Ярослава Лазарева - Поцелуй ночи
— Ах да, — кивнул он. — Но как все это странно! Он читал о гибели Сатаны и о крови Христа, о его искупительной жертве. А ведь такие тексты должны зачитывать скорее настоящие ангелы, никак не вампирские. Не находишь, Лада? — с тоской спросил он. — Я должен обо всем подумать!
— Вот-вот, — согласилась я. — Подумай хорошенько. Завтра назад пути уже не будет. А то, что флайк цитирует Евангелие, не кажется мне таким уж странным. Мы же ничего не знаем об истинном устройстве Вселенной.
— Это так, — сказал Ганс и встал.
— Пойдем? — уточнила я. — Точно хочешь в клуб?
Он взглянул на меня и нахмурился. Я видела, что Ганс о чем-то мучительно размышляет. Но вот он поднял подбородок, его лицо приняло решительное выражение.
— Почему мы должны отказываться от концерта? — совсем другим тоном спросил он. — Пусть все идет своим чередом!
Он подхватил меня под руку, и мы бодро зашагали по улице.
Возле клуба я увидела компанию парней и девушек. Они о чем-то оживленно разговаривали и периодически громко смеялись. Ганс тут же выпрямил спину и зачем-то обнял меня одной рукой за талию. Приблизившись, он громко поздоровался. Ребята развернулись к нам и замолчали. Я, почувствовав на себе любопытные взгляды, смутилась. Но потом тряхнула волосами и всем улыбнулась. Ребята восхищенно присвистнули и тут же выразили Гансу шумное одобрение. Он представил меня как русскую подружку по переписке, на ходу придумав, будто познакомился со мной по Интернету. С грехом пополам, перемежая английскую речь немецкими словами, я начала общаться. Вопросы мне задавали стандартные из разряда: «Как дела?», «Как там в России?», «Как тебе Гослар и вообще Саксония?». Ганс стоял рядом, помалкивал и смотрел на всех с нескрываемым превосходством.
Скоро мы пошли в клуб. И почти сразу на сцену вышла команда «Негатив-лайт». Это были обычные на вид рокеры, с длинными «хаера-ми», с тату на всех видимых частях тела, в черных кожаных прикидах со множеством металлических аксессуаров. Вступление к первой песне порадовало меня тяжелыми басами и тягучей мелодией. По крайней мере, это было в любимом мной стиле doom. Текст был на русском, что меня чрезвычайно удивило. Но слушатели не обратили на это внимания, подбадривая музыкантов громкими выкриками и поднятыми вверх руками.
И потянулся я к любимой, но со мной
Лежал раздувшийся бурдюк, в котором гной;
Я в ужасе закрыл глаза и содрогнулся,
Когда же я потом в отчаянье очнулся,
Увидел я: исчез могучий манекен,
Который кровь мою тайком сосал из вен;
Полураспавшийся скелет со мною рядом,
Как флюгер, скрежетал, пренебрегая взглядом,
Как вывеска в ночи, которая скрипит
На ржавой жердочке, а мир во мраке спит,[7] —
услышала я и содрогнулась.
Стихи произвели на меня отталкивающее впечатление, мне стало противно до тошноты. И в то же время отчего-то страшно. Я посмотрела на возбужденно орущего Ганса и решила, что еще раз попытаюсь его отговорить.
Из клуба мы вышли около десяти вечера. Я настояла, что пора бы и по домам. Ганс был чрезвычайно деятелен, взвинчен и никак не хотел расставаться с друзьями. Я понимала, что эта ночь для него последняя в облике человека, и решила, что прекрасно доберусь на такси, но Ганс упорно рвался меня проводить.
— Хорошо, — согласилась я, — доведи меня до гостиницы, а потом возвращайся в клуб.
Я попрощалась с ребятами, сделала вид, что не слышу весьма двусмысленных шуточек и напутствий, которые они кричали нам вслед, взяла его под руку, и мы направились в сторону гостиницы. На улицах, к моему удивлению, оказалось немало народа. Как пояснил Ганс, это были в основном туристы, а добропорядочные госларцы рано укладывались спать. Мы шли медленно, Ганса слегка пошатывало. Заметив лавочку под густыми кустами, он пробормотал, что ему неплохо бы немного передохнуть.
— Зачем ты так напился? — укоризненно заметила я, усаживая его и устраиваясь рядом.
— Это все коктейли, — ответил он и ухмыльнулся. — Хорошо, что Рената меня не видит. Господи боже мой! А ведь больше пить я не буду, да и есть тоже! — добавил он и перестал улыбаться.
— Может, не стоит? — сказала я, заглядывая ему в глаза. — Рената поймет. Все равно она здесь долго не пробудет, уедет в Москву или еще куда-нибудь, постепенно ты ее забудешь.
— Что ты такое говоришь?! — возмутился Ганс и выпрямился.
Его глаза заблестели, он даже кулаки сжал.
— Дело я говорю, — упрямо произнесла я. — Мой любимый уже столько лет хочет стать человеком! Наверное, не так уж сладко жить вечно! Пойми, что ты сейчас на светлой стороне, на стороне добра, а завтра перейдешь на темную.
— Ах, Лада, все так условно! — отмахнулся он. — Добро, зло! Кто точно знает, где кончается одно и начинается другое?
Ганс произнес это так серьезно, что мне показалось, он начал трезветь.
— Но есть общепринятые нормы морали, — возразила я.
— Странно, что Лол цитировал о гибели Сатаны, — пробормотал Ганс. — Вот это мне странно!
— Почему? — удивилась я.
— С детства у нас в семье ежедневно читают вслух Библию, и я ее назубок выучил. Но я всегда думал, что добро не может существовать без зла, иначе как тогда определить, где оно. Ты представляешь мир, где напрочь отсутствует зло? Тогда движение остановится, а без движения нет жизни.
Я с изумлением на него смотрела. Столь серьезные рассуждения, и тем более в состоянии опьянения, меня удивили. Видимо, Ганс давно мучился этими вопросами, а алкоголь настолько его расслабил, что он решил поделиться своими мыслями.
— Чтобы найти ответы на подобные вопросы, — заметила я после паузы, — совсем не обязательно переходить на сторону зла.
— Дело не в этом, — ответил Ганс. — Я люблю Ренату и потому хочу стать таким же, как она.
— А мне кажется, что ты хочешь заодно избавиться раз и навсегда от своих комплексов.
— Возможно, — пробормотал он.
Я не выдержала, вскочила и начала в волнении ходить вдоль скамьи. Ганс следил за мной взглядом.
— Ты сам не понимаешь, на что идешь! — говорила я. — Не делай этого! Люби Ренату в образе человека! Вампиры в основной своей массе отвратительные, бессердечные, кровожадные монстры, раздираемые изнутри противоречиями намного страшнее твоих детских комплексов. Что ты об этом знаешь?!
Ганс вскочил. Я остановилась, глядя прямо ему в глаза.
— Я принял решение, Лада, — твердо заявил он. — И оно не изменится. Так что не трать попусту слова.
— Ясно.
Мы без приключений добрались до моей гостиницы. Ганс поблагодарил меня за чудесный вечер и галантно поцеловал руку.
