Война Крайер (ЛП) - Варела Нина
Другие Советники не возражают?
А где Рейка?
– Крайер, – сказал Эзод, вырывая её из раздумий. – Постой тут.
Сбитая с толку, Крайер осталась у двери, а отец сел на своё место во главе стола. Когда он встал за белым мраморным креслом, военный флаг послужил ему чёрно-фиолетовым обрамлением.
Свободных стульев больше не было. Крайер потребовалось возмутительно много времени, чтобы понять, что ей придётся стоять в дверях в течение всего заседания, как гвардейцу или слуге.
Но я же его дочь. Эта жалкая мысль исходила из тайного, слабого места внутри неё.
Я должна стать одной из вас.
Но это было не так. Она стояла, молчаливая и униженная, пока отец здоровался с остальными. Ему это прекрасно удавалось: он руководил залом, смотрел каждому в глаза, пожимал руки, давая почувствовать, что их видят и знают. Он был опытным политиком. Прирождённый лидер, способный изменить мнение любого за один разговор и убедить его следовать за ним.
По команде Эзода Советники заняли свои места. Только Крайер осталась стоять, как чужая, вся горящая от смущения. Но, казалось, это даже не имело значения. Никто, даже Кинок, не взглянул на неё – ни взгляда, ни на долю секунды осознания того, что она находится в комнате. Как будто Эзод вошёл один. Как будто Крайер вообще не существует. Во всех своих фантазиях, когда она осмеливалась представить себе эту картину, то сидела на том месте, которое занимал Кинок. Иногда она даже представляла себя сидящей во главе стола. В её фантазиях все Советники приветствуют её, почтительно склоняя головы, а на ней тёмно-алые одежды, и когда она говорит, то весь зал слушает.
Не думала, не гадала она, что будет вот так неловко стоять в дверях, полностью оторванная от реальной встречи, как бессмысленный, невидимый наблюдатель.
"Всё в порядке, – пыталась она убедить себя. – Это лишь первое заседание. По крайней мере, ты в Зале. По крайней мере, тебе не запрещено говорить".
Эзод объявил собрание открытым. Сначала советники рассказали о последних повседневных событиях в своих округах. Затем леди Мар, которую Крайер всегда считала очаровательной, вплоть до того, что сознательно отследила подробности прихода Мар к власти в западном Рабу, встала, положив обе руки на стол, и сказала:
– Нет смысла тянуть время. Мы собрались здесь не просто так. Слишком долго Совет пассивно хранил молчание, пока по всему королевству разгоралась новая война.
– Вы говорите о восстаниях людей? – спросил советник Яаник. – Я бы не стал утверждать, что мы были пассивны. Восстания небольшие, дело рук нескольких людей-радикалов, устроивших бунты. С ними всегда расправлялись быстро и безжалостно.
– Я говорю не о людях, – сказала Мар, – а о Движении за Независимость.
Взгляды множества советников обратились к Киноку, однако он никак не отреагировал.
– При всем моем уважении, милорд, – продолжила Мар, склонив голову в сторону Эзода, – почему скир вообще присутствует на этой встрече? Он – лидер Движения, воплощение насилия и противоречий. Его "политические собрания" перерастают в беспорядки по его указке – или, по крайней мере, он неспособен осудить такое поведение?
Беспорядки? Крайер ничего не слышала о беспорядках. Конечно, её мысли сразу же вернулись к Южному Бунту – тому самому, который Кинок с такой помпой подавил.
– Согласен, – добавила Советница Парадем с Крайнего Севера.
Крайер не знала, сколько ей лет, но она была намного старше других советников. Её кожа приобрела определённую тусклость, глаза затуманились. Её голова была обрита, возможно, чтобы скрыть, что волосы потеряли свой цвет. Иногда, когда она держала перо, её руки дрожали.
– Год назад я присутствовала на одном таком собрании Движения за Независимость, – сказала она. – Ожидала, что это будет собрание интеллектуалов, но вместо этого оказалась в толпе из сотен горлопанов, призывающих к полному прекращению отношений с человечеством. Как подло и мерзко! Такого можно ожидать от людей, но не от высшего Вида. И какая же цель у вашего Движения, скир? Построить новую столицу? Это никому не нужно.
– Война давно закончилась, – кивнула Мар. – При надлежащем управлении люди способны участвовать в развитии общества, – её губы скривились. – Не слишком ли далеко зашло это Движение за Независимость? Разве нужно резать вьючных лошадей и крупный рогатый скот? Неужели нужно топить Железное Сердце в море? Зачем нам зарываться глубоко под землю, чтобы прятаться от солнечного света?
– Обстоятельства бывают разные, Советница, – сказал Кинок, впервые подав голос.
Он вытащил что-то похожее на карманные часы, поднёс их к свету, а затем покачал в руке, как маятник гипнотизёра. Казалось, ему очень хотелось, чтобы все Советники увидели этот предмет, и, к удивлению Крайер, все они, казалось, точно знали, что это такое. Более того, при виде карманных часов все немного выпрямились и обратили свои взгляды на Кинока.
– Неужели вьючные лошади и крупный рогатый скот способны сговориться и убить нас в наших постелях, сжечь дотла наши поселения? Шепчет ли Железное Сердце тайными словами, планируя следующее восстание? Запасает ли солнечный свет ножи и сельскохозяйственные инструменты, чтобы зарезать всех в Акушерне глухой ночью? – он холодно обвёл взглядом зал, и все до единого Советники восхищённо переглянулись. – Надлежащее управление может осуществлять только наш Вид, а не люди. Бешеными зверями невозможно управлять. Они жестоки и становятся всё более жестокими, организованными и сильными с каждым днём. Люди опасны. Нам хочется верить, что они никогда не причинят нам вреда, но они могут; и это происходит прямо сейчас. Нет ничего постыдного в том, чтобы признать угрозу – и устранить её.
Образ туфель, качающихся на ветках солнечной яблони, снова всплыл в сознании Крайер. Она на мгновение заколебалась, зная, что ей никто не давал слова, но...
– Да, некоторые люди могут быть опасны, – сказала она, удивлённая тем, что её голос не дрожит.
Все лица повернулись к ней с бесстрастным выражением. В комнате, заполненной безмолвными автомами, было трудно угадать, о чём они думают, и легко почувствовать насмешку. Крайер выпрямилась во весь рост, пытаясь выглядеть так же внушительно, как и отец.
– Но слишком часто кажется, что мы наказываем за незначительные нарушения пытками, тюремным заключением и даже смертью, – закончила она.
Она почувствовала на себе взгляд отца.
– Нас создали, как просвещённый Вид, – продолжила Крайер, заставляя себя оглядеть зал, чтобы встретиться со всеми глазами. Разве не этого она ждала? Ей нельзя молчать от страха. – Нас создали, чтобы мы были выше и лучше, чем люди, но… действительно ли мы лучше, если так легко прибегаем к бессмысленному насилию? Далеко ли мы готовы зайти? Не нужно...
– Дочь моя! – перебил её Эзод.
Она резко замолчала. Чувствуя холод, она наконец посмотрела на отца и обнаружила, что тот смотрит на неё. Но выражение его лица не было сердитым; скорее читалась осторожность.
Она столько раз видела этот взгляд раньше, в ответ на свои очерки, мысли, предложения.
– Приношу свои извинения, – сказал Эзод, обращаясь ко всему Совету. – Дочь считает себя мудрой не по годам.
Лёгкий смешок.
– Видимо, она стала мудрее, – сказал Советник Шен, – коли уж занялась текущим положением дел в человеческой популяции. Как нам известно, поступают сообщения о новых восстаниях в Таррине. На этот раз погиб один из нашего Вида. Его голову отрубили и сожгли.
Несколько Советников громко выразили своё негодование.
– Это не первый и не последний инцидент, – сказал один из них. – Всего два дня назад в двадцати лигах к югу слуги на ферме сговорились и напали на своего господина. Все жертвы были человеческими, но хозяин фермы был на волосок от гибели.
Вот так в безмолвной, исполненной достоинства комната пятьдесят человек стали говорить одновременно. Безмолвная, униженная Крайер слушала, как они спорят: некоторые сдержанно и красноречиво, а некоторых распирало от возмущения. Единственный, кто молчал, был Кинок. Он откинулся на спинку своего мраморного кресла, глядя на собравшихся холодными, насмешливыми глазами и по-прежнему вертя в руках карманные часы… и Крайер, наконец, разглядела их как следует. Она поняла, что это не часы.
