Дракон проснулся (СИ) - Чернышова Инесса
От неожиданности даже назвала меня по громкому титулу, который ровным счётом ничего не значил. Королевская кровь давно не считается священной, иначе бы «хромая Клод», как её называли за глаза, не посмела убить меня. Может, муж-король не так уже был и неправ, когда избегал её привязанности?
— Вы переживаете, что платье будет вдовье? — Берта истолковала всё по-своему. — Я пришью к нему такое тонкое кружево, что вам все столичные госпожи позавидуют.
— О, не надо, пожалуйста — улыбнулась я, остановившись и растерянно посмотрев на молочную сестру. Мне вдруг захотелось подбежать и обнять её, как я делала в далёком детстве, когда магия крови ещё не сковало ледяной бронёй девичье сердце. — Ты ведь не хочешь сделать меня посмешищем! Шитьё оставь швеям.
— Вот, вы улыбнулись! А мне того и надо! — Берта залилась заразительным смехом, даже вечно плаксивый голос изменился.
В такие моменты мы могли дурачиться или кидаться подушками, а я забывала, что должна «нести в осанке и выражении лица королевское достоинство, перед которым всякий захочет склонить голову». Так говорила мама, потому что понятие не имела о королевском достоинстве, но прочитала немало любовных романов, где те, кто никогда не бывал в «Шипастой розе», пыталась представить, каково это — быть принцессой.
— А почему вы плакали? — Берта снова погрустнела, заметив мои слёзы.
— Потому что я хочу танцевать на балу и растапливать ледяные сердца! — ответила я, гордо вскинув подбородок. Пусть никто не узнает моих страхов, ледяные принцессы ничего не боятся! Если бы меня сейчас видел отец, он бы мной гордился!
У меня будет неделя, чтобы придумать, как остаться в живых даже с алмазом Катринии в диадеме.
Когда время истекло, решение я нашла. Не идеальное, но его мне подсказал сам Двуликий.
3
Подготовка к званому приёму напоминала подготовку к смотринам невест, проводимых при первом тридцатилетии моего отца.
Он часто рассказывал, как к ним подводили благородных дочерей: дева постилась, проводила дни с учителем танцев, оттачивающим каждое движение и поворот головы под звуки спокойной или ретивой музыки, а также с учителем этикета и госпожой-воспитательницей, в чьи обязанности входило подготовить к ответам на каверзные светские вопросы соперниц и светских кумушек.
Примерка платья, туфель, даже выбор чулок считался священнодействием, ритуалом, в котором недопустима малейшая оплошность. Что уж говорить об украшении причёски и подборе драгоценностей!
Тут нельзя перестараться, чтобы не показаться вульгарной, но и негоже ограничиться скромной брошкой. Развязать языки светским сплетницам, которые разнесут по всей столице вести, что такая-то семья совсем обнищала, беда велика, тут потенциальный жених и смотреть не станет в твою сторону.
И вот теперь я был в роли этой девы. Не то чтобы собирался покорять даму, за эти дни даже мысли о таинственной Ниаре Морихен оставили мою голову.
Геранта умерла, что мне толку в той, кто была ей лишь дальней родственницей! Как бы ни был заманчив её портрет, её снимок, я сомневался, что вживую она сможет привлечь моё внимание дольше, чем на пару минут.
И всё же нет-нет, а считал дни, оставшиеся до нашей с ней встречи. В том что она состоится, не было никакого сомнения.
И всё же захочу ли я посмотреть в её сторону во второй раз?
Даже Оливия, несомненно приятная и не лишённая женских чар, а ещё довольно бойкая и независимая, если можно так сказать о незамужней даме, перестала вызывать интерес, когда я познакомился с нею в приватной обстановке гостиной за чашкой чая и светской болтовнёй, больше меня не интересовала.
— Вы так хотите замуж? — внезапно спросил я, потирая переносицу и пользуясь образовавшейся паузой в разговоре. К счастью, Оливия не была болтливой, если дело не касалось её картин.
Каждый день после обеда она пару часов посвящала себя живописанию и даже приглашала меня полюбоваться на результат, которым несомненно гордилась. Я неизменно отказывал себе в удовольствии сказать ей правду.
