Сон в летнюю ночь (СИ) - Корнова Анна
— Когда мне не хочется жить, я просто иду спать.
— Как у Вас всё просто, Виктория. Вы не понимаете, что такое высокие чувства. Без графа я не смогу жить! Я должна его видеть, говорить с ним — он единственная моя отрада в этой жизни, другого такого человека в моей жизни никогда не будет.
«Психушка по вам плачет», — вертелось на языке у Виктории, но вслух было произнесено, конечно же, другое. Всё-таки Виктория Чучилина была теперь придворной дамой.
— Реально не понимаю Вас, Анна Леопольдовна. Что значит, другой отрады в жизни не будет. Ещё как будет. Я ведь тоже раньше считала, что встретила мужчину своей жизни, а вот попала сюда — и другой мужчина стал главным в судьбе. Жизнь не останавливается — будет другой, которого полюбишь, прирастешь кожей, и он станет самым дорогим, а значит, действительно единственным, главным в судьбе. А то, что у Вас с Линаром, уж простите мою дерзость, — это впустую тратить энергию, слушать шёпот за спиной, терпеть унижение, чтобы говорить себе: зато я рядом с единственной любовью! Анна Леопольдовна, оно того стоит? Что Вы себя так дёшево цените? Вы же настоящая принцесса! А потом, у Вас же принц Антон есть, замечательный человек, между прочим. Вот только сегодня он мне сказал…
— Виктория, прекратите! Слушать этого не хочу! Вот Вы считаете, что граф Линар мне не нужен, коли есть принц Антон, пускай он рохля, однако добр и любит меня.
— И к тому же законный муж, — дополнила Вика.
— Погодите, Виктория, не перебивайте, лучше объясните, зачем Вам переживания, даримые князем Соболевским-Слеповраном, известным ловеласом, ежели подле Вас есть адъютант Мальцев? Вестимо, он не так красив, как князь, но он намного добродетельнее и выше князя по душевным заслугам. Разумеется, Мальцев Вам не законный супруг, но мог бы им стать, в отличие от князя, и я была бы счастлива поспособствовать этому сватовству.
Слова Анны Леопольдовны застали Викторию врасплох. Смотреть на Мальцева как на возможного супруга Вике никогда на ум не приходило: Мальцев — он такой уютный, понятный, но замуж она выйдет за Романа Матвеевича Соболевского-Слеповрана, потому что… оттого что….
— Что Вы, Анна Леопольдовна! Мальцев мне как брат, и замужество с ним — это будет смахивать на инцест.
— Виктория, — вмешалась в разговор Юлиана, — про адъютанта Мальцева Вы нам после обскажите, а сейчас поведайте про графа Линара.
— Ничего хорошего я в отношениях с Линаром не вижу, — заявила Виктория.
— Это Ваши домыслы или предсказание? — в голосе Юлианы слышалась насмешка.
— Я это вижу, — твердо произнесла Вика.
Разумеется, ничего Виктория Чучилина не видела, но признать законность пребывания Линара при дворе она никак не могла. Анна Леопольдовна думает, что Линар уникален, как снежинка, а ведь все осуждают: и Мальцев, и принц Антон, а Слеповран открыто потешается над этой амурной историей.
— А что Вы видите? Какое видение у Вас, Виктория, было? — тихо вымолвила Анна Леопольдовна. — Возможно, оно и не так дурно.
— Виктория ещё не успела чего-либо провидеть, мы ведь токмо минуту тому назад поведали ей о нашем намерении. Просто Виктория хотела сказать, — Юлиана тщательно подбирала слова.
— А можно за Викторию будет говорить Виктория? — перебила Вика.
Камер-фрейлина Виктория Чучухина собралась объяснить, что негоже брать на службу русскому двору графа Линара — «нет таких вакансий в нашем эйчар-отделе!», но в этот момент Анна Леопольдовна неожиданно вскрикнула и схватилась за живот.
Начались роды, и к утру следующего дня Великая княгиня разрешилась от бремени «благообразной принцессой и великой княжной российской Екатериной».
