Лина Люче - Землянка для дракона
В его руках находились все инструменты для манипулирования, а ей никуда не деться от этого бесконечного унижения ещё месяца полтора, да и потом — не факт, что он не придумает что-нибудь новое, чтобы не отпускать. Что, если он поставил себе цель подчинить её? Что, если правда подумывает жениться? Но если она влюбится в него, то вечно будет куклой, которую будут водить на поводу её собственных мыслей и эмоций. А она никогда и ничего не сможет этому противопоставить.
В ответ на такое умозаключение в её душе поднялся протест такой силы, что она даже вскочила с кровати. Ею овладело холодное бешенство. Нет уж, Эльтесеин её не получит. Она не будет играть по его правилам, пусть будет выглядеть глупо. Пусть он живот надорвёт, хихикая вместе с Коэре над её потугами в плане противостояния. Ей надоело терпеливо учиться тому, чему всё равно никогда до конца не выучиться. Всё достало. Всё. Совсем.
Ариадна почти не поняла, как в её руке оказался коммуникатор, который она запустила через всю каюту в большой монитор для демонстрации обучающих и развлекательных видео. С первого раза разбить оба прибора не удалось — появилась лишь крошечная трещинка на мониторе. Тогда она упрямо подняла коммуникатор и снова бросила его в экран, повторяя до тех пор, пока он не покрылся сеточкой трещин.
Тогда Ариадна вооружилась большим прибором для укладки волос, напоминающим скалку, и разнесла им всю свою ванную комнату. Немного подумав, она разгромила и выдвижные скруглённые полки с цифровыми приборами: климат-контроль в каюте, часы, электронное расписание, музыкальный центр, прибор для ароматизации воздуха и злорадно рассмеялась, оглядев первые результаты своего труда. Пусть у Эльтесеина будет больше причин наказать её — интересно, как он выкрутится после этого?
Однажды её опекун, ещё на Горре, вздумал угрожать ей поркой в уводе, зная, что для землянок это диковато — и закончилось все тем, что сам же позорно испугался, когда Ариадна предложила ему сделать это. Если Эльтесеин пойдёт на попятную, она будет хохотать, как безумная, подумала она, продолжая громить свою каюту — ломать силиконовые занавески на иллюминаторе, колотить расчёсками по лампочкам. Если же он сделает это — тоже проиграет, ведь они оба будут знать, что он такого не планировал. Что это она его вынудила, потому что не боится его. И его нелепых угроз. И его арестов всех и каждого…
Поняв, что опять начинает злиться, а сил уже почти нет, она упала на разгромленную кровать — всё постельное бельё и подушки давно валялись на полу, распотрошённые. Под ней мягко пружинил матрас, и это успокаивающее покачивание очень расслабляло. Ариадна улыбалась, довольная, хоть и понимала, что поступила как маленький ребёнок. Но почему-то в ту минуту она гордилась собой так, как никогда прежде… по крайней мере, за ту короткую горианскую жизнь, что хранилась в её памяти.
Закрыв глаза, она вдруг почувствовала, как неудержимо клонит в сон, и решила не сопротивляться.
* * *Проснувшись в своей постели, открыв глаза и увидев всю обстановку целехонькой, Ариадна решила, что повредилась в рассудке. Она отчетливо помнила, как разгромила всю комнату, изорвала подушки и разбила монитор. Резко усевшись в постели, она вытаращила полусонные глаза, лихорадочно переводя взгляд с одного предмета обстановки на другой — всё было цело, все лежало, стояло, висело на своих местах. Но как?
— Ты была в уводе, маленькая. Я ещё немного полечил, — негромко ответил Эльтесеин на её невысказанный вопрос.
Вздрогнув всем телом, Ариадна обернулась, чтобы найти его стоявшим возле иллюминатора, в котором отражалась лишь чернота. Увод? Значит, всё это время она громила каюту только в своей голове, а он спокойно наблюдал за этим разрушительным полетом фантазии, копаясь в её психике? Маленькая. Это типичное горианское обращение к женщине могло содержать столько скрытых смыслов — от нежности до самого что ни на есть уничижительного подтекста. Что именно он имел в виду, когда говорил ей: «маленькая»?
— Мы взлетели? — хриплым голосом спросила она, тупо уставившись в иллюминатор. Её мозгу требовалось переключение.
— Да, часа два назад.
В это невозможно было поверить, но Величайший беседовал с ней с открытыми эмоциями, демонстрируя спокойствие и даже нечто и правда похожее на нежность… впрочем, она всё ещё плохо в этом разбиралась. Ясно было только, что он не сердится за то, что она пыталась разрушить каюту.
— Ты никуда не уходил? — смущенно спросила она. Ей хотелось бы разозлиться на него за то, как легко он обвёл её вокруг пальца, но почему-то не получилось.
— Нет, не уходил.
— Что ты сделал со мной?
— Лечил. По тому, как ты кричала на меня, я понял, что тебе это очень нужно.
— Это ирония?
— Немного.
— На тебя никто не повышает голос, да?
Ариадна смущённо опустила глаза — она не гордилась тем, как легко выходила из себя. Просто не могла с этим справиться.
— Никто этого не делает, если планирует жить долго и счастливо, — подтвердил Эльтесеин, и в его голосе ей снова послышалось нечто вроде веселья.
— Ты обещал наказать меня, — осторожно заметила она, прощупывая реакцию.
— Да. Ты всё правильно поняла, это была провокация. Впрочем, если хочешь…
— Не смей.
— Ты не можешь говорить мне: «не смей».
— О, боже.
— Веришь в Бога?
Ариадна резко вскинула глаза. Снова ирония? Но Эльтесеин серьёзно смотрел на неё, и насмешки не чувствовалось.
— Не знаю, — смешалась она, пожав плечами. — А ты?
— Я верю в высшие силы. Я с ними даже знаком. Но я считаю невежливым упоминать о них в беседе…
— C низшими? Мне кажется, мы уже выяснили, что я диковата. Так что невежливость у меня в крови, — вспылила Ариадна, решив, что ей делают замечание. Но Эльтесеин лишь послал ей телепатическую улыбку:
— Ты диковата, это правда.
— Знаешь, что?..
— Тебе легче? — перебил он.
Ариадна осеклась. С ним невозможно было поругаться сейчас, даже нарочно — настолько он выглядел спокойным. И она прекратила нелепые попытки.
— Да, по правде говоря, намного, — призналась она, прислушавшись к эмоциям.
— Хорошо. Поцелуешь меня?
— Что?
Шокированная вопросом, она резко подняла глаза, которые приняли столь круглую форму, что вызвали у него телепатический смех.
— Я твой жених, — заметил он, приближаясь к ней двумя шагами. — Это значит, что мы можем целоваться, если захотим. И мы оба знаем, что ты хочешь.
— О, как я тебя ненавижу, — выпалила она, в мгновение ока вскипая так, что даже в голове зазвенело.
— Ты забавная.
