Сон в летнюю ночь (СИ) - Корнова Анна

I. Москва, Автозаводская улица, 10 июня 2020 года

10 июня 2020 года Виктории Чучухиной исполнилось двадцать семь лет. Возраст, по мнению Виктории, подступал к критической отметке, а женское счастье, каким оно рисовалось Виктории, всё ещё не было достигнуто. «Женское счастье — был бы милый рядом», — пело РетроFM на соседнем балконе. Милого рядом не было. Он исчезал именно в тот момент, когда их отношения казались как никогда прочными, и звонил после того, как Вике становилось ясно, что его уже никогда не увидеть на горизонте. Словом, Вуколов (а он и был Викиным милым) держал свою возлюбленную в постоянном напряжении душевных сил. Виктория к этому давно привыкла и упивалась страданиями, смакуя нанесенные ей обиды и наслаждаясь собственным самопожертвованием. Она могла часами вспоминать неудавшиеся свидания, размолвки, холодные слова. Но страдать одной быстро надоедало, и тогда Виктория подключала окружающих. Её подруги, приятельницы и даже случайные попутчицы в купе поезда уставали от бесчисленных примеров равнодушия и эгоизма Вуколова. «Конечно, где он ещё найдет такую дуру, которая станет всё это терпеть!» мощным рефреном проходило через все монологи Виктории, хотя более всего она боялась именно этого: Вуколов найдет другую, и не дуру вовсе, а хитроумную, обольстительно-коварную, которая навсегда уведет его за собой. А как жить без Вуколова, Виктория не представляла.

Двадцать семь лет — прекрасный возраст для вступления в брак с Вуколовым. С этой мыслью и встретила Виктория утро своего двадцатисемилетия. Весь день осознание необходимости замужества крепло, а к вечеру переросло в твердое убеждение. Виктория, разумеется, и прежде любила помечтать о том, как Вуколов на ней женится: как он будет делать ей предложение, как на руках внесет её в ЗАГС, как они будут принимать гостей в своем доме, гулять с детьми, которые будут похожи на Вуколова, как они будут сказочно хорошо жить… За пять лет Виктория столько раз это себе представляла, что её затянувшееся девичество полностью опровергало учение сайтов с увлекательными рассказами про аффирмации и визуализации: «Нужно очень хорошо чего-нибудь захотеть — и оно будет». Виктория очень хотела, но ничего не было: ни обручального кольца, ни детей.

И вот в день своего двадцатисемилетия Виктория абсолютно ясно, как когда-то таблицу умножения, поняла: настало время решительных действий. Если на её намёки Вуколов не обращает внимания, то надо ему прямо объявить, что ждать больше нельзя. «Вижу цель, не вижу препятствий» — эту формулу успеха Вика почерпнула из статуса какого-то интернет-пользователя, ведь именно социальные сайты были основным источником духовной пищи нашей героини.

Накануне отменили самоизоляцию и пропускной режим, но кафе должны были открыться только 16 июня, поэтому день рождения было решено отмечать дома. Мама с бабушкой уехали самоизолироваться на дачу, и Вика думала, что они вдвоём с Вуколовым романтично-нежно проведут вечер, обещающий стать важным в её судьбе. Но одноклассница Даша изъявила желание лично поздравить подругу, а заодно и развлечь своего нового мужа Димку Карасёва. Дима учился в параллельном классе и отличался накаченными мышцами и полным отсутствием воображения. За десять лет Димина фигура стала ещё брутальнее, а вот с разговорами была беда. Но Даша, успевшая к двадцати семи дважды не создать семью, утверждала, что именно отсутствие фантазии — главное Димино достоинство: в отличие от предыдущих её партнеров он предсказуем.

Если бы Карасёв не принес ту дурацкую бутылку текилы, то решение идти с Вуколовым в ЗАГС не потребовало бы безотлагательного претворения в жизнь. От шампанского Виктория пролепетала бы своё обычное о том, как хорошо всегда быть вместе, Вуколов в который раз объяснил бы, почему это вовсе не хорошо; проводив друзей, они вдвоем собрали бы посуду, не торопясь покурили и, счастливые, уснули, прижавшись друг к другу. Утром можно было бы долго тянуться, пить сваренный Вуколовым кофе — всё могло бы быть так замечательно…

Но главный враг Виктории — её, подбадриваемый карасёвской текилой, язык. Именно он всё испортил. Гости ушли, и Вуколов с Викторией принялись ставить тарелки в посудомойку. Вернее, Вуколов протирал салатницу, а Виктория закурила да вдруг и брякнула: «Нам пора пожениться. Наши отношения зашли в тупик. Им необходим новый виток!»

Вуколов спокойно продолжал аккуратно вытирать салатницу, вроде, как и не ему говорят. Это ещё больше подхлестнуло Викторию:

— Мне рожать пора, и я хотела бы, чтобы у моего ребенка отец был не кто-нибудь, а именно ты!

— Говоря о стремлении к материнству, ты не могла хотя бы сигарету изо рта вынуть? — заговорил наконец Вуколов.

