Чужие берега (СИ) - Гринкевич Валентина

В этот момент наш разговор прервали громкие возгласы, возвещавшие прибытие посланцев короля. Мы переглянулись. Я кое-как пригладила волосы, взяла в руки корону и вышла из хижины вслед за парнями.

Перед нами стояли четверо воинов, прибывшие проводить нас к королю. Вот любят они тут четверками ходить. Хотя, безусловно удобно. Двое впереди, двое позади, все под контролем, и никто никуда не сбежит. Но мы-то сбегать и не собирались, не для этого сюда пришли.

С полчаса мы всей процессией шли по главной улице мимо бесчисленных рядов глиняных хижин, пока не остановились около небольшой группы домиков, окружавших

высокую каменную изгородь.

— Тут живут слуги? — шепотом спросила я у Лаэрта.

— Скорее жены, — также шепотом ответил он мне.

Я уловила неодобрительный взгляд охранников и замолчала.

Ворота в королевский двор были распахнуты, и мы беспрепятственно вошли внутрь.  Как раз напротив главных ворот в глубине огромной площади, земля на которой была посыпана толстым слоем толченого известняка, стоял большой каменный дом. Одноэтажный, но тем не менее выгодно отличающейся от тех глиняных хижин, что мы видели по дороге сюда. Стены его отшлифованы настолько гладко, что без труда отражали свет горящих вокруг хижины фонарей.  Судя по всему, это и была резиденция Его Величества.

2.

Площадь не была пустынна. Вдоль дороги ведущей к дому короля стояли воины, выстроенные в несколько рядов. Также два отряда человек по двадцать каждый по обе стороны от входа в его жилище неподвижно и молча. Вообще на  площади царила неестественная мертвая  тишина.

Мы остановились перед домом, не доходя до него метров десять. Один из наших сопровождающих сказал нам, чтобы мы остались стоять здесь, а сами они присоединились к отрядам воинов.

Более десяти минут мы ждали выхода короля, переминаясь с ноги на ногу, и все это время чувствовали, как нас с любопытством рассматривает все его придворное войско. Ощущение было не из приятных, но я вспоминала, как держали себя местные жительницы, и пыталась сохранять равнодушный и независимый вид.

Наконец дверь распахнулась, а в этом доме была самая настоящая дверь, в отличие от циновок, которые мы видели на хижинах попроще, и из нее вышел человек, несущий стул с большой спинкой. Поставил его напротив входа и снова исчез в доме. Еще через несколько минут дверь опять открылась, и из нее вышел человек с головы до ног закутанный в меховой плащ. На площади застучали барабаны. Наверное, барабанщики скрывались за спинами воинов, потому что пока мы стояли в ожидании аудиенции, никаких музыкальных инструментов я не заметила. Некогда мне было рассматривать их и сейчас. Мы не сводили глаз с короля табари. Барабанная дробь становилась громче и чаще, пока наконец не достигла максимально возможной, сливающийся в монотонный гул, и вдруг разом оборвалась. В ту же секунду король табари выпрямился и сбросил с себя меховой плащ.

Я не смогла удержать испуганный возглас. Это было поистине жуткое зрелище. Лицо его было безобразно: совершенно без губ, с оскаленной щелью рта, с широким приплюснутым носом, с черными горящими сумасшедшей злобой глазами, с лысым черепом, покрытым глубокими бороздами морщин.

Не помню, видела ли я когда-либо в жизни что-то более отвратительное, свирепое и безумное. В ту же секунду я поняла, какую непоправимую ошибку мы совершили, явившись сюда без приглашения. Мое сердце колотилось от страха, но отвести глаз от короля табари я не могла. На груди у него красовалось огромное ожерелье из роскошных перьев, только белых, а не черных как у его воинов.  Под перьями просматривалась тонкая металлическая кольчуга, вокруг шеи была обмотана золотое ожерелье в виде толстой цепи.  Голову этого страшного человека охватывал платиновый обруч, в центре которого зиял громадный нешлифованный алмаз. В руке сверкал в отсветах фонарей длинный, тяжелый, изогнутый клинок.

