Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна

Дальше мне слушать уже было не интересно, и, легонько толкнув Таню в бок, я показала глазами на выход в переднюю.

- Слышала? Красоты мы невеликой да еще бедные сиротки! – подруга так зыркнула через плечо на двери гостиной, что даже мне стало страшно. – Вот какого о нас мнения!

- И что? Понятно, что мы кандидатки в невесты не ахти какие. Кому нужны голодранки?

- Почему же голодранки? А земли? – не унималась Таня, возмущенная услышанным. – Разве это плохое приданое?

- Приданое может и хорошее, только земли эти обрабатывать нужно, до ума их довести! Может, какому-нибудь седовласому вдовцу это и в радость, да вот только Потоцкой легче сына женить на богатой невесте. Земли она ему и так отпишет, если все у нее получится, - я была убеждена, что именно так и будет. – Без нас!

- Так как же она мужей сироткам искать будет, если за нами совсем ничего нет, кроме стоптанных башмаков, да Хавроньи с ее подругами? – с сомнением в голосе произнесла Таня. – Мне кажется, даже старики на такое не позарятся.

- А с чего ты взяла, что у нее в планах нас замуж отдавать? – хмыкнула я, удивляясь наивности подруги. – Если они об этом трубят на каждом углу, это еще не значит, что так оно и будет. О «желтом доме» помнишь? Во-от… А может, вообще, камень на шею и в бочаг…

Таня насупилась, а потом угрюмо протянула:

- Умеешь ты настроение поднять, Галочка… Вот прям чувствую облегчение после разговора с тобой.

- Нет, ну ты серьезно считаешь, что Потоцкая так легко от земель откажется? Не для того она все это затевала… - я устало взглянула на бледное лицо подруги. – Пойдем, приведем себя в порядок. Я только сейчас почувствовала, как у меня все тело от работы ноет.

- Так с непривычки… что ты хочешь… - Таня стянула косынку с головы. – Барышни картоху-то не сажали и по пастбищам не бегали. Слушай, неужели все считают, что мы красоты невеликой?

- Ты переживаешь по этому поводу? – я улыбнулась. В первый раз за нашу долгую дружбу Татьяна Петровна озаботилась своей внешностью. – Мне казалось, что ты всегда спокойно относилась к тому, чем тебя Бог наградил. Ведь неважно как ты выглядишь, важно, что у тебя внутри. Твои слова?

- Ну, знаешь ли… с такими событиями и жизненными поворотами, мне бы хотелось как-то поярче быть. Да и обидно… - Таня потрогала свои щеки. – А то кожа белее молока…

- А как по мне, то мы очень симпатичные барышни, - попыталась я ее успокоить. – Немного лоска придать и все, засияем похлеще этой, как ее там… Вольской!

- Нам как раз лоска между коровами да на грядках не хватает… - подруга принялась хохотать. Ее настроение пошло в гору. – Черт с ними, с этими Потоцкими да Вольскими. Главное, чтобы они к нам не лезли.

Но именно этим сейчас Потоцкие и занимались. А мы, увы, мы могли и не выдержать их натиск.

Глава 25

Умывшись и переодевшись в чистое, мы снова спустились вниз. Стол уже накрыли к обеду, и наш «дорогой гость» похоже, не собирался откланиваться. Он засунул салфетку за ворот и приготовился поглощать ароматную лапшу, которая так соблазнительно желтела в глубоких тарелках.

- Гроза движется, - нянюшка посмотрела на окно, за которым ярко светило солнышко и синел кусочек неба. – Парит страшно. Да каждая косточка ноет, мочи нет…

- Тогда уж остаться мне придется, не обессудьте, - вдруг сказал Николай Григорьевич. – Не хочу вымокнуть. Лихорадку подхватить – раз плюнуть!

У меня сложилось такое впечатление, что этого человека ничем не проймешь. Ведь сказано было, что здесь ему ловить нечего! Плюс, мы так старались, показывали всем своим видом, что его присутствие здесь нежелательно. Но, видимо, слишком важны ему были расчетные книги. Или барыня Потоцкая крепко держала его за все то, чем дорожил каждый мужчина.

Мы с подругой подошли к окну и, высунувшись в него, уставились друг на друга.

- Гнать его нужно отсюда, - нагнувшись к моему уху, прошептала Таня. – Какой наглый мужик! Ты посмотри, как вцепился в нас!

