Ведьма для охотника (СИ) - Чащина Татьяна
Я падаю на диван и упираюсь перед собой безумным взглядом, пытаясь осмыслить произошедшее и уложить его у себя в голове.
Прихожу в себя, только когда ощущаю в кабинете присутствие хозяина. Моего теперь тоже? Да?
Поднимаю на него взгляд снизу вверх.
Юра стоит передо мной, сунув руки в карманы своих шикарных костюмных брюк, и смотрит строго и внимательно.
— Ну что, Юля, ноги раздвинешь или сначала, все-таки, рот?
Глава 30
С полсекунды я тупо моргаю, не понимая его слов…
А когда смысл доходит…
На то, чтоб вскочить перед ним на ноги, уходит мгновение. На то, чтоб посмотреть в светлые похотливые глаза, еще одно.
Ну, а остаток отведенного мне судьбой времени уходит на действия.
Шиплю злобно в ответ на хамское предложение:
— Сначала — зубы!
И коротко, без замаха, но очень жестко, бью по гадкой , надменной морде.
И вот плевать мне в этот момент, за какую сумму он меня выкупил, и на что , типа, имеет право.
Ни на что! Пошел он нахер! Сука! Лесной блядский царь! Пусть попробует только!
Удар получается сильным, голову Юрия мотает в сторону.
Эхо от удара , кажется, гуляет по кабинету, я замираю, вытаращив глаза на дело рук своих. Руки, точнее.
Все…
Это финал, Юлька, так и не ставшая Апполинарией…
Лесной медведь тебя сейчас просто в пол вколотит…
Такие мужики не любят, когда их незапланированно отоваривают по роже.
Он медленно поворачивает лицо обратно, словно не веря, прикасается к разбитой губе пальцами, слизывает кровь…
А я стою, уже понимая, что именно сделала, умирая одновременно от ужаса содеянного и своей дикой готовности отстаивать чувство собственного достоинства.
Я — не шлюха покорная! И ноги по сигналу раздвигать точно не буду!
Наверно, все это четко транслируется в моих глазах, потому что Юра щурится злобно, усмехается, вытирает кровь с губ тыльной стороной ладони.
А затем, с тихим и жутким рычанием:
— Как ты меня заебала, ведьма!
Ловит оба запястья одной рукой, а второй жестко хватает за затылок, притягивая к себе и вжимаясь в распахнутый в протестующем вопле рот грубо и жадно.
Вся моя боевая ярость мгновенно трансформируется в не менее боевое желание показать этому гаду, что я — сама решаю, кого мне целовать и кому позволять себя лапать!
И плевать, что в данный момент это — именно он! И до этого тоже был он! И вообще…
Плевать!
Я — выбираю сама!
Я — его выбрала!
Отвечаю на жестокий поцелуй не менее жестоко, кусаю, без стеснения и каких-либо тормозов, его губы, неистово вжимаюсь всем телом в него, так сильно, что кажется сердце мое — уже в его груди! В его руках! Бьется, больно так, дышать мешает!
Да и не надо мне дышать, зачем?
Пусть он дышит. Мной.
Охотник рычит, почуяв мою накопленную ярость, которую я сейчас радостно трачу на него, и не тормозит, только огня подливает еще больше!
Сжимает меня, железные пальцы — до боли на моих предплечьях, до синяков. Это неприятно, но плевать!
Особенно, когда он отрывается от губ и начинает яростно кусать шею. Каждый его укус — сигнал моему телу, что вот он — хозяин, нашелся. Все правильно сейчас сделает. Так, как надо. Так, как мы любим, как ждем! По чему тоскуем давно уже!
Слышится треск, это я рву ворот его шикарной, стоящей, как половина моей квартиры, рубашки, потому что не ему одному хочется кусать! Не ему одному кровь нужна!
Я тоже! Тоже хочу!
Освобожденное от оков галстука горло невероятно привлекательное, и я с наслаждением впиваюсь в него зубами. И ощущаю дикий восторг при этом.
— Сучка кусачая, — рычит он, отрывая меня от себя за запястья, смотрит с полсекунды в глаза, взгляд его — невероятно жгучий, такой, что колени гнутся. И хорошо, что держит.
На шее его — четкий отпечаток моих зубов, повыше ворота рубашки, а значит, будет виден всем.
