Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Я видела, как другие трепещут перед ним и избегают его. Даже боги, чьи взгляды наполнены страхом и каким-то любопытным желанием. Меня никогда не боялись, но я знаю, что такое одиночество в толпе.

И все же: он серьезно выбрал меня, потому что решил, что у меня может быть какой-то шанс? Не чтобы наказать меня, но потому, что ему понравилась моя… что? Наглость?

Я издаю едкий смешок. Я уже на грани истерики, но мне как-то плевать.

– Феликс всегда говорил, что длинный язык доведет меня до беды.

– Феликс? – спрашивает Аид.

– Мой босс в Ордене.

– Ясно.

От его взгляда хочется переминаться с ноги на ногу.

Я не совсем уверена, что верю в причину, по которой он выбрал меня своей поборницей, но, наверное, это хоть что-то. А вот тот факт, что ему был нужен тот, кто не отступит перед богами, внушает опасения.

– Ты уверен, что сможешь снять мое проклятье, если я одержу победу? – спрашиваю я.

Он кивает.

Я думаю об этом. Я никогда не представляла себе будущего без проклятья. Если честно, я никогда не позволяла себе представлять будущее дальше следующего приема пищи. Не потому, что опасалась, что могу умереть в любой момент: наши жизни в Ордене были не настолько опасными. Просто не было причины размышлять о том, что может и не случиться.

Я устраиваюсь на другом конце дивана и подбираю под себя ноги.

– Что за игры?

– Что?

– Игры, в которые я «о, так горда» играть от твоего имени. О чем вообще идет речь? Я так понимаю, веселой партии в блошки вряд ли стоит ожидать.

– Каждое состязание спланировано заранее, утверждено у даймонов и не может быть изменено после того, как начались Подвиги. И природа каждого не раскрывается, пока не наступает очередь соответствующего бога или богини.

Почему у меня ощущение, что это крайне уклончивый ответ?

– А в прошлом? Какими были те Подвиги?

Он отвечает не сразу, как будто раздумывает, сколько можно мне рассказать.

– Очень разными.

Туманно.

– Ну хоть широкими мазками опиши.

– Признаю, в прошлом я уделял этому недостаточно внимания.

Что?

– Тогда почему… – Забыли. На это он уже отвечал так же туманно. – Я планировщица. Я справлюсь лучше, если буду знать, чего ожидать.

– Скорее всего, Подвиг будет строиться вокруг добродетели того или иного бога или богини и их личных сил.

И тут я вспоминаю…

– С какой добродетелью буду ассоциироваться я?

Аид выгибает одну бровь:

– Так ты находишь меня добродетельным?

Ладно, полагаю, это отвечает на вопрос.

– Что еще? – спрашиваю я.

Он думает с минуту.

– В некоторых будет нечто вроде решения головоломок.

Хм-м-м… Головоломки… Смотря какие, но ладно.

– Я видел некоторые: как решение загадки или спасение невинного из беды.

Круто. Круто. Круто. Пока что неплохо.

– Несколько полос препятствий.

На тренировках я была не лучшей, но и не худшей.

– А некоторые будут как настоящие подвиги, – добавляет он.

Так я была права насчет этого?

– Типа сражения с гидрами и выдерживания тяжести мира за Атланта. Ловли гигантского кабана. Такие подвиги? – Мой голос становится громче с каждым словом. Я сегодня часто так делаю.

Аид пожимает плечами.

– Боги не умирают, – указываю я, в моем голосе добавляется злости, – а полубогов сложно убить.

– К чему это ты?

Злость кипит жарче, раскаляя мою кровь.

– Смертные не могут переродиться или использовать еще одну жизнь, чтобы перезапустить проклятую игру. – Я хватаю подушку с дивана и швыряю ее в Аида.

Она бьет его прямо по лицу, а потом падает на пол. Аид пялится на нее так, как будто никогда раньше не видел подушек, потом медленно поднимает взгляд на меня. Я ожидаю пылающей ярости, но он просто кажется потрясенным.

Наверное, никто никогда не кидал в Аида подушками.

– Ты ублюдок. Такой же, как и они.

Он поднимает брови, а затем выражение его лица и голос совсем немного смягчаются:

– Все будет хорошо, Лайра. Я буду рядом с тобой до самого конца.

