Эрин Боу - Закон скорпиона
– Желающие найдутся, не сомневаюсь. – Голос у нее был теплым, но что-то леденело в лице. Обычно я умела понять, что она думает, но не сейчас. – Элиан… Там, внутри, ты поглядывала на него.
И она знала почему. В День гормонов я чувствовала, как меня овевает ее внимание, когда я пыталась предостеречь Элиана: Саскачеван убьет тебя! Из обители нельзя сбежать.
Мне было не придумать, как безопасно объяснить ей.
– Ну да, наверное. Я за ним следила. – «Помоги мне, Зи! Что мне делать?»
– Элиан, Элиан, – задумчиво проговорила Зи. – Он притягивает к себе, это верно. А ты и не знаешь, что делать, когда тебя привлекает мальчик, верно?
– Почему не знаю?! – запротестовала я.
– Знаешь?
– Не представляю, почему люди уверены, будто классики – ханжи. Римские лирики, например, бывают совершенно непристойны.
Зи издала тихий горловой звук, как голубка.
– Вообще-то, я думала не о том, что ты читаешь.
Мы дошли до камня. Зи опустилась на его круглую спину и подтянула колени к груди. Я села рядом и глянула на Паноптикон. Его высоко стоявшая сфера все еще розовела на солнце, хотя на земле уже собирались тени. Пусть думает, что мы разговариваем про мальчиков. Мы и говорили про мальчиков – только не совсем.
Зи отвела с лица волосы:
– Ты помнишь Дендзиро?
Еще бы я не помнила! Дендзиро состоял в одной из старших когорт, когда мы с Зи были маленькими. Его страна скатывалась к войне, как сейчас моя, и он… Для этого он воспользовался вилами. Было много крови.
– Все мы бежим, – сказала Зи. – Иногда падаем.
– Если Элиан… – Но сказать это безопасно не было возможности. Если он сбежит…
Дендзиро. Самое популярное объяснение гласило, что он воткнул вилы в грядку с арбузами зубьями вверх, взобрался на стену террасы, где недавно шла моя спутница, а потом…
Все мы бежим. Дендзиро упал.
Если Элиан сбежит… Я не имела возможности произнести это вслух, но не сомневалась, что Зи сможет проследить за прыжками моей мысли.
– Если так, это будет ужасно.
Ужасно для него. И для нас.
Некоторое время Зи молча сидела и смотрела на луну, а ветерок с реки поднимал ей прядки и заставлял их танцевать над копной волос, подобно вихрям снега, сдуваемым со склона горы.
– И тем не менее. Это его выбор.
Все верно.
Он должен будет умереть. И он заслуживает возможности сделать это на своих условиях. Не важно, во что это встанет нам.
Глава 9. Башмаки Ханны
Пришел день, когда грохотчики должны были покинуть нас.
Элиан пришел на завтрак. Он смотрел на свою еду, как на контрольную по алгебре, – с равной степенью отчаяния и сосредоточенности. Голову он склонил набок, брови насупил, свободную руку сжал в кулак и держал на колене. Не самая дружелюбная поза. Мы все боялись его трогать, чтобы он не взорвался и не набросился на нас.
Когда прозвонил звонок, отправляющий нас работать в саду, Элиан встал, громко проскрежетав скамейкой по полу. С тарелки у двери он взял три яблока.
И вышел впереди всех.
Я взяла Зи за руку, и мы последовали за ним. Зи крепко сжала пальцы. Нам обеим было страшно.
Когда мы оказались в саду, Элиана уже не было видно.
Грохотчики снимали шатры, паковали мешки. Гостей было не так много, но в тот момент показалось, что их тысяча. И нас, заложников, тоже, казалось, стало в несколько раз больше. Одни дети помогали нашим гостям, другие занимались их козами, третьи просто улучили момент посидеть в тенечке, поскольку день начал разгораться и уже хорошо припекало.
Там, где в другие дни я сразу видела, что нас семеро и все на своих местах, в этот день охватить взглядом всех сразу было нечего и пытаться.
Превосходный шанс для Элиана. И я знала, что он этим шансом воспользуется.
Но все равно вглядывалась в лица, надеясь его найти. И одновременно – не найти. Я надеялась, он прихватил с собой кое-что получше, чем три яблока.
Грохотчики повязывали головы, надевали свои закопченные очки, напяливали плащи и навьючивали на себя поклажу. Я переводила взгляд с одного на другого, но Элиана не видела. Постепенно суматоха улеглась, грохотчики собирались вместе, а Дети перемирия расходились по своим группам. Становилось понятно: Элиана нет.
– Где он? – прошипела Тэнди.
Мы выносили из сарая корзины, чтобы собирать яблоки. Вшестером. Уже было ясно как день, что нас только шесть. Тэнди процедила этот вопрос, пока мы находились под защитой дверной притолоки, но все равно мы украдкой бросили взгляд на Паноптикон, проверяя линии обзора.
– Не важно, увидят они, что я спрашиваю, или не уви дят, – сказала Тэнди. – Ты правда думаешь, что они не заметили его исчезновения?
– Но где он? – спросил Хан.
– Никто из нас не знает, – ответила я.
Наверняка если Элиан ничего не рассказал мне (почти ничего), то не рассказал никому другому.
Хан выглядел озадаченным, Грего – испуганным, Тэнди – взбешенной: очередной набор заранее известных реакций. Мы сгрудились вместе, плотно сбились в дверях, словно это могло нас защитить. Знали, что не защитит, но все равно надеялись.
– Надо пойти к аббату, – сказал Хан.
– Надо сообщить про него, – одновременно с ним произнесла Тэнди.
– Нас это не спасет, – отозвался Грего.
– Пусть у него будет побольше времени. – Да Ся подставила лицо свежему ветерку.
Как только она это выговорила, над головой зазвонили колокола, словно возвещая катастрофу, пожар. Словно призывая к оружию.
– М-да, время вышло, – сказала Тэнди.
– Верно, – произнес аббат, выходя из-за угла. – Будьте любезны все пройти со мной. – Он сложил губы в подобии тонкой холодной улыбки. – У нас гость.
Аббат усадил нас на траву. Грохотчиков не было видно, но они наверняка находились где-то поблизости: «королевский гость» поедал наши арбузы. Надзиратели уводили остальных заложников внутрь. Утро переходило в день. Палило солнце. Колокола умолкли, а мы так и сидели, молча и неподвижно. У меня до боли сводило живот, подташнивало. Аббат стоял перед нами, скрестив руки. Все молчали.
Вдруг мы заметили какое-то движение. Одна из грохотил, спотыкаясь, шла к нам через луг. По пятам за ней следовал большой надзиратель-скорпион. По тому, как она подпрыгивала и пошатывалась, мы понимали, что он направляет ее электричеством – гонит, как козу.
Она подошла к нам, задыхаясь. С широко раскрытым ртом и вытаращенными в откровенном страхе глазами.
– Я ничего не сделала! – выдохнула она. – Ничего!
– Это Ханна, – мягко сказал аббат, обращаясь прежде всего к нам. – Кажется, у нее пропали башмаки.
Мы посмотрели Ханне на ноги. Они были босыми. И крупными для девочки.
– Я ничего, ничего… Прошу вас… – принялся молить ребенок.