С минуту король стоял неподвижно, потом вдруг вытянул вперед руку, похожую на лапу хищника с длинными черными когтями и заговорил неожиданно высоким, пронзительным голосом:

— Я король табари, а вы мои подданные, слушай меня! Слушайте меня, воины! Слушайте меня, горы, пещеры и подземные недра! Слушайте, мужчины и женщины, юноши и девушки, рожденные и еще не рожденные дети! Слушай меня все, кто живет и кто должен умереть! Слушайте!

На мой взгляд, такое пафосное обращение было излишне, потому что все присутствующие на площади и так не сводили с короля глаз, ловили каждое его слово и почти не дышали.

— Сегодня поистине благословенный день, когда в наш народ вернулась великая святыня, похищенная столетие назад. Мы думали, что королевская корона табари утеряна навсегда и не надеялись когда-либо увидеть ее вновь. Но боги смилостивились над нами и вернули нам святыню. Но помимо такого щедрого дара они преподнесли нам еще один, не менее ценный.

О чем это он говорит? Какой еще дополнительный дар? У меня перехватило дыхание от дурного предчувствия.

— Я помню старца, что похитил нашу корону, помню вкус его крови и жар его магического дыхания. Помню, как выглядят его глаза, и помню запах, исходящий от старого чародея. Его давно нет в живых, но потомок презренного вора стоит сейчас перед нами, я узнаю его! Боги привели его к нам, чтобы мы могли не только вернуть святыню на ее законное место, на голову короля, но и смыть с нее позор и грязь от рук чужаков кровью тех, кто посягнул на честь народа табари.

Я ойкнула и посмотрела на Артура. Король про него что ли говорит? Его кровью очищать оскверненную реликвию собрался? Такой поворот нас категорически не устраивает! Я неосознанно прижала корону, которую все еще держала в руках, к себе поплотнее.

Король замолчал и уставился на нас, сверкая злобными безумными глазами. На площади опять воцарилась тишина.

3.

Артур сделал шаг вперед и наклонил голову в знак почтения. Кланяться, правда, не стал, не говоря уж о том, чтобы на колени падать и уверенно с достоинством произнес:

— О, великий король табари! Я понимаю твою злость и негодование по поводу случившегося. Но все произошло так много лет назад. Я не присутствовал при краже и не должен отвечать за своего предка. Я не знаю, какие обстоятельства вынудили его совершить столь низкий поступок, не знаю его помыслы, действительно ли черны были его намерения и какую цель преследовал мой прадед. Но сейчас он мертв. А я в отличие от него на королевскую реликвию не посягал! Я возвращаю ее с пожеланиями мира и процветания вашему народу!

Артур замолчал. Я чуть не зааплодировала его речи, но вовремя сдержалась.

Король моих восторгов не разделял:

— Святыня осквернена и скверну может смыть с нее только кровь!  — громко выкрикнул он и сделал шаг по направлению к Артуру, поднимая в руке клинок, но тот тоже отступать был не намерен:

— Ты верно сказал, что чуял жар магического дыхания вора. Мой прадед был великим колдуном и передал мне свои способности, приумноженные многократно! Голос Артура не дрогнул. — И ежели хоть одна капля нашей крови прольется на земле табари, если хоть один волос упадет с нашей головы — великое проклятье обрушится на ваш народ! Я колдун и древняя магия подвластна мне! Я видел много вероломных поступков в своей жизни, но я никогда не творил их собственными руками и не допущу несправедливости по отношению ко мне и к моим людям! И если невинная кровь прольется на землях табари, я успею восстановить справедливость, прежде чем умру, великое проклятье падет на убийц, их король тут же умрет в страшных муках, а я успею увидеть это и душу мою охватит радость и веселье. Вы не причините нам вреда, ибо дети не отвечают за грехи их отцов.

Артур вошел в какой-то раж от собственной речи, его голос громко разносился над площадью, а слова опадали на толпу как камни, будто действительно имели немалый вес. Думаю, он вкладывал в них какую-то магию и сам свято верил в то, что говорил.

По лицу короля пробежала тень сомнения. Умирать ему, конечно, не хотелось, колдовства он совершенно обоснованно побаивался, но и отступить на глазах своего народа перед пришедшими чужаками не мог тоже. Нужно было принимать какое-то решение, причем немедленно.