Вмешиваться ему нельзя, значит, мне гарантирована аудиенция после смерти. Блестяще.

– Ты невероятен, – злобно рычу я.

Его улыбка становится дразнящей:

– Ты наконец заметила?

О. Мои. Боги. Я убью его, если сейчас не уйду.

Забрав тиару, я иду через гостиную в спальню, бормоча под нос все цветистые выражения, которые успела выучить в Ордене.

Я уже на полпути, когда слышу греховно веселый смешок. Ну конечно, Аид может смеяться в лицо неминуемой смерти. Очень жаль, что это мою маячащую впереди кончину он находит настолько забавной.

Заложников учат спать вполглаза.

Не в буквальном смысле. Но мы спим чутко – и это один из самых первых и долгих уроков, когда тебе годами мешают и устраивают сюрпризы круглосуточно, пока ты не развиваешь рефлексы, которые предупреждают тебя о любой возможной угрозе. Что до меня, то я еще и слежу за всей поступающей добычей, поскольку у меня нет соседа и есть лишнее место, так что у меня не было выбора, кроме как сохранять эту привычку.

Не то чтобы я могу по-настоящему отдохнуть, учитывая, что будет завтра, но, когда я внезапно просыпаюсь среди ночи, сомнений у меня нет.

Что-то не так.

Я не открываю глаза. Не хочу, чтобы тот, кто находится в комнате, знал, что я все поняла. Притворившись, что переворачиваюсь во сне спиной к двери, я жду, и все мои чувства улавливают малейшие изменения.

Как же жаль, что при мне нет оружия.

Напряжение доходит до самого пика, и тогда мой рот зажимает чья-то ладонь. Я тут же начинаю брыкаться, но меня обхватывают рукой и разворачивают к себе лицом.

Вот тогда я и узнаю тонкий белый шрам в уголке рта. Я рывком поднимаю взгляд и вижу, как Бун Рунар смотрит на меня темными глазами.

– Чтоб тебя, Лайра, – шепчет он. – Успокойся, а то разбудишь его.

– Это тебя «чтоб», Бун, – шепчу я в ответ и рывком сажусь. – Ты меня напугал. Что ты тут делаешь?

Он смотрит на меня, сидя на корточках у моей кровати.

– Я? – Он качает головой. – А ты сама-то? Аид, Лайра? Серьезно? У этого бога трехголовый демонический пес в качестве питомца.

– Серьезно? А я-то думала, это бог милоты и света, – ворчу я.

Бун сердито смотрит на меня:

– Во что именно ты ввязалась?

– В туеву хучу неприятностей. Как ты узнал, что я здесь?

– В единственном доме Аида, который находится в Верхнем мире, горит свет, – сухо говорит Бун. – Весь мир знает.

А Бун не зря у нас мастер-вор: пробрался даже в то здание, куда закрыт вход. Как оказалось, очень не зря.

– Ладно. – Спорить с ним, пока я сижу на кровати в шелковой пижамке, просто нелепо. – Не важно. Тебя тут быть не должно. Почему ты вообще здесь?

На этом вопросе он серьезнеет.

– Чтобы помочь, если смогу.

Я подаюсь назад; меня рикошетом прошивает недоверие. Двенадцать лет мы знаем друг друга – с тех пор, как он пришел в наше логово, когда мне было одиннадцать. И, учитывая сегодняшний вечер, это второй раз, как он хочет мне помочь. В жизни.

Он понятия не имеет, что я буду делать. Как он мне поможет?

Бун плюхается на другой край кровати и шепотом стонет:

– Ух ты! Просто потрясно.

Матрасы в логове не слишком удобные. «Функциональные» – это еще по-доброму сказано.

Бун со стуком бросает на кровать спортивную сумку – не между нами, но перед собой. Потом открывает и начинает доставать разные вещи. И первые несколько – это одежда.

– Ты трогал мои шмотки? – У меня покалывает волоски на загривке. – Как ты попал в мою комнату?

– Феликс, – отвечает Бун.

Проглотив все вопросы, я смотрю, как он вытаскивает мои вещи из сумки. Наверное, вытряхнул все мои ящики. Не могу решить: то ли я смущаюсь, что он копался в моих шмотках, то ли сейчас уплыву на облачке счастья. Потому что он здесь. Ради меня.