И партнерам, и этим сучкам из приемной… Осознание такое доставляет мне невыразимое наслаждение, и я, торжествующе усмехаясь, нарочито медленно и вызывающе облизываюсь.
А глаза моего охотника темнеют еще больше, становясь совершенно черными и жгучими.
— Ведьма чертова, — хрипит он, и, будь я проклята, если не сквозит в его тоне отчаяние. Не хочется ему покоряться, не хочется чувствовать то, что сейчас чувствует! А выбора нет! И это… Ох, осознание своей власти — непередаваемо! Это даже не компенсация за мои моральные страдания, за то, что он устроил мне тут, в кабинете, только что… Это — воздаяние! Сторицей! За мои мучения! Получай! Получай, гадкий медведь!
Видно, что-то такое торжествующее в моих глазах отражается, потому что охотник сжимает челюсти, а затем кладет мне руки на плечи, давит вниз во вполне однозначном властном жесте.
Я становлюсь на колени.
Прекрасно осознавая, что могу вывернуться и опять смазать его по роже. И, похоже, он этот вариант тоже не исключает, потому что нет полной уверенности в своих силах в этих черных глазах.
И, когда я встаю на колени и смотрю на него снизу вверх…
Это не поза покорности. Нет. Я сама хочу. Сама. И он, и я понимаем это.
Потому к ремню на брюках я тянусь сама. И расстегиваю тоже сама.
Он красивый.
Сука такая гадкая, надменная, он везде красивый!
И тут — тоже.
Тяжелая ладонь ложится на затылок, давит, поторапливая, не давая налюбоваться. Покоряюсь. Мне тоже этого хочется.
И, когда его выгибает от первого прикосновения моих губ, понимаю, что ему этого не доставало. Как и мне. Все это время мы словно голодали, а сейчас… Сейчас невозможно насытиться.
Я расслабляю горло, стараясь сделать так, чтоб ему было максимально хорошо, смотрю снизу на искаженное мучительным удовольствием лицо, на закушенные губы, в черных глазах утопаю, и вскоре просто подчиняюсь властным движениям широкой ладони на затылке. Это так сладко, боже мой…
Это так хорошо…
Как же я жила без этого?
Почему? Почему я думала, что смогу без этого прожить?
Мне тяжело дышать, между ног мокро до неприличия уже, хотя какие могут быть сейчас даже мыли о приличиях? Никаких.
Мне хочется, чтоб он кончил. Мне хочется его вкус на языке, и я ускоряюсь.
Он рычит сдавленно, прихватывает мои волосы, распуская аккуратную прическу, пряди падают на лицо, мешают, наверняка, это выглядит неаккуратно и страшно…
А он смотрит.
Взгляда не отрывает.
И в один момент отстраняется.
Не успеваю удивиться, Юрий поднимает меня за локти вверх, опять жмет к себе так, что голову запрокидываю.
— Ведьма, ведьма, что сделала со мной… — рычит он сдавленно, рассматривая мое лицо с распухшими мокрыми губами и прилипшими к щеками волосами, — голову, блять, потерял… Если бы не ты… Сука…
А потом он меня целует. Прямо в губы, жадно и глубоко, вылизывая рот, словно зверь, пожирающий свою долгожданную добычу.
И я покоряюсь. Не хочу больше воевать.
Иногда это так сладко — покориться тому, кто уже покорен тобой…
Диван по прямому секс-назначению Юрий не использует.
Его шикарный ковер, несмотря на общий тонкий вид, очень плотный и мягкий даже.
Мое тугое платье-футляр трещит по шву, когда Юра бесцеремонно, не пытаясь даже искать потайную молнию, рвет его на две половины.
Резко выдыхает, разглядывая белье. Верней, меня в белье. Нежном, шелковом. И пояс с подтяжками… Ни на что не надеялась, когда натягивала этот шелковый разврат перед походом сюда.
Каждый день так хожу, а вы о чем подумали?
Юра наклоняется, прижимаясь губами к низу живота прямо через нежную ткань белья.
И меня трясет от чувственности этого жеста.
Нежно, так нежно…
И такой контраст с тем, что происходило раньше…
И еще больший контраст с тем, что происходит дальше.
Потому что мой новый босс больше не нежничает.
