Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен
— Конечно, волнует! — Мой голос охрипший, надломленный. — Я слаба. Я едва не умерла сегодня, и… — я кладу ладонь ему на щеку, поворачивая его лицо к себе. — Посмотри на меня, Кай. Посмотри, ради чего ты решил потерять себя. В тронном зале я могла казаться сильной, но на самом деле я всегда буду самозванкой среди по-настоящему сильных.
Он качает головой, отводя взгляд. Теперь обе мои руки обнимают его лицо.
— Я волнуюсь за тебя, Малакай.
От звука его полного имени серые глаза закрываются полностью.
— Если я умру…
— Перестань.
— Если я умру, — повторяю твердо, — я хочу, чтобы ты нашел что-то другое, ради чего стоит терять себя. Я не позволю, чтобы моя неминуемая смерть стала и твоей тоже. — Я прижимаюсь лбом к его лбу, голос срывается. — Обещай мне это. Прошу.
— Пэй… — с надрывом в голосе произносит. — Я скорее отдам за тебя жизнь, чем найду что-то другое, ради чего стоит жить. — Его пальцы скользят в мои волосы, вдоль моего затылка. — Ты — моя неизбежность. В жизни и в смерти.
Слезы застилают мне глаза, одна из них скатывается по щеке, когда наши губы встречаются. Он нежно обнимает меня, поцелуй достаточно мягок, чтобы разрушить все мои барьеры. Я таю в его объятиях. Ничто не было таким сладким, как безмолвное обещание на его губах.
Ты моя неизбежность.
Поцелуй становится глубже, и с каждым прикосновением губ я умоляю.
Я люблю тебя
Я говорю ему об этом вздохом, который срывается с моих губ. Каждым медленным проявлением нежности при соприкосновении кожи. Каждым ударом сердца, которое принадлежит ему.
Я люблю тебя.
Он пахнет сосной, специями и долгими ночами под ивой.
Я люблю тебя.
Он на вкус — как тайна, которую хочется прокричать, слово, вертящееся на кончике языка, которое я никогда не смогу произнести. Так что я просто шепчу его имя, будто этого достаточно, чтобы назвать его своим. Как будто я не думаю о трех роковых словах, когда говорю это.
Я люблю тебя.
Эдрик
Руки Эдрика покрыты кровью.
Это не должно его волновать. В конце концов, он король. Сама история омыта кровью, и именно короли проливают ее. Он должен быть равнодушным, бесчувственным, каким воспитал его отец.
Но это не какая-то необходимая битва или никчемный Обычный. Это…
Голоса вокруг него приглушаются, сливаясь в один безумный поток слов.
Королева мертва.
Безжизненное тело Айрис лежит на кровати. Кровь окрашивает некогда белые простыни, обезображивая некогда теплую кожу.
Советники спорят, Целители суетятся, Фаталы торжественно стоят рядом с ним.
Эдрик ничего из этого не слышит. В ушах у него стоит постоянный звон, и он благодарен судьбе за это.
Его жена мертва. Жизнь была вытянута из ее тела всего лишь младенцем, и Целители ничего не смогли сделать, чтобы спасти ее. Теперь от женщины, которую любил Эдрик, не осталось ничего, кроме неподвижной оболочки.
Хотя это не совсем так.
У него на руках — новорожденная девочка.
Ее легкие наполнены пронзительными криками, вырывающимися из маленького рта. И снова король не возражает против такого отвлечения. Он закрывает затуманенные глаза, не в силах опустить их на свою дочь. Там лежит лишь напоминание о его безжизненной любви.
Этот ребенок унаследовал пронзительный взгляд своей матери, или, скорее, украл его. Эти глаза принадлежат Айрис, а не младенцу, который ее убил.
Когда звон в ушах Эдрика стихает, а пол грозит провалиться под ним, остается лишь один вопрос, который интересует короля. Он быстро передает ребенка в руки своего Глушителя.
— Сколько силы?
Эти три слова рождены жадностью, ненасытной жаждой могущества. Потому что для Эдрика нет ничего важнее силы — больше нет.
