Марина Ефиминюк - Бесстрашная
— Чудесно выглядите, — улыбнулся суним Стомма.
— Полагаете, я не видела себя в зеркало? — давая понять, что совершенно не в настроении изображать любезность, отозвалась я, но все равно позволила отодвинуть для себя стул по правую руку от хозяйского места.
— Может быть, вам что-то еще нужно? — видимо, не придумав, чем ответить на ворчание несговорчивой клиентки, уточнил щедрый хозяин.
— Мои сапоги.
У Кастана вытянулось лицо.
— Подозреваю, что вы, суним Стомма, взяли меня на поруки и боитесь, что я сбегу, а потому оставили босой. Вы сильно удивитесь, но у полов в вашем доме нет подогрева. Они ледяные, и я рискую заработать чахотку.
С идеально ровной спиной, словно между лопаток привязана доска, я грациозно опустилась на стул. Наверное, если бы в этот момент меня увидел учитель этикета из Института благородных девиц, от которого мне частенько прилетало линейкой по макушке за дурную осанку, то, вероятно, прослезился бы от умиления.
Кастам сел во главе стола, позвонил в серебряный колокольчик, и в комнате без промедления, будто подслушивал прямо под дверью, материализовался знакомый лакей. Раболепно опустив взгляд в пол, он замер на пороге.
— Принесите ниме Войнич какую-нибудь обувь, — с раздражением в голосе велел хозяин.
— И вязаные носки, — добавила я просто для того, чтобы увидеть лицо известного бабника и ценителя женской красоты, когда стану натягивать изящные атласные туфельки на носки.
Когда с обуванием было покончено, мы приступили к еде. Жуя кусочек за кусочком отбивную, я совершенно не чувствовала вкуса, словно снова насильно запихивала в себя тюремную баланду.
— Вкусно? — спросил Кастан.
— Неплохо. — Я запила мясо, просившееся обратно в тарелку, водой.
— Ногам тепло?
— Вполне.
— Почему вы злитесь?
— Почему известный судебный заступник взялся за дело второсортной газетчицы? Из-за того, что у меня честные глаза?
Он усмехнулся и изящным жестом поднес к губам бокал с вином.
— По-моему, отличная причина, чтобы помочь ниме, попавшей в беду.
— Вы в курсе, что скандал из-за романа Жулиты, которая, кстати сказать, тоже ваша клиентка…
— Была, — многозначительно поправил он, давая понять, что, как и остальные, считает, будто колонка, вызвавшая ажиотацию, насквозь лживая.
— О живых людях говорить в прошедшем времени не очень-то прилично, — копируя его насмешливый тон, заметила я и продолжила, ощущая внутри неприятную досаду: — Так вот, скандал вашей клиентки и королевского посла начался с меня. Именно я подкараулила их в гримерке.
— Я знаю.
— Все еще считаете, что у меня честные глаза?
В уютной гостиной с камином и посудной горкой, заставленной дорогим маримским хрусталем, воцарилось молчание. Мы с Кастаном пытливо рассматривали друг друга. В непроницаемом лице судебного заступника было невозможно прочитать эмоции.
— Простите меня, Катарина, — вдруг тихо произнес он. — Простите меня за то, что не смог вытащить вас из того проклятого места раньше.
Я ошеломленно моргнула, в одно мгновение растеряв злость, и поскорее отхлебнула воды, стараясь проглотить подступившую к горлу желчь.
— Нам с отцом ваши услуги точно не по карману. Значит, вас нанял шеф «Уличных хроник»?
Судебный заступник пожал плечами, подтверждая мою догадку.
— Вы понимаете, что шеф тоже сможет расплатиться только телом? Или своим, или моим.
— Я согласен на ваше тело.
Я подавилась куском брокколи и так сильно раскашлялась, что из глаз брызнули слезы.
— Вернее, мне достаточно только рук и головы.
— Надеюсь, их не придется отчленять? — подавив кашель, выдохнула я.
— Только если расчленение прибавит вам резвости в письме, — с невозмутимым видом продолжал издеваться судебный заступник и наконец пояснил: — Я работаю над книгой и ищу толкового помощника. Редактор уверял, что вы обладаете дерзким пером, хорошей скоростью письма, не страдаете безграмотностью и имеете довольно покладистый характер.
— Говоря откровенно, он сильно приврал насчет характера, — призналась я, и у Кастана удивленно изогнулись брови. — Видимо, он боялся, что вы откажетесь от помощи, а у вас репутация самого удачливого судебного заступника Гнездича, который не проиграл ни одного дела.
— Одно, — вдруг вымолвил Кастан.
— Простите?
— Я проиграл одно дело.
— И что случилось с вашим клиентом, его отправили под домашний арест?
— Повесили на мэрской площади, но с тех пор я поумнел.
— Совру, если скажу, что не рада этому факту, — пробормотала я, отхлебнув воды.
Вдруг дверь в столовую отворилась, и без стука вошел знакомый лакей.
— Суним Ка…
Не успел бедняга договорить, как его бесцеремонно подвинули в сторону. В комнату с полубезумным видом, прижимая к груди знакомую суму из выделанной кожи, ворвался Ян.
— Нима Катарина, я пришел! — вскричал мой незадачливый помощник.
— К вам посетитель, — закончил лакей, буравя затылок нежданного гостя неодобрительным взглядом.
Я украдкой покосилась на хозяина дома, уставившегося на Яна так, словно в его чистенькую, богато обставленную столовую, обогреваемую исключительно вишневыми поленьями, проник зловонный, вшивый бродяга. Если газетчик и заметил реакцию судебного заступника, то вида не показал. Без спроса уселся за стол рядом со мной, пристроил на соседний стул сумку.
— Это мой помощник, — пояснила я, обратившись к Кастану.
— Чистейшая правда! Я ее личный, ближайший помощник! Ян Гуревич! — горячо закивал газетчик и протянул Стомме руку, а когда тот вынужденно ответил на рукопожатие, как будто машинально обтер ладонь о куртку.
Все трое мы понимали, что жест нежданного гостя не был случайным, и Ян пытался задеть хозяина дома словно ревнивый отрок.
— Что ты тут делаешь? — изогнула я брови.
— Меня прислал ваш отец! Сказал, что неприлично девице оставаться в доме мужчины, если он не ее муж. — Ян выразительно скосил глаза в сторону Кастана.
По каким-то своим соображениям, мне совершенно не ясным, Яна родитель за мужчину не принимал, но допускал абсурдную мысль, что известный судебный заступник, вызывавшийся спасти меня от каторги, захотел бы покуситься на мою девичью честь и гордость.
— Впервые встречаю дуэнью столь высокого роста, — не глядя в сторону гостя, себе под нос пробормотал хозяин дома и грациозным жестом поднес ко рту бокал с вином.
— Он велел мне ночевать под вашей дверью, если вы планируете провести в этом доме еще одну ночь, — объявил Ян, ни разу не сбившись на панибратское «ты», и указал пальцем на дымящуюся супницу, стоящую на сервированном столе: — Еще я очень голодный.