XVII. Санкт-Петербург, 29 сентября, 1741 года
Во дворце рядом с апартаментами правительницы Анны Леопольдовны была устроена детская комната великой княжны Екатерины Антоновны. Далее находились опочивальня и кабинет брата новорождённой — коронованного императора Иоанна Антоновича. Младенец-государь, помимо нянек, имел в распоряжении штат советников, секретарей и переводчиков. Для них была оборудована галерея в семь покоев с зеркальными стеклами, а далее шли два зала для разных придворных торжеств. Малыш ещё не умел говорить, но вокруг него уже крутилась водоворотом кипучая придворная жизнь.
Утром солнечного осеннего дня, такого редкого для столицы, Виктория Чучухина была вызвана в императорские покои, чтобы растолковать странный знак, замеченный мамкой императора Анной Федоровной Юшковой. Накануне ребёнок целый день пытался снять с себя нательный крестик. Зайдя в детскую, Вика увидела обитые вышитым шёлком стены, украшенные позументом оконные и дверные гардины, заглушающие шаги, алое сукно на полу. Камер-фрейлина Виктория второй год жила в царском дворце, но такой изысканной роскоши ещё не видела.
— Гламурненько! — похвалила Вика комнату Иоанна Антоновича.
— Растрелли и Каравак наблюдали за работой, — раздался голос Анны Леопольдовны. Она неслышно вошла и стала подле окна.
Имена архитектора Растрелли и живописца Каравака Вике Чучухиной ни о чём не говорили, но она одобрительно кивнула:
— Классно дизайнеры поработали, с выдумкой.
Анна Леопольдовна светло улыбнулась и взяла на руки сына. Виктория залюбовалась этой картиной — наполненная утренним солнцем комната и красавица мать с голубоглазым малышом — как же хороши они была этим утром!
Вопрос о крестике Вика растолковала быстро и позитивно: «Ничего плохого не произойдет, перспективы самые радужные. Ясно вижу благополучие и хороший аппетит». Вике захотелось сказать ещё что-нибудь доброе, так мило было в этой детской-императорской, но она очень спешила. Надо было подготовиться к встрече посольства персидского шаха. Конечно, не на торжественный дворцовый прием, а на улицу поглазеть на слонов и верблюдов собиралась наша героиня. Прежде слоны её не сильно интересовали, она считала, что достаточно насмотрелась на них в детстве и в зоопарке, и в цирке, и по телевизору, но то было тогда, в прекрасном двадцать первом веке. Здесь же, в веке восемнадцатом, развлечений было настолько мало, что от новости о прибытии в Петербург персов на слонах радостно забилось сердце. Они с Мальцевым договорились встретиться пополудни на Невской першпективе, чтобы посмотреть на торжественную процессию. Разумеется, приятнее было бы пойти со Слеповраном, но Вика даже не заикалась Роману Матвеевичу про это мероприятие, понимала, что стоять в толпе, глазеющей на слонов, князь Слеповран-Соболевский не станет — не снизойдет до подобной забавы.
Из покоев Анны Леопольдовны донесся мелодичный бой часов, заставивший Викторию заволноваться. Это уже одиннадцатый час! Надо надеть новое платье под драдедамовую накидку, надо шляпку подобрать соответствующую, чтобы не быть похожей на купчиху-лавочницу, да много чего надо успеть сделать… Хотя Виктория Чучухина и в двадцать первом веке могла часами готовиться к выходу, но в веке восемнадцатом, чтобы самостоятельно справиться с корсетом и фижмами, чтобы без удлиняющей туши для ресниц и контурных карандашей достойно выглядеть, времени на сборы требовалось, по выражению самой Вики, «ещё больше, чем до фига». Одна лишь прическа не менее получаса занимала; говорят, в Европе возвращается мода на парики, как во времена царя Петра, но то — Европа, а в Петербурге пока надо свои волосы укладывать замысловатыми прядями. Пока соорудишь на голове куафюру да украсишь локоны лентами, сто раз с нежностью вспомнятся плойки и фены из оставшегося в прошлом будущего.
Как ни старалась Виктория успеть вовремя, она, конечно же, опоздала. Улица была запружена любопытными, казалось, весь город собрался на Невском, чтобы поглазеть на невиданное зрелище. Вика с Мальцевым протиснулись сквозь толпу поближе к дороге (горожане неохотно, но расступались при виде офицерского мундира Мальцева) и обомлели.
— Вот это я понимаю: уличное шоу! — глаза Вики радостно блестели, возбуждение толпы передалось и ей. Как давно не было в её жизни подобных представлений.