Вот тут Виктория и выложила очень удачную фразу, над которой работала с самого утра:

— Мне уже двадцать семь лет. Как личность и как специалист я вполне состоялась. Теперь пришла пора создания семьи.

— Семью и в восемнадцать лет можно создавать, — безразлично проронил Вуколов, — только насчёт своих личностных и профессиональных качеств мне, пожалуйста, не рассказывай.

Виктория не раз уже слышала от Вуколова, что работник она никакой и личность её требует значительного укрупнения, «ничего своего: ни сомнений, ни убеждений». Вуколов всё это уже не раз ей говорил, но в ту минуту, когда описание Викиного ничтожества должно было прерваться традиционным: «И за что я тебя люблю? Сам удивляюсь», Виктория перебила:

— А что ты всё у меня недостатки выискиваешь? Я не сформировалась как человек, как специалист. А ты сформировался? Боишься от матери оторваться. Как же твоя сформировавшаяся личность без её советов? Тебя мои профессиональные навыки не устраивают? А сам-то ты чего достиг? Хоть бы журнальчики когда почитать дал, где твои статьи тиснуты.

— Тебе почитать? Так я в гламурных журналах не печатаюсь. Решила почитать! Да ведь ты даже любовные романы читать не в состоянии. Экранизации телевизионные смотришь. Замуж у неё зачесалось! Рожать ей пора! А что ты можешь ребёнку дать?

— А ты что можешь дать? Умение напускать умный вид. С выраженьем на лице мы сидели на крыльце… Чего ты достиг? У тебя лицо лузера и бездаря. А ты тужишься, как индюк, изображаешь из себя великого учёного…

Это Виктория, конечно, погорячилась: лицо Вуколова — лицо интеллектуала, а взгляд — взгляд хозяина жизни. Что именно Вуколову не понравилось: что он похож на бездаря или что на лузера — Виктория не поняла, а Вуколов объяснять не стал. Он просто аккуратно сложил полотенце и, ни слова не говоря, пошел к двери. «Гни так, чтоб гнулась, а не так, чтоб лопалось», — говорила Виктории её бабушка, но, видно, напрасно.

— Валер, ты куда?

Хлопнула входная дверь. Виктория выбежала на лестничную площадку — кабина лифта пошла вниз, стремительно увозя Вуколова. «Догнать во что бы то ни стало!» — единственное, что вертелось в мозгу у Виктории, когда она стремглав бежала по лестнице. И кто придумал эти, стоящие отдельным отсеком от квартир и лифта, лестницы с выкрученными лампочками и забитыми фанерой окнами! В темноте нога подвернулась на чём-то скользком, каблуки разъехались, и Виктория покатилась по ступенькам. Когда, не чувствуя боли, она выбежала на улицу, машина Вуколова заворачивала за угол. Шел дождь, какая-то женщина, прижимая маленькую курносую собачку, равнодушно посмотрела на растрепанную девушку и поспешила в подъезд. Даже собаку на руках носят, даже собаку любят… Виктория стояла посреди дороги и плакала: болела разбитая коленка и было очень жаль себя.

Всхлипывая, Виктория поплелась домой, вымокшая, хромающая, несчастная. В прихожей под зеркалом стояла забытая Вуколовым сумка. «Он больше не придет», — прошептала Виктория, хотя наличие сумки указывало как раз на обратное. Отчаяние захлестнуло, и казалось, что ничего страшнее, чем потерять Вуколова, в жизни произойти не может. И кто тянул её за язык! «Нельзя же быть такой дурой», — говорили Виктории подруги, родители, Вуколов, и теперь она сама понимала: действительно, нельзя. «Что я такого сказала? Что хочу за него замуж? Так он это и так знает», — бормотала Виктория, открывая сумку Вуколова. Что она хотела там найти? Неизвестно. Никаких следов таинственной соперницы, ни письменных указаний вуколовской матери насчёт женитьбы там быть не могло. У Виктории вообще-то отсутствовала привычка лазить в чужие сумки и читать чужие письма. Не то, чтобы совесть не позволяла, ей это было просто неинтересно. Но в тот вечер лишь пьяное отчаяние двигало ею, и когда в сумке обнаружилась банка с белым порошком, Вика открутила крышку и лизнула содержимое. Виктория Чучухина никогда ничего не пробовала на язык, брезгливо отворачивалась на рынке от немытых фруктов, а уж химический порошок тянуть в рот ей никогда не могло бы прийти в голову. Но почему-то в тот вечер она лизнула белый, похожий на соль порошок — тут же бешено заколотилось сердце, перехватило дыхание, и стало понятно, что это яд. Ну, и пусть Вуколов не женится, пусть дверью хлопает, вот захочет жениться, а не на ком… побегает ещё на могилу… Виктория насыпала в ладонь ядовитый порошок, поднесла ко рту. Она ещё не успела даже проглотить кисловатую отраву, а резкая боль так свела тело, что захотелось кричать, но не было сил даже на стон.