Юлия Стрельникова - Сказки должны кончаться свадьбой
— Она же тебе нравилась.
Не удержалась я от укола. Пожалуй, общение с этим мальчишкой мне на пользу, Он как будто заново учит меня улыбаться.
— Она и сейчас мне нравится, — Ворчливо сказал Коррейн, — но в отличие от вас, леди Ирга, я не превращаю ее в божество.
— Я не…
Именно. Он очень точно подметил, я обожествляю мою кузину, хотя в последнее время чуть меньше.
— Ты прав.
Коррейн проводил меня до самой двери. Убедился, что я благополучно зашла внутрь, и отправился по своим делам.
А я утомленная событиями и разговорами дня забралась в кровать.
Ночь больше не проявляла своей милости ко мне, подарив свет еще одного чудесного миража. Нет, она как будто бы решилась провести меня по моим худшим воспоминаниям. Война, шипение раскаленного железа выжигающего клеймо у меня на бедре и много боли. Я научилась не кричать во сне, но это очень страшно, когда оживают кошмары.
Что должна делать благовоспитанная леди, когда проснувшись среди ночи, обнаруживает, что над ней склонился некий мужчина: закричать, поцеловать, указать дорогу в нужную спальню, принести свечу и выбрать из первых трех наиболее предпочтительный.
— Ты не спишь? — спросил Крел.
— Нет, я ждала.
— Одета?
— Да.
— Идем.
Дверь даже не скрипнула, когда мы покинули комнату.
Глава 3
Любое строение от убогой лачуги до королевского дворца, от недолговременного шалаша до многовековых развалин, с момента создания и до полного разрушения перенимает характер, душу, привычки своих обитателей. Подстраивается под них, приспосабливается дышать в одном ритме с хозяевами. Мы, называющие себя людьми, можем чувствовать это интуитивно, гордясь своей проницательностью, а звери и птицы, которые гораздо ближе нас стоят к своему Началу хорошо осознают данную истину. Не зря кошки привязываются к дому, а не к людям, выбирая место, которое соответствует им, а собаки, хотя и следуют за своими хозяевами беспрекословно, очень неохотно расстаются с собственными подстилками. Нося их за собой, они как бы выстраивают свое личное обиталище в любом жилище, в котором им доводится оказаться.
Серые, сохраняющие в себе Суть, не без причины назвали свой замок Домом. Это слово соответствовало ему как нельзя более правильно. Место, где ищут покоя неприкаянные сердца. Точка, с которой начинается новая родина. Я думаю, именно отсюда Серые начали обживать свой новый край, сюда же тянулись все нити из дальних окраин этой земли. И когда вдруг оказалось, что кто-то опустился до того, чтобы посягнуть на самых беззащитных обитателей этого места, детей, Непобедимые Воины или Серые, как звали их в Барии, готовы были положить все свои силы на то, чтобы найти предателя посмевшего переступить невидимую черту. Есть вещи, которые недозволенно делать никому, ни врагу, ни другу. Посягнуть на детей — все равно, что собственными руками вырыть могилу своему же будущему. Будущему целого народа. Кто мог решиться на такое? Какие причины двигали на это? Кто бы он ни был, но Лорд Гварин решительно настроился достать этого мерзавца даже из-под земли, поймать его.
Ночное пробуждение означало только одно — охота прошла успешно, и меня приглашают разделить с Охотниками честь и горечь от поимки того, кого больше нельзя называть человеком.
Поспешно обуваясь, и выскакивая вслед за Крелом за дверь, я вдруг поняла, что еще ни разу не ходила по ночному Дому. Так таинственно и … уютно. Этот замок пока еще слишком молод, чтобы накопить в себе призраков и мрачные тайны, и потому от его стен веет только мощью и надеждами. Днем даже безлюдные коридоры кажутся наполненными жизнью, а сейчас темнота окутывала замок сладкой дремотой, и мне казалось, что мы с Крелом идем сквозь сон наяву. Я бы не решилась нарушить такое очарование разговором, но судя по тому, как уверенно Крел вел меня, он отлично видел в темноте, хотя я с трудом различала даже собственные руки и уже дважды споткнулась, и потому вынужденно открыла рот, чтобы окончательно не потеряться или не разбудить всех грохотом от собственного падения.
— Крел?
— Да, — мягким смешком отозвалась темнота впереди.
— Вы с братом, то есть, я хочу сказать, ты вернулся с Тропы только потому, что он ждал тебя, почему я никогда не вижу вас вместе?
Темнота задумчиво шевельнулась.
— У меня нет никого более близкого и дорого, чем брат. Но он — Лорд, Охотник и главная мишень для колдунов, и потому боится, что если я окажусь слишком близко к нему, что если кто бы то ни было, окажется слишком близко к нему, то колдуны поймут это и попытаются причинить ему боль, задев меня или тех, кто стал ему дорог.
— Он оберегает тебя.
— В его глазах, я все еще маленький мальчик. Но мы пришли, — вдруг заявил Крел, схватив меня за руку, чем заставил остановиться. — Я и забыл, что ты не видишь в темноте.
Дверь распахнулась прямо перед моим носом, меньше чем в полушаге. После темноты коридора даже неяркий свет, льющийся из проема, заставил меня прищуриться. Если бы Крел не остановил меня, то одним синяком на моем лице стало бы больше. Что-то подсказывает мне, что вряд ли фиолетовый нос добавил бы красоты моему, и так не разбалованному привлекательностью, лицу.
— Ну же, — поторопил меня Серый, — проходи. Нас ждут.
Эти слова как будто подтолкнули меня перешагнуть порог. К тому же, что скрывать, мне было любопытно взглянуть на остальных участников ночной охоты, увидеть тех, кому Ледяной Лорд доверял безоговорочно, без купюр, условий или обещаний. Посмотреть на них — это почти что заглянуть Лорду в душу. Но еще больше я желала, до ледяной ярости жаждала, взглянуть на того, кто поступился долгом и честью, и посмел поднять руку на детей.
Участники ночного совещания, судя по словам Крела, были уже почти в полном сборе, хотя свободных мест оставалось еще достаточно. Никто не высказал удивления или недовольства при нашем появлении, только Лорд чуть склонил приветственно голову, словно давая разрешение присоединиться, и несколько пар глаз внимательно оглядели меня с ног до головы с разных сторон. Я постаралась как можно быстрее выскользнуть из этого перекрестья, и, скорее по привычке, чем по необходимости, заняла самое темное и тихое место, с интересом окидывая взглядом комнату и собравшихся.
В колеблющемся отблеске свечей окружающие меня люди казались особо суровыми, глубокие тени внезапно ложились на их лица, создавая скорбные складки, вычерчивая невидимые морщины, а потом внезапно исчезали, сменяясь язычками пламени, пляшущими в глазах. И от этого каждый из них становился неприступным и величественным, но при этом глубоко погруженным в себя.
