Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж
– Что за двигатель под капотом у этой колымаги? – раздался глухой, произнесенный ровным голосом вопрос.
– Ты имеешь в виду «у твоего несостоявшегося приза»? «Ли802-КМ…»
– «КМ-2.1.3», – завершил он за нее и неприязненно хмыкнул.
– Точно!
Чейзер молча и недоверчиво смотрел на «Мираж».
– А ты не думал, что у кого-то на четырнадцатом такой есть, так ведь?
Не думал – это читалось по его лицу. И ошибся.
И поделом тебе – Мак, чертов, Аллертон! Надо уметь проигрывать, с достоинством признавать поражение, пожимать победителю руку.
– Я сделала тебя. Обошла. Обогнала!
– Да, обогнала, – мужчина напротив недобро усмехнулся. – Что ж, пей, веселись, танцуй. Ты ведь этого хотела? Доказать, что кто-то сможет обогнать непобедимого Чейзера? Давай, захлебывайся триумфом, скачи на моей могиле, плюй на нее.
– Я не этого хотела! – взревела Лайза.
– Да ну? А чего же еще? Признай уже честно, что уж там? Ты именно этого и хотела: унизить, оскорбить и дать всем понять, что ты – лучшая.
– Да я!.. – у нее вдруг кончились слова. Тогда, четыре месяца назад, ее победа праздновалась иначе – он восхищался и гордился ею, радовался за нее. А теперь смотрел с равнодушной презрительной ненавистью – мол, говно ты, а не человек.
От обиды Лайза вытащила из карманов руки, сжала и разжала кулаки, приоткрыла рот, но еще несколько секунд не могла заставить себя начать говорить.
– Ты что, правда думаешь, что я затеяла эту гонку лишь для того, чтобы тебя унизить?
Холодный и равнодушный взгляд ей в ответ.
– Что, правда думаешь, – она вдруг безрадостно усмехнулась, – что мне нет большей радости, нежели втоптать кого-то в грязь? Что я вызвала тебя на поединок, чтобы после попрыгать на могиле? Ты… так про меня думаешь?
Тишина. Капли дождя. От былого ликования не осталось и следа.
– Почему же нет? Три об меня ноги – сегодня можно.
Тихий голос; стекающие по равнодушному лицу капли.
Кольнуло сердце.
– Дурак ты! – вдруг произнесла она с горечью. Хотела что-то добавить, объяснить, доказать, но доказать что? Что она затеяла поединок вовсе не с целью публично унизить его, втоптать его честь в грязь, не для того, чтобы крикнуть сверху: «Я лучшая», – а совсем для другого! Для интереса! Его интереса к ней! Как к мастеру, хорошему водителю, талантливой девчонке, а не дешевой примитивной, не умеющей ничего, кроме как вешаться на мужчин, шлюхе.
– Ты… Ты… – слова больше не давались – дальше слогов дело не шло.
– Ах да, я же должен извиниться, – послышалось приторно-сладкое и сокрушенное. – Что ж…
– Да пошел ты, – хрипло прошептала Лайза. – Ничего ты мне больше не должен.
Мак застыл; его челюсти сжались.
Ублюдок. Идиот.
И она поняла, что ей больше нечего добавить.
Не нужны ей такие извинения. Вообще больше ничего не нужно, потому что ее Мак – тот Мак – был способен видеть дальше и мыслить шире. Он был способен выразить восхищение другим, не стеснялся протянуть руку и сказать: «Это было здорово!»
Сколько она смотрела на него будто со стороны – секунду, две, три? Кому нужна была эта победа, для чего?
– Дурак. И жаль, что так, – повторила она тихо; болело сердце.
Она провела рукой по волосам, убрала со лба налипшую мокрую челку и расстегнула куртку – всякий интерес к Маку пропал. Там пустое место, там никого нет, никого интересного.
В машине будет теплее без куртки – та промокла…
– Лайза…
На звук своего имени она не повернулась. Бросила сырую одежду на заднее сиденье, захлопнула дверцу. Села в машину, завела мотор.
– Лайза!..
Поздно.
Она выиграла честно. И никого не пыталась втоптать в грязь.
Мотор завелся не сразу – через парную прокрутку, – но завелся. «Мираж» тронулся с места. Ей нечего здесь делать. Здесь больше никого нет. Элли, может быть… А больше никого.
Через несколько секунд остались позади и команда, и размытая дождем финишная прямая, и плакат, который она так и не успела прочитать.
А еще через минуту по щекам потекло. Не слезы. Впитавшийся в душу дождь.
* * *Он не мог не признать – она задела его. Во всех смыслах.
Разбудила любопытство, когда вдруг появилась на тесной «семейной» вечеринке, куда не приглашали чужих (и лучше бы не приглашали впредь – он их предупреждал). Всколыхнула раздражение, когда начала смещать разговор исключительно на профессию – Эльконто не заметил повышенного интереса Лайзы к этому вопросу, Мак заметил. Удивила, когда по-умному и сдержанно, не агрессивно, но со вкусом показала клычки в ответ на его «шпильки». Вызвала недоумение, когда внезапно удалилась из комнаты – на что-то прореагировала крайне болезненно. На что?
Теперь черное авто плыло по дороге не спеша – всего сто пять километров в час, – юношеская забава по сравнению со скоростью, с которой «Фаэлон» закладывал виражи каких-то пятнадцать минут назад. Дождь заливал стекло; равномерно работали дворники. Отбивал одновременно тысячу ритмов на квадратный метр ливень.
Он почти не попрощался с друзьями, и это царапало. После ее ухода буркнул всем что-то невразумительное, никак не отреагировал на «кто же знал, что у нее такая тачка, – держись, друг!», сел в машину и отбыл.
Машина, не машина… Не в ней дело. А в том, кто сидел за рулем. Сидела.
Чертовка. Не баба – фурия! Даром что лицо капризно-ангельское, а глаза синие-синие – посмотришь, и полетишь в бездонное небо. Умная, расчетливая сучка. И всегда такая разная.
Как неуклюже, но уверенно, словно бульдозер на альпийских горках сада, она лгала про ворота – не смутилась, не покраснела, заранее знала, что соврет. Надеялась, что он поверит? А после… Всерьез полагала, что он купится на ее близость и нежное «нам стоит познакомиться поближе»?
Чейзер недолюбливал доступных. Даже красивых.
Даже в таких, мать его, облегающих платьях с вырезами над самой грудью и на неизмеримо высоких шпильках.
Эффектная внешность – такая сразила бы девяносто девять мужчин из ста, но он, увы, не принадлежал к ним. Он вообще не искал женщин для развлечений. Мак Аллертон ценил другое: тонкую душу, приправленную острым характером, – и только при наличии этих двух компонентов мог терпеть и свободолюбие, и своенравие, и даже дерзость.
Огненный характер у мисс Дайкин однозначно был. А вот тонкая душа?
И где Элли вообще взяла эту странную и почти неадекватную подругу? Почему он не встречал ее раньше?
Эта ночь вымотала и его, и машину. Можно было прибавить газа и добраться до дома в четыре раза быстрее, но «Фаэлон» почти спал на ходу, а Чейзер не стал его будить: машина – не груда металла, она по-своему живой организм, и ей тоже нужен отдых.