Шарлин Харрис - День мертвеца
- На вашем месте, - сказала я очень осторожно, - я бы поехала на пару дней в Литтл-Рок - за покупками или еще за чем-нибудь.
- Вы мне угрожаете? - поинтересовалась она.
- Нет, мэм. Хелен мне понравилась, хотя я видела ее лишь однажды. И я видела ее после смерти. Я бы не хотела, чтобы вы пережили такой же страх, какой пережила она.
- Все же вы мне угрожаете, - настаивала Анни Гибсон.
Лицо ее затвердело, она стала похожа на очень упрямого мопса.
- Клянусь, это не так, - произнесла я как можно серьезней. - Я просто беспокоюсь о вас.
Но она не собиралась меня слушать, я лишь впустую тратила время. С этого момента все наши с Толливером слова только подтвердили бы в ее глазах наши дурные намерения.
- Вам нужно пойти сегодня в церковь, послушать музыку, она навеет вам хорошие мысли, - заключила она, захлопывая за нами дверь.
- Я думала, что Хелен - крепкий орешек, - пробормотала я. - Но тогда мне еще не встретилась Анни Гибсон.
На ланч мы пошли в «Макдоналдс», что доказывало - настроение у нас ни к черту. Когда мы были маленькими, родители так часто кормили нас фаст-фудом, что теперь мы даже запаха его не переносили. Когда моя мать вышла замуж за моего отца, у нас был хороший дом в Мемфисе и домработница, которую я любила, - строгая чернокожая женщина по имени Мэрилин Коучман. Ей нельзя было возражать; если она приказывала тебе что-то сделать, ты это делала. Как только Мэрилин поняла, что мать пристрастилась к наркотикам, она тут же ушла. Интересно, где она сейчас.
Я посмотрела на картофель фри в бумажном кульке и отпихнула его в сторону. Мэрилин была замечательным поваром.
- Нам нужны овощи, - заявила я.
- Картофель - овощ, - отозвался Толливер. - А кетчуп сделан из помидоров. Я знаю, что ботаники считают помидоры фруктами, но я всегда думаю о них как об овощах.
- Очень смешно. Я не шучу. Ты знаешь, что я должна избегать подобного дерьма. Нам нужно место, где мы сможем жить. Я научусь готовить.
- Ты не шутишь?
- Нет.
- Ты хочешь купить дом…
- Мы уже говорили об этом раньше.
- Но я не… Нет, ты говорила серьезно?
- Да, - не на шутку обиделась я. - А ты, выходит, шутил?
Он отложил бигмак, вытер пальцы бумажной салфеткой. Вошла очень молодая мать, неся на бедре ребенка, в другой руке держа поднос, полный еды и напитков. За ней по пятам следовал мальчик лет пяти. Женщина поставила поднос на стол, усадила детей и принялась раздавать им еду. Она выглядела обеспокоенной. Бретелька лифчика сползла с ее плеча, руки были голыми, потому что она носила кофточку без рукавов, несмотря на холодную погоду.
Теперь Толливер не спускал с меня глаз.
- Ты все еще думаешь о Далласе?
- Или о его окрестностях. Мы могли бы подыскать хороший домик - в Лонгвью или даже ближе к Далласу, в северном направлении. Это ближе к центру, чем Атланта, о которой мы тоже говорили.
Его темные глаза исследовали мои.
- Даллас ближе к Мариелле и Грейс, - сказал Толливер.
- Может, они не всегда будут нас ненавидеть.
- А может, будут. Нет смысла пытаться проломить стену.
- Когда-нибудь они изменятся.
- Думаешь, эти люди позволят им видеться с нами?
