Марина Ефиминюк - Бесстрашная
— Хоть на фонарный столб забирайся, — буркнула я, за плотной стеной из зрительских спин неспособная разглядеть даже эшафот и то, что на нем происходило.
Ян огляделся и вдруг спросил:
— Как ты относишься к высоте?
— Сдержанно.
Мне моментально вспомнилось, как всего несколько дней назад я стояла на тонкой гибкой доске, протянутой в заброшенной башне, и молила Святых Угодников сохранить мне жизнь.
— Трусишь?
— Ты даже не сказал, куда предлагаешь пойти, — отозвалась я, и Ян указал пальцем на здание мэрии. — Ты, верно, сбрендил, — отозвалась я.
— Трусиха, — хохотнул приятель, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не отставать от него ни на шаг, хотя ноги безбожно путались в длинной юбке.
Мы пробрались в здание мэрии через подвальное окно, а оттуда в темноте гулких коридоров, по длинным мраморным лестницам мы забрались на пыльный чердак и пришли к закрытой двери на крышу.
Ян подергал навесной замок с хитрым лючком.
— Превосходный план, — хмыкнула я, отодвигая растерявшегося приятеля в сторону. — Ты думал, что они специально держат открытыми двери, чтобы мы с комфортом поглазели на Жулиту?
С сердитым видом я вытащила из сумки жестяную коробочку с иголками, нитками и шпильками для волос, оставшимися с тех времен, когда у меня была длинная косица. Под изумленным взглядом Яна я принялась ковыряться в замочной скважине шпилькой, пытаясь усиками нащупать тонкую пружинку. Механизм щелкнул, и замочная петелька вышла из гнезда.
— Только посмей рассказать об этом отцу! — предупредила я.
На крыше гулял злой ветер, но забитая людьми площадь лежала точно на ладони и походила на темное неспокойное озеро. На озаренном ровными магическими факелами эшафоте крошечные актеры изображали сцену из пьесы, но их усиленные магическим кристаллом голоса перекрикивали даже людской гвалт. Когда появилась Жулита и над площадью разнесся ее по-детски сладкий фальцет, толпа взревела.
Чувствуя невыразимую легкость — шагни с крыши и взлетишь, я подняла голову к небу. Ветер раздул облака, и в чистой кляксе весело подмигивали звезды.
— Ката, — позвал меня Ян.
— Да?
— Когда сегодня днем я говорил, что готов пойти с тобой к молельщику, — я не шутил.
Опешив, я повернулась к приятелю. Оказалось, что он разглядывал меня внимательным немигающим взглядом. От ожиданий, прятавшихся в этом самом взгляде, становилось не по себе.
— Я бы хотел жить с тобой, как простой человек, — совершенно серьезно произнес Ян. — День за днем заботиться о тебе, в родительский день[13] приходить в аптекарскую лавку, есть твою похлебку из бобовой пасты. Вот так, тихо, незаметно, жить с тобой до самого конца, пока сможем…
Между нами повисло выжидательное молчание. Меня охватывало смятение, и все правильные слова выветрились из головы. Проклятье, он был моим единственным близким другом!
— Я благодарна, что ты выбрал меня, — тихо произнесла я и постучала себя по груди озябшей ладонью, — но вот здесь сейчас нет места.
— Ты влюблена в того мужчину? — упавшим голосом переспросил он.
Я кивнула.
— Но ведь ты не знаешь, что он за человек…
— Все это неважно, — покачала я головой. — Моя любовь — безответна и ничего не требует взамен. Он не виноват, что невольно заставил меня трепетать. Когда-нибудь мое сердце успокоится, в груди станет не так тесно, и в этот день, если ты все еще захочешь заботиться обо мне, я без колебаний пойду с тобой к молельщику, но не сейчас.
Некоторое время Ян пытливо вглядывался в мое лицо.
— Ясно. — Он отвернулся, оперся о парапет и с хмурым видом принялся смотреть на людской взволнованный океан, заливший площадь.
— Эй! — Я подтолкнула его локтем. — Ты что, обиделся?
— Нет, с чего мне обижаться? — отозвался он. — Впервые в жизни признался ниме, а она отшила меня за три секунды. Чувствую себя неудачником.
— Да брось, — заискивающе улыбнулась я. — У тебя просто слишком сильный соперник.
— А если бы ты выбирала между мной и Стоммой? — вдруг с ревнивой интонацией вопросил Ян.
— Конечно, я бы выбрала Кастана, — не задумываясь, ответила я.
— Чем он-то лучше? — возмутился приятель.
— У него денег больше. — Я сверкнула хулиганской улыбкой и принялась загибать пальцы, подсчитывая богатства судебного заступника: — Огромный особняк, слуги, конюшня с гнедыми, дорогие экипажи. Однозначно, я бы каталась как сыр в масле.
— Ты меркантильная, — буркнул Ян.
— Это называется трезвым взглядом на жизнь!
— Знаешь что?
— А?
— Не разговаривай со мной, — фыркнул приятель и вдруг направился к чердачной двери.
— Ты куда? — Я бросилась следом.
— Не хочу заболеть и умереть от чахотки, — проворчал он. — Я уже замерз, так что до «умереть» осталось только «заболеть». Ты обязана купить мне что-нибудь горячего!
— Это еще почему?
— Потому что из нас двоих отшили именно меня! И кто? Меркантильная газетчица, которая думает только о дорогих каретах!
IV
СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ
Я разложила лист мелованной бумаги, подстелила под руку промокашку, опустила в чернильницу перо и замерла в нерешительности, пытаясь в уме подобрать слова. Но в голову лезли сплошные глупости, ничего серьезного. И бестолковое сердце, бьющееся в грудной клетке с такой силой, будто хотело проломить ребра, никак не добавляло трезвости мышлению.
На кончике пера собралась крупная черная клякса.
— Проклятье…
Разгладив линейкой чистый лист, я стала писать неровным беглым почерком, с прыгающими острыми буквами, отражавшими мой характер, колючий, стремительный и непостоянный.
«У меня заказ к ночному посыльному, но я не знаю, как правильно его разместить или сколько денег мне понадобится. Даже не знаю, это письмо… Доберется ли оно к тебе?
Я Катарина Войнич, и мне надо с тобой увидеться. Если скажешь снова не смотреть, то я завяжу глаза. Если прикажешь молчать, то не издам ни звука. Все, чего я хочу, чтобы ты пришел. Этого уже было бы вполне достаточно. Так что считай, что это приглашение на свидание вечером третьего дня. Ты его примешь?»
Перечитав письмо несколько раз, я свернула его, приложила восковую печать и поднялась из-за стола, пока меня не покинула смелость. Выйдя со двора, я оглянулась через плечо, чтобы проверить, не следит ли за мной из окна аптекарской лавки отец, а потом звонко свистнула, призывая соседского мальчишку-посыльного.
Он вынырнул из-за забора и вперил в меня выжидательный взгляд темных, как черные черешни, глаз. Я подкинула ему медяк и постреленок ловко поймал монетку на лету. Попробовал на зуб — не сунула ли пустышку.
