Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга 2
Засим можно было с чистой совестью и затаенной тревогой отправляться на тренировку. Но прогуляться в одиночестве не получилось. Не успела я отойти от общежития и на сто шагов, как дорогу мне заступил Рысь. Вышел из боковой аллейки прямо под фонарь, наверное, чтобы я не испугалась, не узнав его в темноте, и остановился, глядя на меня, словно ждал, пока я сама брошусь к нему на шею.
Долго ждать я не заставила. Бросилась. Ткнулась носом в грудь оборотня и стояла так, стояла…
— Ты еще под охраной? — шепотом спросил друг, осторожно поцеловав меня в висок.
— Угу.
— Хорошо, — хмыкнул он. — Значит, где-то поблизости вертятся агенты, которые мне сейчас люто завидуют. Но давай не будем их слишком сильно дразнить. Правда, Элси, я в полном порядке. И… спасибо тебе.
— За что? — удивилась я. Отстранилась, чтобы взглянуть в смущенное лицо парня.
— За тебя. Я думал, ты и говорить со мной не захочешь. Испугаешься или подумаешь неизвестно что…
Очевидно, миндальничать со стажером Крейг не стал, и Рысь в курсе того, что какое-то время был на поводке у библиотекаря.
— Норвуд Эррол, за кого ты меня принимаешь? — высказала я с наигранной обидой. — К тому же, как ты напомнил, поблизости вертятся агенты, которые не подпустили бы тебя ко мне, если бы с тобой было что-то не то.
Правду сказать, я опасалась, что оборотень сам не захочет общаться со мной, как с первопричиной своих недавних страданий, и порадовалась, что опасения не оправдались. Думаю, не последнюю роль сыграло то, что Рысь довольно быстро оправился от ожогов. Проведи он на больничной койке несколько недель вместо пары дней, с болью и прелестями ежедневных перевязок, отношение к виновнице сего могло и поменяться, так что я пообещала себе все же поблагодарить при случае Грина, независимо от того, какими мотивами он руководствовался, взявшись ускорить Норвуду процесс выздоровления.
— Далеко собралась на ночь глядя? — строго поинтересовался друг и тут же подставил руку, демонстрируя готовность проводить, куда бы я ни направлялась.
— На боевой. Если мистер Вульф еще не ушел, может, разомнемся с часок. А если ушел… Погуляем? Или у тебя планы на вечер?
Рысь неопределенно пожал плечами. Планы, если и были, то не такие, что не подлежали бы пересмотру.
— Элси, прости, я не могу ничего с тобой обсуждать, — предупредил он. — Ни то, что было в библиотеке, ни сегодняшний случай. Это временная мера, не очень приятная, но необходимая, поверь. Меня вообще должны были отстранить, но инспектор наоборот… Он мне место предложил. Не просто стажировку, а работу. И учиться продолжу уже по направлению от полицейского управления, на следующей неделе должны документы сделать. Не нужно из-за стипендии переживать и жалование, небольшое, но будет. Учеба по свободному графику: главное экзамены вовремя сдавать, а практика — по месту службы. Это… Не представляешь, какая это удача для такого как я.
— Для какого? — улыбнулась я. — Для умного, смелого, находчивого, сильного, ловкого и чрезвычайно живучего? Это Крейгу с тобой повезло.
Была ли удача Норвуда следствием прозорливости инспектора, разглядевшего в парне будущего перспективного сотрудника, или божьим промыслом, но друг казался счастливым, и я не могла не радоваться вместе с ним: хоть что-то хорошее во всей этой истории. Говорить о расследовании мы не могли, потому по дороге к учебному корпусу боевиков обсуждали грядущие перемены в жизни оборотня. Рысь рассуждал о возможности через год-два перебраться из общежития на служебную квартиру, а я полусерьезно-полушутя (вдруг он потом Шанне сболтнет, а мне с ревнивыми девицами связываться недосуг) расписывала, как пойдет ему темно-синяя полицейская форма.
Здорово было идти не спеша по освещенным желтыми фонарями дорожкам и просто разговаривать. Почти как раньше. Даже захотелось свернуть, не дойдя до пункта назначения, и продолжить прогулку, потом сходить на ужин в столовую, забрать Мэг и Сибил, и Грайнвилля встретить для полного счастья, и пойти уже гулять всем вместе…
— Завтра увидимся, — пообещал Норвуд. — И послезавтра тоже. Я теперь тебя без присмотра не оставлю.
Я попыталась намекнуть, что мне и сегодня присмотр не помешает, но друг отшутился тем, что Стальной Волк защитит меня лучше чем горелый кот, и все же ушел, а я отправилась на поиски этого самого Стального Волка, который, как мне сказал дежурный по корпусу был «пока где-то здесь».
Нашелся Саймон не в тренировочном зале и не в одной из пустых аудиторий, где имел привычку засиживаться, проверяя контрольные. Нашелся он в самом неожиданном для себя месте — на кафедре. Мистер Вульф сидел за столом. Стол, как выяснилось позже, ему только утром выделили в этом, если можно так сказать, сердце факультета, чем официально признали за вчерашним аспирантом и позавчерашним студентом гордое звание преподавателя. Правда, со «вчера» прошло уже пять лет, не говоря уж о «позавчера», но у аксакалов от магических наук память хорошая, и Саймон мог еще пару десятилетий числиться у них желторотиком, посему не было ничего удивительного, что столу, к слову, маленькому, поцарапанному и засунутому в самый темный угол общей преподавательской комнаты, он несказанно обрадовался и с момента окончания занятий просидел тут, и с ним, со столом, за это время успел сродниться настолько, что я всерьез заподозрила, что тренировки у нас сегодня не получится.
Однако нельзя было не отметить наличия у судьбы некого компенсационного механизма. Место в полиции для Норвуда и стол для Саймона после случая с Джереми Адамсом смотрелись именно такой компенсацией, несоизмеримо маленькой, но после всего особенно приятной.
Впрочем, о столе я узнала не сразу. Начал Саймон, как полагается, с приветствия и ставшей уже ритуальной фразы «Я помню». Потом спросил, как дела, и я коротко рассказала ему последние новости, начиная с пожара в библиотеке, в котором пострадал Рысь, заканчивая сегодняшним происшествием в ректорской приемной. Официальные версии событий боевик уже слышал, узнав неофициальные, но правдивые, погрустнел и нахмурился. Что-то подобное он, по его словам, подозревал, но до последнего надеялся, что подозрения не подтвердятся. Помолчали, повздыхали. Ни я, ни он пустых разговоров не любили, а обмусоливать одно и то же смысла не было — только сильнее почувствовали бы себя беспомощными и бессильными перед меняющейся действительностью.
Саймон неуверенно предложил сознаться все же ректору и Крейгу в том, что и он «в деле». Рассказать о вырезанных на его груди именах — возможно, это и другим сохранило бы способность помнить. Но тут же сам сказал, что его память ни на что больше не влияет: из дневника, который он начал вести исчезают имена пропавших и целые страницы с записями событий. Я высказала теорию, что, быть может, в ту ночь, когда я вырезала на нем имена, нам удалось зафиксировать воспоминания не только благодаря моему странному дару, но и его искреннему желанию помнить. Спонтанно принятое решение, сильные эмоции, открытость и вера в успех — если верить учебникам, так, не разумом, а сердцем, в древности вершилось волшебство. Нет гарантий, что получится повторить это намеренно…
