Огонь в его ярости (ЛП) - Диксон Руби

Я приземляюсь внутри гнезда, плотно расправляю крылья, а затем возвращаюсь в свою двуногую форму. Ее глаза расширяются, и она отступает на шаг, когда я приближаюсь к ней, все еще полный вожделения после нашей предыдущей встречи. Я хочу вернуться на свое место между ее ног, снова погрузить свой рот в ее влагалище. Я смутно осознаю, что рычу, что мои плечи сгорблены от гнева и что я снова поддался вспышкам ярости. Мои мысли — всего лишь искры, проносящиеся сквозь ад в моем сознании, и единственное, что удерживает меня от того, чтобы снова погрузиться в дикий огонь безумия, — это женщина передо мной.

Вот почему я должен заявить на нее права.

Сейчас.

Прежде чем кто-либо другой сможет остановить меня. Прежде чем появится другой претендент. Прежде чем я полностью потеряюсь в этой ярости.

Однако запах ее страха останавливает меня. Я подхожу к ней, но замедляю шаг. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в ее теле чувствуется настороженность. Ее брачный аромат почти исчез, и когда я приближаюсь к ней, мне хочется упасть на колени и лизать ее, пока я снова не почувствую его вкус.

Но потом она тянется ко мне, и я отвлекаюсь. Она что-то говорит своим мягким голосом, ее тон успокаивающий. Я замолкаю, потому что она никогда раньше не тянулась ко мне. Это что-то новенькое. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы держать руки по швам, но я не хочу, чтобы запах ее страха становился сильнее.

Она снова что-то бормочет и протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке. Ее пальцы гладят мою кожу, а затем она указывает, что мы должны сесть на кровать. Я следую ее примеру, когда она берет меня за руку, и позволяю ей вести меня туда. Мы возвращаемся к спариванию? Она тоже этого хочет? Но я больше не чувствую ее брачного запаха, так что этого не может быть. Она держит свои руки на мне, лаская мою кожу, и я закрываю глаза, отдаваясь этому ощущению. Если я не смогу оседлать ее, тогда я возьму это. Ее руки порхают по моим плечам и предплечьям, задевая мою грудь. Она не опускается ниже, и это говорит мне о том, что она больше не хочет спариваться. На данный момент я упустил свой шанс. Мне нужно, чтобы она снова бросила мне вызов своим ртом и трением тела в воде.

Тогда завтра. Я позволю ее страху утихнуть, а затем заявлю на нее права.

Ээм продолжает говорить со мной, и через мгновение я слышу, как она что-то поднимает. Мгновение спустя что-то влажное касается моего лица, и я понимаю, что она протирает мою кожу одной из своих странных шкурок, которые она держит сложенными и лежащими рядом. Я смотрю вниз и вижу, что забрызган кровью моего врага. Ах. Это то, что ее пугает? Я остаюсь неподвижным, чтобы она могла очистить мою кожу, и когда она удовлетворена, то откладывает кусочек материала в сторону. Я закрываю глаза, предвкушая ее прикосновение. Что-то дергает меня за волосы, вызывая раздражающую боль в коже головы. Я испуганно шиплю, и воздух тут же наполняется запахом ее страха. Она поднимает расческу и показывает на мои волосы, и я понимаю, что она пытается привести меня в порядок.

Мгновение я изучаю расческу. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видел нечто подобное. У меня сохранились смутные воспоминания об этом… из прошлого. Из моего дома. Вспышка воспоминаний проносится в моем сознании, а вместе с ней и видение других женщин, слоняющихся вокруг ванны и ожидающих, когда меня почистят, их хихиканье наполняет воздух. Я помню их красоту, и я помню, как мне было приятно, что они хотели прислуживать мне.

Почему-то это кажется бледным по сравнению с женщиной рядом со мной. Та, у которой больная нога, хрупкое тело и глаза, которые кажутся такими темными и глубокими, что мне хочется раствориться в них. Я хмыкаю в знак согласия, когда она снова указывает на мои волосы, и остаюсь неподвижным, когда она начинает нежно расчесывать мои волосы.

Она может делать со мной все, что ей заблагорассудится, пока это укрепляет ее доверие ко мне.

Эми

Я скажу Сэму одно — он очень терпелив, когда хочет.

