Угольки (ЛП) - Кент Клэр

Когда я заканчиваю с его бородой, он как будто напрягается сильнее. Переведя взгляд, я обнаруживаю, что его глаза смотрят так горячо. Они скользят то к моему лицу, то к груди.

Вырез этого платья довольно свободный, так что он слишком сильно обнажает мою грудь, если я неудачно наклонюсь.

— Извини, — бормочу я, и мои щеки краснеют, пока я поправляю платье. — Я не стала бы делать это нарочно.

Это правда. Я не хочу заманивать его уловками, соблазнять или подталкивать к выбору, которого он не сделал бы самостоятельно. Это было бы несправедливо по отношению к нему. Или ко мне.

— Я знаю, малышка. Не твоя вина, что я возбуждаюсь от малейшего взгляда на тебя.

Он говорит почти нежно, и от этого мое сердце пропускает удар. Мои руки слегка дрожат, пока я напоследок подравниваю его бородку.

Но теперь я знаю, что он возбужден, и это заводит меня саму. Моя киска сжимается, пульсирует от предвкушения, пока я отхожу и кладу ножницы. Я избегаю его взгляда, поскольку меня почти смущает реакция моего тела.

— Рэйчел.

Мой взгляд взлетает и встречается с его. Выражение его лица такое жаркое. Голодное.

— Иди сюда, малышка.

Я делаю шаг вперед, едва дыша.

— Ты тоже возбуждена? — сипло спрашивает он. Когда я оказываюсь достаточно близко, он проводит ладонью по моей голой ноге, накрывая одну из ягодиц.

— Да, — я переступаю с ноги на ногу. — Но ничего страшного. Если ты не уверен, я не хочу… навязывать.

— Ты никогда ничего не навязывала. Все, что я делал с тобой — я хотел этого.

— Правда?

— Да, — он качает головой и привлекает меня еще ближе, чтобы я встала между его разведенными бедрами. — Никогда не думал, что мужчина способен так сильно хотеть, бл*дь… пока не начал хотеть тебя.

Я издаю глупый мяукающий звук и цепляюсь за его плечи, поскольку мои колени определенно подкашиваются.

Он обеими ладонями гладит мое тело под платьем, от бедер вверх до грудей. Какое-то время играет с сосками, затем опускается ниже, чтобы поласкать задницу.

— Тебе нравится? — бормочет он хрипло и мягко.

— Да, — я прикусываю нижнюю губу и слегка покачиваюсь, пока он трогает пальцами мою киску.

— Тебе нравится, когда я так к тебе прикасаюсь?

— Да. Очень нравится.

— Кажется, тебе нужно кончить. Ты уже горячая и влажная.

— Да, — я цепляюсь за его плечи, и перед глазами все размывается, когда он вводит в меня два пальца. — Да, мне нужно. Кончить. Очень сильно.

Когда он начинает трахать меня пальцами, я кончаю меньше чем за минуту, держась за его шею и громко крича, пока удовольствие стискивает меня спазмами. Он не останавливается. Он продолжает, пока я не кончаю еще два раза. Затем я принимаюсь возиться с его штанами, пока не обхватываю пальцами его член и не довожу его до оргазма.

Он кончает с громким ревом. Звук эхом отражается от каменистых склонов вокруг нас.

После я продолжаю цепляться за него, желая ощутить его руки на себе. Но минуту спустя что-то в языке его тела меняется. Я чувствую это и опускаю руки еще до того, как он поднимается на ноги.

Он не смотрит мне в глаза.

— Кэл, это не было неправильным, — а что мне еще сказать, черт возьми?

Он снимает штаны и идет под водопад, до сих пор одетый в боксеры. Намыливается быстрыми движениями.

— Что бы сказал Дерек, если бы увидел нас сейчас?

Я сглатываю, поскольку этот вопрос причиняет мне настоящую боль.

— Дерек мертв.

— Но что бы он сказал? — он выдавливает эти слова.

— Он любил нас. Нас обоих. Он хотел бы, чтобы мы были счастливы. Так что я думаю, он бы, наверное…

— Не возражал, что его папа трахает его девочку? Прикасается к ней? Заставляет ее кончать? Позволяет ей трогать его член? Ты серьезно думаешь, что он бы не возражал?

Буквально минуту назад я была такой счастливой и удовлетворенной. Теперь все это без предупреждения рушится.

