Путь на острова или долгая дорога домой (СИ) - Спивак Анастасия

— Да-да, конечно. Алина, ты поживёшь в этой комнате несколько дней. Я здесь кое-что приготовил для тебя. Френсис побежал за лекарем, думаю, они скоро придут. Поэтому постарайся долго за стенкой не возиться, а по возможности просто быстренько переоденься во что-нибудь, что обнаружишь в шкафу — и в кровать. Только постарайся не заснуть.

С этими словами Льюис указал на небольшую нишу рядом с входной дверью в комнату, где оказался проход в крохотную уборную, после чего покинул комнату, а я, почти не глядя, достала из шкафа просторную хлопковую ночную рубашку и на нетвердых ногах отправилась приводить себя в порядок.

— Не заснуть? Это ещё почему? — пробормотала я себе под нос. Лежа в этой прекрасной кровати под тёплым одеялом, я никак не могла перестать дрожать. Холодная вода в уборной сделала своё дело, и теперь мои зубы отбивали известный только им ритм. Спать хотелось неимоверно, но противный озноб мешал.

Думаю, если у меня получится, мне обязательно приснится Сайрус.

Разбудили меня прикосновения прохладных пальцев ко лбу и вискам. От этих волшебных рук ко мне побежало долгожданное тепло. Тихий женский голос, полный заботы и тревоги, ругал мою новую родню и так беспокоился обо мне, что пришлось искать в себе силы и открывать глаза.

На моей кровати сидела пожилая миловидная женщина в тёмно-синем платье и забавном цветастом фартуке. Заметив, что я проснулась, она ласково мне улыбнулась, и мои губы сами собой растянулись в ответной улыбке.

— Здравствуй, Алина, я Амалия эро Стэл, местная знахарка и некогда няня младших Валийских.

— Плохо вы их воспитывали, — просипела я. — Скоро по восемнадцать лет стукнет, а ума не нажили. Ой, здравствуйте. Извините.

Женщина заливисто рассмеялась, непроизвольно перестав дарить мне тепло.

— Нет, нет, положите обратно, — хрипло попросила я, и руки женщины снова опустились на мои виски. А со стороны двери донеслись весёлые голоса братьев:

— Привет, болезная.

— Привет.

— Привет, Алина.

За ними в комнату вошел Льюис в сопровождении этого противного Арчибальда. Близнецы, увидев деда, попытались слиться с мебелью, Амалия лишь кивнула правителю, не переставая лечить меня, а я попыталась нахмуриться так, чтобы дед сразу осознал, насколько он виноват, извинился и отправил бы домой.

Не проняло. Бросив Льюису «Может быть, оно и к лучшему», старик развернулся и покинул комнату.

— Вот же противный старикан, — вырвалось у меня.

— Ты бы с ним повежливее что ли, — сказал кто-то из братцев. — А то он и для тебя пакость какую-нибудь придумает.

— То есть до этого только приятности были? — вытаращила я глаза.

— А мне вот интересно, — задумчиво протянул Льюис, присаживаясь в стоящее в углу комнаты, кресло. — Что же вы такого натворили, что попались к нему в лапы? А, молодёжь?

Мне тоже было очень любопытно, особенно, когда мои братцы стали переглядываться между собой и нелепо мычать, пытаясь выдавить из себя хоть какое-то вразумительное объяснение происходящему.

— Льюис, мальчик мой, я всё понимаю, — вдруг произнесла Амалия. — Но ведь не здесь. Девочка действительно серьезно больна. Ты подойди сам, да послушай, как она дышит.

— Да уж и отсюда слышно. Вы правы, тётушка. Просто в данное время эта комната, наверное, единственное относительно спокойное место во дворце. Вот и расслабился. Извини, Алина, мы, пожалуй, и правда, пойдём. А ты давай, выздоравливай, набирайся сил. А я пока узнаю, почему ты без тёплой одежды всю ночь вместе с голубями просидела.

Неожиданно голос прорезался у Говарда, кажется, это он немного заикается:

— Льюис, а ты п-п-помнишь, что м-мы твои родные п-племянники? Ты главное — Сайрусу не говори.

— Он ведь если у-узнает, с нас шкуру з-заживо сдерёт? — разве Алик тоже заикается? Чего это он?

— И правильно сделает, — гневно прошипела Амалия. — Вы перенесёте свои разборки в другое место или нет? Больной нужен отдых.

