Марина Ефиминюк - Бесстрашная
— Хотела бы я узнать, что за любопытная вещь исчезла у высокородного сунима, если он лично пришел в занюханную аптекарскую лавку, к газетчице, обвиненной в клевете? Может, она доказывает, что королевский посол — убийца невинных женщин?
В ледяных глазах Конопки мелькнуло нечто похожее на восхищение.
— Невинных женщин, говоришь? — фыркнул он.
— Или юношей-хористов… — многозначительно добавила я, и в лице вельможи появилась звериная злоба. Он резко выбросил руку, затянутую в черную кожаную перчатку, до боли сжал мне лицо и процедил, чеканя каждое слово:
— Где? Моя? Шкатулка?
— Отпусти меня, ублюдок! — Ледяными влажными пальцами я вцепилась в его костлявое запястье, попыталась оттолкнуть, но едва не потеряла равновесие. Убийца схватил меня за грудки, рванул к себе и прошипел в лицо:
— Сдохни…
И лавку залил ослепительно-яркий свет, будто кто-то открыл дверь в солнечную дорогу, ведущую на небеса.
В лицо ударил порыв злого ветра, рванул волосы, пузырем надул на спине рубаху и привел меня в чувство. Перед распахнутыми глазами растекалось бескрайнее сереющее небо с полоской нарождавшейся ночи на горизонте. Ошеломленная, я опустила голову. Внизу разверзлась пропасть. На дне, залитом сизой тьмой, щерились каменные клыки. Дыхание перехватило. Инстинктивно я отпрянула от края и вдруг ощутила за спиной абсолютную пустоту. Руки инстинктивно вцепились в оконные откосы, крошившиеся под пальцами. Замерев, я попыталась собраться, но высота вызывала животный ужас.
Я все поняла. Прыгая с Горбатого моста, самоубийцы уже фактически представляли собой мертвецов. Ничего не видели, не понимали и не осознавали, что творят. Их жизнь заканчивалась ослепительной вспышкой, а вовсе не ледяными водами Вислы.
Медленно, цепляясь за кладку, я повернулась и при виде узкой, шириной в пару женских ступней, доски, перекинутой от полуразрушенной каменной лестницы к окну, оцепенела. Каким-то невиданным образом из отцовской лавки меня перенесло в высокую полуразрушенную башню, похожую на глубокий колодец.
Путь к спасению был один, и он же мог оказаться дорогой на тот свет. Собрав волю в кулак, я расставила руки и осторожно поставила ногу на шаткий мостик. Доска оказалась прочнее, чем мне показалось вначале. Приставить вторую ногу было гораздо сложнее, чем вступить на доску. Шажок за шажком, стараясь не смотреть вниз, я медленно двигалась к другому концу перекладины.
Далеко внизу раздался грохот. Я опустила взгляд всего на секунду, мельком глянула в глубину кладезя и стала терять равновесие. В панике замахав руками, я пыталась найти точку опоры, но все равно сорвалась вниз. Инстинктивно схватившись за доску, я повисла над пропастью. С каждой секундой собственное тело казалось мне тяжелее, словно стремительно наполнялось свинцом. Жилы на руках горели, по спине катился пот. Сжав зубы, я попыталась подтянуться и забросить ногу на прогибавшуюся перекладину, но бессмысленная возня лишь отняла силы…
— Держись! — услышала я через звон в ушах и, плохо соображая, увидела на поеденных временем, мшистых ступенях мужчину с маской на лице.
Он осторожно оседлал доску, чуть продвинулся вперед. Перекладина протестующе затрещала, и мой спаситель на мгновение замер.
— Не надо… — просипела я, осознавая, что мы можем упасть вдвоем. — Я смогу…
— Тш-ш-ш, — донеслось в ответ.
Ночной посыльный мягко придвинулся, ловко схватил меня за рубаху, подтянул. Потом вцепился в пояс на штанах, и вот я, ни жива ни мертва, лежала животом на доске.
— Медленно двигайся ко мне. — Он смотрел мне в глаза, говорил тихо, с уговаривающей интонацией. Ничего не соображая, я слушала успокаивающий голос, следовала приказам и поверила, что спаслась, лишь спустившись по щербатой лестнице на земную твердь.
Нижняя площадка башни была завалена рухлядью и мусором, с одной стороны стену скрывали полусгнившие строительные леса. Оказалось, что в беспамятстве я умудрилась добраться до разрушенного замка «Крыло ворона», стоявшего на обрыве за городской стеной.
Несколько лет назад столичный меценат попытался его восстановить, нагнал чернорабочих, но потом с верхотуры сорвался каменщик, и газетные листы подняли настоящую истерику. Городского благодетеля заклеймили вечным позором, работы спешно свернули, а в народе укоренилось мнение, будто развалины прокляты, раз в них погибают люди.
Через ветхую дверь, державшуюся на одной ржавой петле, мы выбрались из башни. Цитадель стояла на холме, откуда, точно в насмешку, открывался потрясающий вид на Гнездич, окутанный вечерними сумерками.
— Оставайся здесь, — резковато произнес мой спаситель. — За тобой сейчас приедут.
В тот момент, когда он повернулся ко мне спиной, я выпалила:
— Что это было?!
Ночной посыльный резко замер, словно его ударили. Я буравила его фигуру злым взглядом. Он прятался за черным цветом, на лице — маска, на руках — кожаные перчатки. Мысль, что из-за моего безрассудства мог лишиться жизни еще один человек, вызывала жгучую ненависть.
— Я не знаю, как выразить благодарность за спасение, но… Ты же сам мог погибнуть! — Сама того не осознавая, я истерично заорала: — Я знаю, что тебе заплатили, но рисковать своей жизнью из-за денег? Ты в своем уме?!
От молчания звенело в ушах. Ночной посыльный не ответил.
Прошла секунда, вторая. Вдруг он развернулся и, снимая на ходу кожаные перчатки, стал решительно приближаться ко мне, двигался он с хищной грацией. Невольно я попятилась и охнула, когда горячая ладонь мягко легла мне на глаза.
Секундой позже мои приоткрытые губы опалил поцелуй. Он целовал меня медленно, с неожиданной нежностью. Обвел языком контур рта, чуть прикусил зубами нижнюю губу. Я вцепилась руками в его куртку, не желала отпускать, лишь продлить мгновения ласки, но он отстранился.
— Спасибо, что спас меня, — пробормотала я, но в ответ прозвучало молчание.
Теплая ладонь исчезла. И он ушел, но я продолжала стоять, безвольно уронив руки, не в силах открыть глаз. Кажется, он хотел, чтобы мне, наконец, открылось его настоящее лицо…
Тишину нарушил испуганный крик, с трудом пробившийся через звон в ушах:
— Зои! Святые Угодники, Зои!
Кто-то затряс меня за плечи. Я заставила себя разлепить веки. Передо мной стоял взлохмаченный, запыхавшийся от бега Кастан Стомма. Видимо, исчезновение беспокойной клиентки настолько напугало непробиваемого судебного заступника, что он даже забыл мое имя.
— Что с тобой случилось? — Он сжал мои плечи, заглянул в лицо, и неожиданно меня затрясло от пережитого потрясения.