Глушитель запинается.
— Что такое, Дэмион? — выдыхает король.
Все взгляды устремлены на трех Фаталов под опекой Эдрика. Между бровями Дэмиона появляется сосредоточенная складка, после чего тот несколько раз тревожно моргает. Он открывает рот. Закрывает.
— Говори!
Приказ короля разносится по покоям, прорезая даже густой запах смерти. Гнев и скорбь в его голосе заставляют Глушителя прошептать то, что может стать его собственным смертным приговором. Короли не жалеют тех, кто приносит плохие вести.
— Она бессильная.
Глава двадцать первая
Пэйдин
Я вздрагиваю от покалывания в виске.
Не потому, что больно, когда рана затягивается под руками Целителя.
Нет, больше всего ранит то, как знакомо это ощущается.
Кожа сшивается, и это напоминает мне, как когда-то тоже самое делал мой отец. Его ловкие пальцы пробегались по каждой моей ссадине, по каждой ране, полученной во время долгих тренировок. После того как он исцелял меня, или я помогала ему исцелить кого-то другого — мы делили ириски, чтобы отпраздновать еще один прожитый день.
Пока он не покинул меня. А теперь я уже и не помню, какова эта сладость на вкус.
Я ерзаю на кровати, ощущая, как тело покалывает от каждого движения рук Целителя. Пытаясь отвлечься от привычного ощущения, я наблюдаю за полуденным светом, льющимся сквозь множество окон. Кай не покидал моих покоев до раннего утра и позволил мне проспать большую часть дня.
Он пытался убедить меня обратиться к Целителю вплоть до того момента, пока я увидела, как он выскользнул за дверь. Но я слишком устала, чтобы думать об этом до этого самого момента, когда, выбравшись из ванны, почувствовала сильную боль. И поскольку до бала оставалось всего несколько часов, я заставила себя терпеть боль от исцеления незнакомыми руками.
Элли суетится по комнате, готовясь к большой работе, которая ее ждет. Из-за того, что я так поздно проснулась, у нее осталось мало времени, чтобы привести в порядок мои влажные волосы и кожу. Я наблюдаю за ее быстрыми движениями, нервничая из-за того, что мы так и не поговорили с тех пор, как Кай так поздно появился в моих покоях.
— Все готово, мисс, — раздается рядом низкий мужской голос.
Я вздрагиваю.
— Да, спасибо, — выдавливаю я и быстро киваю. Он отвечает тем же жестом и покидает комнату, оставив после себя мое исцеленное тело.
С облегчением я поднимаюсь с постели, вытягивая затекшие конечности.
— Больше не чувствуется, что я едва не умерла вчера, — бодро замечаю я. — На самом деле, мне кажется, что я готова потанцевать.
— Кто-то сегодня в хорошем настроении, — улыбается Элли, похлопывая по стулу перед туалетным столиком, приглашая меня сесть.
Я опускаюсь и закрываю глаза, пока она начинает припудривать мне лицо.
— Я чувствую себя хорошо. Надеюсь.
— Я рада.
Что-то в ее голосе заставляет меня распахнуть глаза.
— И мое настроение совсем не связано с К… — Я делаю вдох. — С Силовиком.
— Угу, — мычит она сквозь сжатые в тонкую улыбку губы.
— Элли, между мной и… — я замолкаю, когда она качает головой.
— Пэйдин, мне не нужно знать о тебе и принце. Я просто… — она прикусывает губу. — Просто надеюсь, что ты будешь осторожна. Королевам прощают куда меньше, чем королям.
Ее слова становятся необходимым напоминанием. Я опускаю взгляд на кольцо, все еще надетое на палец моей правой руки — деталь, о которой Китт вряд ли забудет. Теплая вода в ванне тщательно очистила его от грязи, и теперь обещание поблескивает у меня на коленях.
Я глубоко вздыхаю и надеваю его на «правильный» палец.
Элли, похоже, не замечает этого, продолжая свою работу все с той же мягкой улыбкой.
— Но мне нравится видеть тебя такой оживленной. Это напоминает мне об Адине и ее парне из Лута.