— Да даже задавать такой вопрос несправедливо, Кэл. Когда Дерек был жив, все было иначе. А теперь все изменилось. Я уже не та, и ты тоже.

— Я до сих пор его отец, — он втирает шампунь в волосы с такой силой, будто пытается выцарапать что-то из своего мозга. — Ты до сих пор его девочка.

— Я не его девочка! Он умер. Мы любили его, но он умер, и его нет уже три долгих года. Теперь я твоя девочка!

Он резко разворачивается ко мне, мокрый, почти голый и свирепо хмурящийся.

— Не говори так. Никогда так не говори.

— Почему нет? Это правда, — я снова боюсь, как и вчера. Но я в то же время необъяснимо зла. — Проблема реально в Дереке? Или в чем-то другом?

— Что ты имеешь в виду, бл*дь? — он смывает шампунь и хватает полотенце с камня, на котором его оставил.

— Я говорю об иррациональном чувстве вины, которое ты носишь в себе. Ты думаешь, что из-за твоих плохих поступков в прошлом ты не заслуживаешь счастья. Так что всякий раз, когда ты близок к счастью, ты отталкиваешь меня. Как будто это я виновата в том, что ты чувствуешь вину.

— Я не виню тебя ни в чем! Я никогда тебя не винил.

— Разве? Потому что ты совершенно точно заставляешь меня расплачиваться за это. Я понимаю, что у тебя есть проблемы, Кэл. У всех они есть. Но между нами зародилось нечто настоящее, а ты продолжаешь обходиться с этим как с помоями. Мне похер, что ты делал в прошлом. Сейчас ты такой, какой ты есть. И таким я тебя хочу. Весь мир полыхает в огне. Он рушит все, оставляя лишь тлеющие угольки, но мы с тобой не сгорели. Мы все еще здесь, и мы имеем право жить той жизнью, которой живем сейчас. Ты не обязан продолжать наказывать себя. Ты можешь быть счастливым.

Я даже не знаю, откуда все это берется. Может, результат всего, что назревало во мне за последний год. Но я знаю, что это правда. Я прекрасно знаю, что сейчас движет Кэлом, и что заставляет его снова и снова отталкивать меня.

И я ненавижу это. Я не могу выносить, что он продолжает это делать.

Но я все же допускаю ошибку. Мне не стоило этого говорить. Он закрывается как рухнувшая опускная решетка. Я вижу, как это происходит на его лице. Даже его глаза будто отрешаются.

— Дело не в этом, — холодно говорит он, быстро вытираясь, затем надевая футболку и штаны.

— А я думаю, что может быть в этом. Но извини, если я слишком надавила. Мы можем…

— Нам необязательно продолжать этот разговор.

И все. Это его финальное слово. Я слышу это в его тоне. Вижу в натянутой холодности его выражения.

Я зашла слишком далеко. Попробовала слишком многое. И теперь мне не останется ничего.

Конечно, я постараюсь не допустить этого, но я вижу, как это приближается — неизбежное, как грозовые облака, назревающие вдалеке.

Он снова разобьет мне сердце. Это уже свершившийся факт.

***

Оказывается, у меня даже нет шанса придумать что-то, сказать что-то, попытаться изменить ситуацию. Как только мы возвращаемся в хижину, Кэл ворчливо объявляет:

— У нас заканчивается корм для кур. Я поеду и посмотрю в том магазине тракторов. Под завалами должно найтись что-то еще.

Я смотрю на него, удивленная и на мгновение дезориентированная, потому что обычно мы заранее планируем такие поездки. Если использовать тропы и самые безопасные окольные дороги, то путь до того старого магазина занимает четыре часа.

— Что? Ладно. Только дай мне минутку, чтобы переодеться.

Он качает головой и издает гортанный звук.

— Что это значит? — мой голос делается слегка пронзительным, но я не уверена, что тут можно поделать. — Мы всегда ездим везде вместе.

— Да, но сегодня на то нет причин. Я вернусь до темноты. С тобой все будет хорошо.

— Я беспокоюсь не за себя. Я беспокоюсь за тебя. Путешествовать небезопасно, и у тебя нет причин делать это в о…

— Сегодня я поеду один. Мне надо побыть одному.

Это ранит. Очень сильно. Боль несколько секунд дрожью проносится по мне… не менее интенсивная, чем мои оргазмы ранее.

Ему нужно побыть одному. Без меня.