Мариелла и Грейс жили теперь с сестрой моего отчима и ее мужем. Тетя Толливера, Иона, не хотела заботиться о Толливере и Марке. Что уж говорить обо мне и Камерон (мы-то вовсе никем ей не приходились). Но когда социальные службы узнали о похищении Камерон и о том, что в нашей семье неладно, меня забрали в приемную семью, а Толливер отправился к брату. Тогда Иона с Хэнком соблаговолили взять к себе бедную дорогую Мариеллу и малютку Грейс. Они постарались, чтобы все услышали об их благородном поступке, но отрицали, что им что-либо известно о падении моей матери.
Прожив с Ионой и Хэнком два месяца, наши младшие сестры перестали смотреть на нас как на своих спасителей и защитников и начали вести себя так, будто мы были воплощением чумы.
Из множества горьких воспоминаний той короткой поры самым кошмарным было воспоминание о том, как Грейс вопила:
«Я никогда больше не хочу тебя видеть!» - когда я наклонилась, чтобы взять ее на руки.
- Не может быть, что они додумались до такого сами, - сказала я Толливеру, должно быть, в сотый раз. - Они нас любили.
Он, как всегда, кивнул.
- Иона с Хэнком убедили их, что из-за нас так плохо велось домашнее хозяйство, - сказал Толливер.
- Или вообще не велось. Как же все скверно, - отозвалась я из глубокого колодца горечи, отделявшего меня от других людей.
- Она уже умерла, - очень тихо произнес Толливер. - Возможно, что и он - тоже.
- Знаю, знаю. Прости.
Я помахала рукой перед лицом, разгоняя вернувшийся гнев.
- Я просто не могу избавиться от надежды, что когда-нибудь малышки подрастут достаточно, чтобы все понять.
- Все равно к прошлому возврата не будет.
Толливер был моим оракулом и знал это. Он почти всегда говорил вещи, о которых я боялась даже подумать. И оказывался прав.
- Наверное, не будет. Но когда-нибудь им понадобятся сестра и брат, и они нас позовут.
Толливер снова взялся за еду.
- Иногда я надеюсь, что этого не случится, сказал он очень спокойно, и я не придумала, что ответить.
Я знала, что он имеет в виду. У нас не было никого, за кого следовало бы отвечать. У нас не было никого, о ком следовало бы заботиться. У меня был только Толливер, у него была только я. После стольких лет отчаянных попыток не позволить распасться семье, не дать другим узнать, что у нас происходит, нынешняя ситуация - просто присматривать друг за другом - казалась сравнительно несложной и даже утешительной.
За наш столик присел Холлис с пакетом еды в руке.
- Надеюсь, не помешал, - сказал он. - Проезжал мимо и увидел вас в окно. Вы выглядели такими серьезными.
Толливер остро взглянул на полицейского. Холлис был в форме, и она ему очень шла. Я улыбнулась, глядя на остатки своего ланча.
- Мы готовы покинуть ваш город, - бросил Толливер. - Но не можем, пока шериф не даст отмашку.
- Что произошло в похоронном зале? - Холлис благоразумно пропустил слова Толливера мимо ушей.
Я рассказала ему, что Хелен убил человек, которого она знала и которому доверяла. Это, впрочем, не было открытием. После убийства ее маленький Дом остался таким же аккуратным, каким и был. Никто в него не вламывался, никто его не грабил.
- Я видела рукава, костюм был штатский, не форменный.
- Это все, чего вы добились?
«Нет, я освободила душу Хелен», - хотелось ответить мне. Но о некоторых вещах лучше промолчать. И это был именно такой случай.
- Послушайте, Холлис… Кто-то сказал, что Хелен подала в суд на первого мужа, Джея. Это так?
- Да, Джей был алкоголиком. Он и на нашей с Салли свадьбе напился. Мой дядя вывел его из церкви, потому что Джей нарушал церемонию. Салли было за него очень стыдно. - При этом воспоминании Холлис задумчиво покачал головой. - Я слышал, он вернулся в город. Наверное, Хелен оставила завещание. Джей унаследует дом и то немногое, что было у Хелен в банке.