На то, чтобы расчесать его густые, спутанные волосы, уходят часы. Долгие часы я осторожно распутываю узлы, вздрагивая каждый раз, когда тяну слишком сильно, и ожидая, что он потеряет контроль и разозлится. Но он остается тихим и совершенно неподвижным, и даже когда я распутываю особенно сложный клубок, он ничего не говорит и не показывает, больно ли ему.

Однако к тому времени, когда я заканчиваю, его почти сухие волосы превращаются в самый великолепный водопад жидкого золота, который я когда-либо видела. Он мерцает в слабом свете заката и выглядит как расплавленная река на фоне его золотисто-бронзовой чешуи. Я завидую такой красоте парня и не могу удержаться, чтобы не погладить его.

— Ты прекрасен.

Он издает один из звуков, которые, как я теперь знаю, означают удовольствие, и придвигается ближе ко мне. Я сижу на краю кровати, а он у моих ног, и я немного удивляюсь, когда он обхватывает руками мои икры и кладет голову мне на колени. Это напоминает мне, насколько он крупнее меня и какой он теплый. Каким добрым он может быть ко мне. Я игнорирую тот факт, что он вернулся ко мне весь в чужой крови, и откидываю волосы с его рогов и лица. Я думаю, он пристрастился к прикосновениям.

Меня это устраивает, так как я тоже пристрастилась прикасаться к нему.

Мы остаемся в таком положении долгое время, пока моя нога не начинает болеть и сводить судорогой от неподвижности, а в животе не урчит, потому что я сегодня еще не ела. Мне показалось более важным успокоить его и привести в чувство, чем поесть, хотя сейчас я сожалею об этом. Я продолжаю гладить его по волосам, потому что он спокоен, не рычит и у него не черные от гнева глаза.

— И теперь у нас есть новое окно и ветерок, — бормочу я, пытаясь извлечь максимум пользы из происходящего. — Так что, думаю, в каком-то смысле это неплохо.

Он поднимает голову, и его глаза отливают черным, но в основном золотистые. Это хорошо. Он протягивает руку к моей уже высохшей футболке и касается моего живота. Я знаю, что он спрашивает, голодна ли я, но я внезапно вспоминаю, что его голова раньше была у меня между бедер. Я думаю о выражении полного блаженства на его лице, когда он потерся всем своим лицом о мою киску. О Боже. Я никогда не забуду этот момент.

— Мы можем посмотреть, есть ли здесь что-нибудь съедобное, — громко говорю я, взволнованная тем, что думаю о таких вещах вместо того, чтобы есть. — Я думаю, там был мини-бар, который мы не проверили в двух номерах, помнишь?

Я поднимаюсь на ноги, и мою больную ногу сводит судорогой, заставляя меня спотыкаться. Это происходит постоянно, вот почему я не могу путешествовать очень далеко в одиночку. Однако Сэм тут же оказывается рядом и поднимает меня на руки, не так, как обычно, усаживая к себе на бедро. На этот раз он прижимает меня к своей груди, как принцессу из сказки. Это заставляет трепетать мое глупое, романтичное сердце.

Он ждет, и ясно, что он позволяет мне управлять. По какой-то причине я чувствую себя действительно благодарной за это. Как будто мы команда, а не так, что я бесполезна и слоняюсь без дела, как инвалид, которым я и являюсь. Я не чувствую, что причиняю ему неудобство, и это редкое удовольствие. Я указываю на коридор, и мы выходим.

Мы находим другую комнату и направляемся к мини-бару. В этой комнате (как и в моей) есть небольшая кухня и холодильник. Я нашла пару бутылок вина в своей комнате, но от них пахло уксусом, и я не захотела его пробовать. Я надеюсь, что в этом номере найдется что-нибудь перекусить, даже если это всего лишь пакеты с черствыми крендельками. Я заглядываю в главный холодильник и ничего там не нахожу, но в спальне есть второй холодильник, и когда я открываю его, моя задница от удивления падает на пол.

Этот холодильник битком набит закусками.

Ничего полезного, конечно. Ничто, сделанное естественным путем, не прослужило бы так долго. Но там целый ряд полу растаявших шоколадных батончиков, конфет в шоколаде, вафель, печенья, картофельных чипсов и два ряда бутилированной воды и газированных напитков. Зачарованная, я достаю плитку шоколада. У меня текут слюнки, я так давно не ела шоколада.