В этот раз народ быстренько покинул комнату, только уже в дверях Льюис обернулся и сказал «А может оно, и правда, к лучшему» и вышел.

Когда в комнате стало тихо, на меня снова накатала сонливость и какая-то усталость. Веки стали невероятно тяжёлыми, а желания бороться со сном — и вовсе не было. Поэтому я с чистой совестью заснула, вспоминая, как точно так же мама в детстве сидела на моей кровати, когда я в очередной раз сваливалась с простудой.

Когда спустя пару дней от моей болезни не осталось и следа, мы на «семенном совете» единогласно решили, что лучше мне и дальше притворяться больной. За это время Льюис попробует переубедить Арчибальда от его бредового замысла, а я, сидя тихонько в этой коморке, не буду ему в этом мешать.

Хотя, замечу, действия этого доморощенного монарха были малопонятными. Казалось бы, вот она пропавшая единственная внучка, можно об этом раструбить во всем островам, а он, наоборот, — спрятал ото всех. За три дня на острове я не видела никого, кроме родственников. Даже Амалия, как выяснилось, оказалась сестрой деда.

Да и потом, королевство у этого Загора Полу-Рэ совсем небольшое, со слов братьев выходило и вовсе — непримечательное. Это как раз для них будет невероятной удачей обзавестись поддержкой Лэндориума.

Но мне не было до этого никакого дела, я лишь хотела убраться подальше отсюда. А раз возможности слинять у меня пока не было, приходилось корчить из себя болезную.

Амалия теперь заходила лишь пару раз в день и, проверив моё состояние, она надолго не задерживалась, хоть мне и очень хотелось с нею поболтать. В её обществе было невероятно спокойно и легко.

Когда приходили близнецы, становилось очень весело. Иногда ловила себя на мысли, что если бы они жили в доме Сайруса, то с Тарой за компанию, разнесли бы дом по камешку. А ещё я, наконец, безошибочно научилась их различать. Предпочитая одинаковую или просто похожую одежду, они были словно копиями друг друга. И все же…

Алик, скорее всего, родился первым, именно в нём чувствовался лидер, именно его мнение становилось решающим. Самым любопытным с моей точки зрения был тот факт, что, даже приняв неверное решение, Алик всё равно не сдавал свои позиции. Так, например, получив выволочку и какое-то наказание от отца за то, что его любимый арали после проделки сыновей вместо золотого стал коричневым с серыми разводами, и на открытие ежегодных спортивных соревнований ему пришлось отправиться на белом арали деда, близнецы, не успев отработать всё, что от них требовалось, дружно отправились во главе Алика на кухню пугать кухарок. Они, видите ли, для этого целое утро в подвале пауков собирали.

Поразительно, но будучи старше братьев всего на год, рядом с ними я чувствовала себя совсем взрослой. Вот прямо как мама или Таша.

Говард был явно тихоней. Может из-за небольшого заикания или просто характер у него такой. Хотя тихоней он был только на фоне братьев. Помнится, именно он мешком с вещами мне чуть в голову не попал.

А вот всеобщим любимчиком был Свейн. С его лица не сходила мальчишеская улыбка, и, казалось, что он может разглядеть в любом человеке доброту и свет. Не представляю, как можно жить здесь и не растерять всякий оптимизм и веру в хорошее. Но Свейн не растерял, более того — он и в окружающих волей-неволей вселял надежду в лучшее своей солнечной улыбкой. Ведь у каждого из нас свои тревоги и переживания, но невозможно думать о плохом, когда в комнату вслед за хохочущими братьями влетает Свейн и начинает в красках описывать, как Арчибальд чихнул. Конечно, он не просто чихнул, а сидя во главе большого обеденного стола, развернувшись в сторону какого-то генерала, который при дворе повелителя был при полном параде, и забрызгал вырвавшимся изо рта супом все медали и ордена на груди доблестного военнослужащего.

Вроде бы, ну подумаешь, чихнул, ну подумаешь, оплевал верноподданного. Ну и что? Он же тут главный.

Но мы всей компанией хохотали до слез. Даже Льюис глаза платком вытирал, хотя он присутствовал при этом конфузе и даже глазом не моргнул во время происшествия. Но рассказ Свейна был полон красок и витиеватых сравнений, тут уж сложно маску равнодушия сохранить.