Танит Ли - Любовь из металла
— Оно не просуществует долго, — предупредил он, — вдали от меня. Только около 24 часов.
И здесь, в тисках технологии, за пределами того, во что я действительно искренне верила, все, что я подумала во сне, было: «Он имеет в виду и все, что есть между нами. Двадцать четыре часа, и все кончено». Будто в сказке — волшебное, леприконово золото, — из тех, что испаряются в полночь, или исчезают в лучах солнца. Колдовство, а не научная фантастика. Но я была тому свидетелем, он показал мне. Я спросила:
— Только искусственный загар — это другое?
— Да, и теперь мне нужно снова его нанести, — за чем он извлек из черного пальто флакон. — Это пальто, на самом деле, сделано где-то в другом месте.
— Почему ты не можешь просто воспроизвести загар, как и все остальное?
— Это запрещено, Лорен, — ответил он. — Запрещено полностью имитировать человека. Мне нужно было бы распоряжение МЕТА для этого.
Я встала и прошла в ванную. (Да, во сне. Даже такие детали были в нем). Ему не было надобности в ванне. Я подумала, уйдет ли он, пока я принимаю душ? Но когда я вышла, он сидел на кушетке в гостиной, смотрел утренний ВУ.
Я стояла в своей длинной футболке, которую иногда одеваю после душа, и наблюдала за тем, как он смотрит ВУ, обычный молодой парень, только без чашки коффина, и мне подумалось: «Если я сделаю коффин или чай, останется ли он… будет ли притворяться, что пьет…» И тут дверь моей квартиры мелодично позвала:
— Лорен, кто-то пришел.
Я подпрыгнула во сне. Чуть не выпрыгнула из своего тела. Верлис сказал:
— Все в порядке. Думаю, я знаю, кто это.
— Кто? — спросила я.
Ответила мне дверь:
— Это Копперфилд; это Блек Чесс; это Голдхоук.
— Не против, если они войдут? — спросил чужестранец со своего места на кушетке.
— А я могу остановить их?
Он улыбнулся и ответил:
— Просто МЕТА теперь предпочитает, чтобы мы путешествовали вместе, на флаерах, или по улицам.
Вместе. Как Кикс и Голдхоук в поезде на Россию.
Дверь, со своей мелодичной настойчивостью, повторила:
— Лорен, кто-то пришел. Это Копперфилд; это…
— Впусти их, — велела я.
Прошла в спальню, затворила дверь пока одевалась. Во сне я действовала очень быстро.
И в то же время, снаружи я слышала, как их бесшумность проникла в комнаты. Мой спящий рассудок походил на пробудившийся. Чувствовала ли я вторжение? Нет. Апартаменты — как и кольцо — не принадлежали мне. Ничто не продлится вечно.
Когда я вышла из спальни, четверо красивых молодых мужчин в щеголеватой будничной одежде, с длинными волосами, убранными в хвосты, стояли рядом с ВУ. Они смеялись. Только на Блек Чессе не было искусственного коричневого загара. Полагаю, он сходил за чернокожего, если не вглядываться особо пристально в эту безукоризненную, лишенную пор кожу. Да, все казалось настолько реальным.
Чувствовала ли я хоть что-нибудь? Я не знаю. Наверно, я чувствовала себя подавляюще одинокой.
Затем Верлис повернулся, подошел ко мне и легко поцеловал в губы.
— Береги себя, Лорен.
Он прощается.
Загорелый мужчина с лакировано-черными волосами и длинными, восточного типа глазами заговорил за спиной Верлиса. Все их голоса музыкальны. Даже во сне хочется внимать им. Независимо от того, что они говорят.
— Она одна из тех, что были в поезде, — сказал Голдхоук.
Верлис, продолжая смотреть на меня, не оборачиваясь, переспросил:
— О чем ты, Джи[45]? Какой поезд?
— Местный надземный, в прошлом месяце.
Я подумала: «Зачем они разговаривают? Они точно могут общаться каким-то другим, механическим, внутренним способом. Если абстрагироваться от случаев общения с людьми, зачем, даже в сценарии подобной угрозы, произносить слова вслух?»
Верлис ответил ему:
— Я не уверен, что понимаю тебя, Джи.
— Зато она понимает. Женщина.
— Ты понимаешь, Лорен? — тихо спросил у меня Верлис.
— Поезд, — сказала я. — Он сошел с рельс. По крайней мере, мне так сказали. Я мало что помню. Сильно ударилась головой. Все произошло очень быстро.
— Она была в том же вагоне, — продолжал Голдхоук. — Она помнит.
Я перевела взгляд на него.
— В каком вагоне? — задала я вопрос. — Какое тебе дело до этого? Я пострадала. А в чем твоя проблема?
Будто все мы одинаковы, семья, спорящая о чем-то…
Но:
— Ты помнишь меня, — настаивал Голдхоук. Его лицо будто живая маска. — Кикс. Меня. В том вагоне, где была ты.
Нет, мы не одинаковы. Нет здесь семейственности.
Мне не нравилось смотреть в черно-зеленые глаза Голдхоука. Я знала, что прекрасно помню эпизод насилия перед тем, как поезд сошел с рельсов. (И во сне я тоже много думала об этом. Я размышляла, стало ли причиной аварии принудительное открытие дверей. Или же были какие-то краткие дополнительные инструкции, отправленные по центральной силовой артерии золотым роботом роботу двигателя?)
Ну и что. Мы все были в одном вагоне. Я не помню, — упрямо повторяла я. Я затопила свое сознание пустым ничто.
Верлис опустил свою ладонь мне на руку, теплую и уверенную ладонь, будто добрый отец, которого я никогда не знала.
— Оставь, Джи, — сказал он. — Она же сказала тебе: у нее было сотрясение. Да, такое случается. Она не помнит.
— Мы оба знаем, что помнит. Она умна. Я бы предпочел, чтобы она прошла химический тест на то, что она вспоминает, а что нет, — говорил Голдхоук.
Мои внутренности заколол холод.
Верлис ответил:
— Хватит.
И теперь это был приказ. В этом нельзя было сомневаться. Я поглядела на него, затем снова на Голдхоука, который едва заметно опустил голову. Он сказал:
— Хорошо.
— Лорен, — снова заговорил Верлис, легко, как только что целовал, — мой особенный спутник тут. Понятно? Что бы она ни сказала, все в порядке.
— И тебе лучше послушаться, Джи, — мягко добавил Блек Чесс.
Голдхоук:
— Ага, Верлис. Ладно.
Тогда заговорил Копперфилд, улыбаясь мне своей неотразимой улыбкой молодого мужчины:
— Приятно познакомиться с тобой, Лорен.
— Привет, Лорен, — сказал Блек Чесс. — Отличная квартира тебе досталась.
Неожиданно, всего на пять секунд, это превратилось в вечеринку.
Но вот уже, все четверо, они двинулись к входной двери.
Особенный спутник. Имелся в виду клиент?
Стройные и равные, они отворили дверь и вышли: Голдхоук молча; Копперфилд — посылая мне воздушный поцелуй на ходу, игривый, скорее походящий на К-З; Блек Чесс — пантера, которая замерла, оглядывая проход снаружи, профиль выточен из камня.
