Константин Аврилов - Я, ангел
– И мне, – поддакнул 898-й. – Моя как раз проснулась. Пойду, подежурю на мессе.
Негодяи исчезли. Тиль почувствовал себя ребенком, которому забыли положить подарок под елку. Надо бы заплакать, но нечем.
– Как делишки, старик?
Старый друг выглядел уставшим, камуфляжная куртка болталась мешком, словно накачанное тело осело.
– Витька, гад, ты где пропадал?! Ты мне так был нужен!
– Позови ангела по имени, он явится. Вот так, старик.
– И как же звать тебя?
– Ибли, старик. Ибли.
Было в этом имени что-то красивое и сильное, как взгляд кобры. Такую кличку Витька никогда бы не придумал сам. Тиль попробовал на язык новое имя старого друга: был в нем привкус полыни. И никак не желало оно слетать с губ. Поднатужившись, повторил.
Витька одарил Тиля своим фирменный улыбоном, косившим наповал весь женский пол их района, от школьниц до милиционерш: сильным, но беспомощным:
– Чего кричишь, я здесь, старик. Здесь.
– А почему не номер?
– За особые заслуги в производстве ангелов, – он многозначительно подмигнул.
Конечно, хороший десантник изрядно пополняет запас свежих ангелов. Боевой сержант и на Срединном небе незаменим. Тиль уже собрался выяснить главное, но вместо этого зачем-то спросил:
– У ангелов нет друзей, я знаю, но объясни мне как старому другу, раз уж оба мы жмурики: что такое Хрустальное небо? Ради чего напрягаться?
Витька, точнее Ибли, засунул кепи под погон и, как в детстве, почесал кончик носа:
– Хрустальное небо, старик, это как ящик патронов, когда магазин пуст. Как стакан воды после марш-броска. Как запасной парашют, открывшийся у земли. Понял?
Тиль пребывал в тумане.
– Там, брат-ангел, хорошо, как первый раз увидеть океан, как первая рюмка с друзьями, как танец с королевой бала на выпускном. Только секунда счастья не заканчивается, а длится. Понимаешь, вечно длится. Твое наслаждение не прерывается, становится шире, рассыпаясь звездами на гранях хрусталя. Короче: вечный кайф на вечном торче. У каждого – свой. Это Хрустальное небо, старик. Небес много, но ангелы ни за что не хотят уходить дальше Хрустального неба. Это приз. Каждый ангел мечтает о нем. И ради него мучается с овечками. Твой Ж-ангел была в двух шагах от Хрустального неба. Но ты все испортил. За это мало морду набить.
Ожидать от Витьки, даже сменившего имя, такой тирады было нереально. Видимо, Хрустальное небо – вещь стоящая, раз сурового друга развезло в кисель. Прямо захотелось одним глазком взглянуть на чудо. Может, ради него стоит потерпеть овечку...
– А яблоки?
Ибли отразил глухое непонимание.
– В раю ведь яблоки, молочные реки, нектар, все такое.
Бывший сержант нахмурился:
– Это не рай, старик. Не рай. Это Хрустальное небо. Чего звал?
Торопливо и сбивчиво Тиль объяснил, что попал на отвратительную овечку, но это полбеды, хуже, что не знает, как с ней справляться, в общем, уже заработал кучу штрафов и теперь хочет, чтобы...
– Тебе что, старик, так и не сказали? – перебил Витька.
– О чем?
– Как ты здесь очутился.
– Торквемада отлучился на футбол, вот я и...
– Не то. Что Там случилось, знаешь?
Ради друга Тиль мог и повториться:
– Грузовик сбил. Случайно. Я же внезапный...
– Дурак ты, внезапный! – гаркнул Витька и саданул кулаком воздух или, может, эфир. – А еще в ангелы поперся... Тебя убили! Грохнули, как щенка. Завалили. Мочканули. Понял, старик?
– Как? – только и смог выдавить Тиль.
– Не знаю, боец. Не знаю... Разведданные точны. Можешь не сомневаться.
Найти бы решительные аргументы, но они куда-то подевались. Все стало просто и понятно, как в кино: его убрали. Заплатили за работу и подчистили мусор. Какие негодяи. Даже Мусика не пожалели. Повстречать бы того заказчика здесь, за рощей, а уж это поганец мимо не денется, и убить на месте. Но как ему удалось все подстроить?
– Мысли без меня мусоль, – Витька нацепил кепи. – Еще есть вопросы, ангел?
– И что это значит?
– Честно, старик?
– Не жалей патронов, старик.
– Ты крепко попал. Крепко. Завалишь с первой овечкой, а ты завалишь, все ангелы с этого начинают, и тебя вышвырнут. По-другому спровадить нельзя, а оставлять незачем. Таков Милосердный Трибунал.
– Куда?
– Лучше не знать. Хрустального неба точно не жди.
– Но ведь мне дали целую вечность, может, успею научиться...
– Тебе дали одну вечность. Одну. Это означает: одна попытка. Одна овечка. Один шанс. Другого не будет.
– И ничего нельзя исправить?
– Держись, ангел Тиль. – Бывший Витька двинул друга кулаком в плечо и сгинул. Вот какой он – этот Ибли, тумана напустил и ничего толком.
Перышко ожило и добавило пару сотен штрафных.
Знать, поганая овечка очнулась и что-то вытворяет.
XII
На Том свете Толик искренне верил, что неудачи, разорявшие после особо щедрых дам, были происками злого рока, и старательно не замечал малоприятную истину. Блистательно мороча головы женщинам, он умудрился сохранить наивность провинциала, не привыкшего к законам столицы. Друзья щедро одалживали деньги и запросто спускали на ветер потому, что Толик всегда соглашался винить колебание курса акций или экономический кризис в Юго-Восточной Азии.
Залет на Срединное небо поначалу не вызвал вопросов. Тиль искренно считал, что попал в аварию случайно. Витька посеял сомнения, которые взошли мрачной подозрительностью: ему отплатили убийством за честно сделанную работу. Но как у них получилось? В свои планы Толик не посвящал никого. Маршрут движения выучил наизусть и вообще ни с кем не общался. Как же сумели подстроить грузовик на шоссе?
Погрузившись в мрачные раздумья, Тиль промахнулся и влетел в холл. Просторная комната пребывала в тишине. Появление ангела заметил только кот, который порвал с дремотой и уставился настороженно.
Пора наладить отношения с единственным существом, которое его видит.
Прислонив Мусика к камину, Тиль опустился на корточки и пригласил животное знакомиться. Кот приблизился, соблюдая вежливую дистанцию, но когда Тиль погладил по шерстке и почесал мохнатый подбородок, размяк, приластился и заурчал. Пальцы ангела и шерстинки не потревожили, проникая сквозь кожу, но коту нравилось.
Перышко напомнило, что для нежностей не время.
– Веди, приятель, к своей хозяйке, – попросил Тиль.
Кот выгнул хвост со значением и важно потрусил к спальне. Поглядывая, не отстает ли ангел, подскочил к двери и жалобно замяукал под скрежет когтей. Створка приоткрылась, чтобы впустить любимца. Для ангела было узковато, он прошел напрямик.
Посреди разбросанных платьев стояла Тина в ажурных стрингах. Овечка зябла, но упрямо не одевалась. Ничего не съев, успела проглотить две таблетки успокоительного, гнавшие ватный туман по сосудам. Тиль постарался не смотреть внутрь тела. Но и снаружи было мало приятного. Еще не женщина, но уже не ребенок, развившаяся, но не созревшая, казалась недоделанным созданием, скульптурой, которую автор забросил высекать на полпути, от чего будущая красота не различалась в грубых сколах природного материала. Неприязнь крепко владела ангелом, но не осталось роскошного права сложить руки и наблюдать, как овечка свернет себе шею.
