечает Бея, роясь в большой кожаной сумке, которую она разложила на рабочем столе. Она достает банку, словно это какой-то трофей, и я хмуро смотрю на комковатую зеленую пасту внутри. ― И ферментированная рыбья икра.

Для дезинфекции. Но самое главное ― чтобы от тебя пахло так, будто на тебя насрали.

Нет, спасибо.

― Знаете что? ― говорю я, пытаясь натянуть тунику. ― К черту все это, я в порядке. Даже почти не болит. Пусть птенцы подавятся.

― Сделай это. ― Король возвращает ставень на место, перекрывая поток лишнего света. ― У нас нет времени вырезать гвоздь, ― говорит он, уставившись на меня взглядом, который пронзает насквозь и выходит с другой стороны. ― Аврора вот-вот взойдет.

Мое сердце начинает биться так быстро, что меня почти тошнит.

Черт…

Похоже, пришло время умирать.

***

Я бросаю косой взгляд на пустую камеру Врука, раскачиваясь из стороны в сторону и прижимаясь спиной к камню ― зуд местами пронизывает до костей, вызывая желание разорвать в клочья все труды Беи, лишь бы устранить эти неприятные ощущения.

Похоже, король-инкогнито выполнил свое обещание, пока меня не было. Надеюсь, Врук наслаждается своим клыком саберсайта, а не отдал его какомунибудь зверю, которому он раньше принадлежал.

Я не настолько глупа, чтобы полагать, что этот острый подарок, который я получила, не предполагает встречной услуги. Мало кто помогает другим в этом мире, не ожидая ничего взамен.

Не просто так меня заманили в эту комнату. Мне еще только предстоит выяснить, в чем заключается подвох.

Одернув тунику, я тянусь назад, чтобы потрогать липкую слизь, которую Бея запихнула в дыру, пробитую в моей лопатке, и хмурюсь от едкой вони.

Теперь я умру, пахнущая тухлой рыбьей икрой, слегка разбавленной травяным ароматом.

Чудесно.

По крайней мере, это, похоже, наконец-то утолило странное, почти навязчивое желание короля избавить меня от боли.

Я хмурюсь.

Возможно, это связано с тем, кого я ему напоминаю? Возможно, исцеление меня как-то успокоило его? Заставило его почувствовать себя лучше?

Наверное, так оно и есть.

Я вздыхаю с облегчением, радуясь, что разгадала загадку. Мне не хотелось оставлять этот вопрос без ответа перед моим скорым концом.

Капля воды падает мне на нос, напоминая о том, что я нахожусь в камере.

В ожидании смерти.

Что это мои последние минуты.

Черт.

Сканируя окружающее пространство, я вижу спящие фигуры других заключенных, завидуя их глубокому, размеренному дыханию…

Сейчас было бы неплохо поспать. Я могла бы оказаться где-то в другом месте.

Где угодно, только не здесь.

Но я не могу заставить себя погрузиться в небытие. Я слишком взвинчена, как будто в груди бушует гроза, разящая меня молнией каждый раз, когда я просто думаю о том, чтобы закрыть глаза. Насколько я понимаю, в любой момент за мной могут прийти стражники, готовые утащить меня навстречу моей огненной гибели.

У меня внутри все сжимается.

Я отгоняю эти мысли, но, как и в случае с Ней, они продолжают биться в меня. Прижимаются ко мне.

С Ней мне это нравилось.

Сейчас я это ненавижу.

Я набираю полную грудь воздуха и медленно выдыхаю, ковыряя кожу по бокам ногтя.

Не думай.

Не думай. Не думай.

Я закрываю глаза и притопываю ногой под тихую, успокаивающую мелодию, звучащую в глубине моего сознания, в такт каплям влаги, падающим с потолка.

Шлеп.

Шлеп.

Шлеп-шлеп.

Волоски на моих руках встают дыбом.

Я резко открываю глаза.

Сквозь решетку мой взгляд притягивает колебание искаженного воздуха ― не выше колена. Глаза прищуриваются, когда он отодвигается в сторону, открывая взору скорчившееся существо с диким спутанным мехом цвета снега, совпадающим с бровями и ресницами, но контрастирующим с гладкой бледно-розовой кожей на лице, шее, ногах и руках.