Лгать Дракону незачем. Сильный может позволить себе правду, а я пока набирал мощь: вскоре после переезда в столицу ко мне потянулись высокопоставленные визитёры.
Огнепоклонники больше не были лишь кучкой фанатов, объединённых идеей о мировом грядущем господстве Драконов. Теперь в их ряды влились люди, обличённые властью и закованные в прагматичный цинизм.
И как лорд Лаветт не пытался помешать мне сблизиться с некоторыми из них, мешаясь под ногами, я своей цели достиг. И на предстоящем званном вечере закреплю связи и обрету больше свободы.
И возможно, даже выслушаю их соображения касательно моего господства в Сангратосе. Будет чему улыбнуться после окончания всей истории.
Я находился в прекрасном расположении духа, деньги потекли в карманы рекой. Через тщедушного вертлявого наследника банковской империи господина Цетхема я получил доступ к вкладу, сделанному несколько сотен лет назад. Моим отцом, например.
И вот теперь я мог поговорить с Оливией наедине, как когда-то объяснился с Исиндорой, её бабкой.
— С чего вы решили?
В голубых глазах леди вспыхнула злость. Эта дама не была розой без шипов.
— С того, что ваш дядя планирует наш союз, но мне вы не по нраву.
Глаза «Розы» сузились ещё больше, а щёки вспыхнули.
— Разве союзы заключаются лишь по любви? Это непрочная основа, — Оливия покусывала губы, и мне было любопытно услышать её умозаключения. — Мой дядя хочет, чтобы наша семья стала так близко к трону, насколько это было возможным.
— Однажды ваш предок уже слушал предсказания астрологов, но они не сбылись. Вам лучше обратить внимание на молодого короля. Королевой, конечно, он вас не сделает, вы не той масти, но в фаворитки сгодитесь. Может, даже родите бастарда.
На мои откровенные речи она реагировала вполне предсказуемо: то бледнела, то старалась скрыть гнев за чашкой чая, делая глоток, а потом застыв с прибором в руке, смотрела на блюдце на столе. Сжимала губы в тонкую линию, словно так я не замечу, как они дрожат. Старалась не расплакаться, это уже вызывало во мне уважение.
Но не жалость. Если она хочет стать моей спутницей, должна понимать, что Драконы безжалостно-правдивы. Я давал ей возможность избежать оков брака, о котором она будет жалеть всю жизнь.
— Так хотя бы вы сможете уклониться от остывшей страсти короля, а со мной всё будет иначе. Я не хочу вас, но буду посещать вашу спальню с завидной регулярностью, чтобы обеспечить себя потомством, которые вы не принесёте. А если, да простят меня Боги, всё же сможете выносить дитя Дракона, то оно разорвёт ваше чрево, когда наберёт силу, чтобы жить вне его.
Я говорил и улыбался, но моя жестокость не была бессмысленной. Мучить слабого, не имея на то прямой выгоды, удел трусов. Я защищался. Как тогда, в случае с Исиндорой.
— Все пророчества — просто пыль, которую бросают в глаза доверчивым простакам. Или тем, кому застилает глаза жажда власти.
Веснушки на лице Оливии сделались яркими на фоне бледной кожи, но она по-прежнему смотрела мне в глаза, храня в глубине их выражение детской обиды, смешанной со злостью: «Как ты посмел?» Её взгляд напомнил мне о той, кого я потерял раньше, чем сам того захотел.
— А если нет? Если всё это то единственное, ради чего стоит жить? — задыхаясь, наконец, проговорила она, сжимая ручки подлокотника кресла с такой силой, что аж костяшки пальцев побелели. — Мы ждали вас, господин, вам-то оно всё равно, но вы поймёте, не сейчас, так со временем, что лучше меня, соратницы и готовой ради вас на всё, вам не сыскать! Вы не любите меня? Так и я вас презираю. Быть великим существом, равным которому нет в целом свете, и не иметь ни капли гордости или жажды власти, не хотеть править миром, сжигать дотла города вместе с непокорёнными, это быть ящерицей. Не Драконом!
Она вскочила на ноги и бросилась из комнаты прочь, но, остановившись на пороге, держась за ручки распахивающихся дверей, обернулась и бросила через плечо:
