Дж. Уорд - Пробужденный любовник
«Ты ведь не словами дерешься, так ведь?» — Написал Джон.
— Ага, а твои мускулы действительно впечатляют.
«Как и твои», — хотел написать он в ответ.
— Почему у тебя человеческое имя? — Этот вопрос задал рыжий, сидевший за ним.
Джон написал: «Они вырастили меня» и развернул блокнот.
— Хм. Ну, а я Блэйлок. Джон… уау, странно.
Поддавшись неожиданному порыву, Джон задрал рукав и показал браслет, который сделал когда-то — тот, на котором были изображены символы, приснившиеся ему.
Блэйлок подался вперед. Его бледно-голубые глаза распахнулись.
— Его настоящее имя — Террор.
Шепот. Отовсюду послышался шепот.
Джон опустил рукав и снова откинулся на сиденье. Он пожалел о том, что только что сделал. Белобрысого звали Лэшем[46]. Какое удачное совпадение.
— Террор, — прошептал Блэйлок. — Очень старое имя. Имя война.
Джон нахмурился. Понимая, что лучше было бы убраться со сцены поскорее, он все же написал: «Разве твое не такое? И их имена?».
Блэйлок покачал головой.
— В наших жилах частично течет кровь воинов, именно поэтому мы допущены до этих тренировок, но никто не носит подобного имени. Из какого ты рода? Боже… Уж не от Братства ли ты происходишь?
Джон нахмурился. Ему никогда и в голову не приходило, что он может быть настолько тесно связан с Братством.
— Думаю, он слишком хорош, чтобы отвечать тебе, — сказал Лэш.
Джон пропустил это мимо ушей. Он понимал, что своим именем, связью с человеческим родом и неспособностью говорить будет постоянно натыкаться на оголенные провода социальных устоев и подрывать мины традиций. У него было такое ощущение, что это школа станет одним длинным тестом на выживание, так что ему стоило поберечь силы.
Поездка длилась еще минут пятнадцать, последние пять из которых включали в себя постоянные остановки, означавшие, что они проезжали через систему ворот спортивного комплекса Братства.
Когда автобус остановился, и перегородка съехала вниз, Джон надел рюкзак, закинул за спину свою сумку и первым вышел наружу. Подземная парковка ничуть не изменилась в прошлой ночи: никаких машин, только еще один автобус. Он отошел в сторону, наблюдая за белыми доги, мельтешившими вокруг. Ворчливые голоса напоминали ему хлопки голубиных крыльев.
Двери центра распахнулись, и группа, утихомирившись, замерла на месте.
Да, Фьюри мог произвести впечатление на толпу. Роскошных волос и большого тела, обтянутого кожей, было достаточно, чтобы остановить любого.
— Привет, Джон, — сказал он, поднимая руку. — Как дела?
Парни повернулись и уставились на него.
Он улыбнулся Фьюри. А потом занялся попытками затеряться в толпе.
* * *Бэлла наблюдала, как Зейдист мечется по комнате. Это напомнило ей о том, как она чувствовала себя прошлой ночью, когда отправилась искать его. Несчастной. Словно запертой в клетке. Действующей по принуждению.
Так какого черта она заставляет его пройти через это?
Она уже было открыла рот, что бы забрать назад свою просьбу, но Зейдист вдруг остановился около двери в ванную.
— Мне нужна минутка, — сказал он и захлопнул за собой дверь.
Растерянная, она села на кровать, ожидая его скорого возвращения. Услышав, как включился душ, она погрузилась в себя.
Она попыталась представить себе, как возвращается в семейный дом, проходит по знакомым комнатам, сидит на стульях и открывает двери, спит в своей детской кровати. Облегчения эти мысли не приносили. Ей казалось, что она станет призраком в месте, которое так давно и так хорошо знала.
А как она будет общаться с матерью и братом? А глимера[47]?
В среде аристократии она дискредитировала себя еще до похищения. Теперь ее точно станут сторониться. Побывать в плену у лессера… будучи запертой под землей… Аристократы не могли спокойно принимать подобные ужасы. В них будут винить ее. Проклятье, видимо, поэтому ее мать вела себя столь сдержано.
«Боже», — подумала Бэлла. На что теперь будет похожа ее жизнь?
Ужас проникал до самых костей, и единственным, что позволяло ей держаться на плаву, была мысль о том, что еще много дней она будет спать рядом с Зейдистом. Он, словно холод, вынуждал ее собрать себя из мелких осколков, словно жара, прекращал дрожь в каждой клеточке тела.
Он был убийцей, что обеспечивал ее безопасность.
Больше времени… Больше времени с ним. И тогда, может быть, она сможет встретиться с внешним миром.
Она нахмурилась, поняв, что он уже довольно много времени провел в ванной.
Ее взгляд скользнул к тюфяку в углу. Как он мог спать там день за днем? Пол был таким жестким, а под голову даже не было подушки. Как и никаких одеял, чтобы укрыться от холода.
Она посмотрела на череп, стоявший рядом с убогим ложем. Черная кожаная тесемка, зажатая между зубами, свидетельствовала о том, что это был любимый человек. Очевидно, он был женат, хотя она и не слышала подобных разговоров. Отправилась ли его шеллан в Забвение по естественным причинам или ее забрали у него? Поэтому он был так зол?
Бэлла посмотрела в направлении ванной. Что он там делает?
Она подошла и постучала. Не получив ответа, она медленно открыла дверь. Холодный порыв ветра вырвался наружу, и она отступила.
Обхватив себя руками, она снова вошла в леденящий воздух.
— Зейдист?
Через стеклянную душевую перегородку она увидела его сидящим под струей холодной воды. Он раскачивался взад-вперед, стонал, и тер запястья мочалкой.
— Зейдист! — Она подбежала к нему и подвинула перегородку. Нащупав кран, она закрыла воду. — Что ты делаешь?
Его безумный взгляд обратился к ней, он продолжал тереть и раскачиваться, тереть и раскачиваться. Кожа вокруг меток раба была совершенно красной, ободранной.
— Зейдист? — Она попыталась сохранить голос мягким и ровным. — Что ты делаешь?
— Я… я не могу очиститься. Я не хочу, чтобы и ты запачкалась. — Он поднял руку, кровь потекла по предплечью. — Видишь? Посмотри на грязь. Она повсюду. Она внутри меня.
Его голос встревожил ее даже больше чем то, что он сделал с собой: его слова несли жуткую, искаженную логику безумия.
Бэлла взяла полотенце, вошла в душевую кабину и нагнулась. Поймав его руки, она забрала у него мочалку.
Осторожно осушая покалеченную кожу, она сказала:
— Ты чистый.
— О, нет. Не чистый. — Его голос стал повышаться. — Я выпачкан. Я так грязен. Я грязный, грязный… — Забормотал он. Слова, слипаясь, разносились по ванной, отдаваясь от стен до тех пор, пока истерия не заполнила помещение целиком. — Ты не видишь грязь? Я везде ее вижу. Она покрывает меня. Она въедается в меня. Я чувствую ее на своей коже…