- Не он это вцепился, а Потоцкая, - шепотом ответила я. – Я тут подумала, что пока не стоит с ним сильно закусываться. Похоже, Грыгоровыч хочет в кабинет пробраться.

- Что ж, понаблюдаем, - она подняла голову, глядя на небо над парком и лесом. – Смотри, точно туча сюда идет. Только бы не ливень, рассада еще не окрепла. Тебе не кажется, что откуда-то дурно пахнет?

Я тоже обратила внимание на странный запах, носимый ветерком.

- Кажется. Не хочется озвучивать, но пахнет тем, как бы я назвала Грыгоровыча.

Таня прыснула, прикрыв рот ладошкой, а я снова потянула носом. Странно…

- Вы чего застряли там, барышни? – услышали мы голос нянюшки. – Идите обедать, стынет все.

На удивление Николай Григорьевич больше не затрагивал тему счетов и усадьбы, но зато его внимание сфокусировалось на другом.

- Нянюшка сказала, что вы ходили проверять, как слуги на огороде работают. Так ли это?

Сквозившее изо всех щелей добродушие, наверное, должно было усыпить нашу бдительность, но перед ним были не наивные барышни Засецкие.

- Ходили, - кивнула я и принялась за лапшу.

- И что, справляются? – не отставал он. – Распоряжения, небось, им дали, да?

- Нет. Просто посмотрели как клубника, созрела или нет… - протянула я невинным голоском. – Аглая Игнатьевна сказала, что станет нас учить варенье варить.

Если он хотел выудить из нас нечто, по его мнению, подозрительное, чтобы потом использовать против, то он точно не на тех напал.

- Ах, варенье… - Николай Григорьевич казалось, даже расстроился. – Это дело хорошее, хорошее… А я было подумал, что вы хозяйством озаботились. Обещались ведь самолично его вести с этих пор.

- Так-то мы по финансовым делам решили… - Таня промокнула губы салфеткой. – А с огородами пусть дворня разбирается.

Меньше знает – лучше спит. Хотя сплетни все равно разойдутся, как ни скрывай.

- Слушается вас дворня? – его лицо после слов о финансах слегка перекосило, но хитрец ничего не сказал. – Аглая Игнатьевна жаловалась, что ленятся, работать не хотят… Я бы давно их розгами отходил.

- Во-первых они вольные, - сказала я и, не удержавшись, добавила: - А во-вторых бить людей - это жестоко.

- Вы слышали, Аглая Игнатьевна? – развеселился управляющий. – Бить людей жестоко! То, что они вольные, никаких прав им не дает! Пусть идут в богадельню, раз работать не хотят!

- Эко вы загнули, Николай Григорьевич… - нянюшка боялась ему сказать что-то лишнее, но слова мужчины задели ее. – Каждая душа живая… боль чувствует. Перед Богом все равны.

- А я вам сейчас историю расскажу! – он не унимался, и я уже начинала переживать, чтобы Таня не вспылила и не наподдала этому «дворянину». – Знаете барина Федора Урядова? Однажды за обедом он спросил своего камердинера: «Кто лучше: собака или человек?»

- И что? – брови подруги сошлись на переносице. – Полагаю, он испугался и ответил, как того желал барин?

- Нет! Можете себе представить? – эта история явно веселила нашего гостя. – Глупый камердинер на свою беду ответил, что нельзя ровнять человека и бессловесную неразумную тварь. Барин так разозлился, в гневе тут же проткнул ему руку вилкой!

- Ужас! – воскликнула Таня. – Да разве можно так?

- Это еще не все! Урядов посмотрел на стоящего рядом дворового мальчонку, и спросил то же самое и у него! Бедняга от страха прошептал, что собака лучше человека! За что и был награжден серебряным рублем! – Николай Григорьевич захохотал, трясясь как рождественский холодец. – Хороша история! Ой, не могу!

Мы недоуменно смотрели на него, и у меня появилось желание дать ему ложкой по лбу. Ну, ничего, как только разберемся здесь со всем, я себе в таком удовольствии точно не откажу.

Мы еле высидели до конца обеда. Грыгорович всю дорогу что-то рассказывал, хохотал, размахивал ручками и налегал на рябиновку. После «лапшички» подали чай, но мы с Таней сослались на сонливость и ушли, не в силах слушать его визгливый голос.