Песнь ночи (СИ) - Савен Весна

— Таллэк, — обратился гость, и выпустил струю дыма сквозь ноздри, — за век нашей дружбы я так и не узнал причину. Ты отнял много жизней?

— А разве бывает другой исход? — тут же помрачнев лицом, риторически спросил мужчина.

— Хм, не думаю. Расскажешь?

Залпом осушив бутылку и вытерев губы рукавом, жнец перевел взгляд на декоративный водоем. В голове вплыл образ старого кладбища, забытых могил и собственной смерти. Последний рассвет в теле смертного, прощальный вдох.

— Я разгневал создание вечности, Альвед.

— Каким образом?

— Долгая история.

— Я никуда не тороплюсь, — усмехнулся юноша. — Впереди еще три столетия.

— Как пожелаешь, — буркнул жнец, и ступил на тропу воспоминаний. — Это произошло около 834 года, на тридцать третьем году моей жизни.

— Это же… Постой, — оторопел Альвед. — Тысячу лет назад?

Таллэк кивнул и продолжил:

— Тогда я был простым смертным. Немного понимал в медицине и разбирался в травах. За год до этого дважды овдовел, и решил, что отныне не позволю смерти переступить порог моего дома, и… — рассказчик осекся и задумчиво поджал губы. Вспомнил свое жилище из тонких бревен: открытый очаг в центре, глинобитный пол и отверстие в крыше для дыма. — Однажды зимой, я наткнулся на израненного мальчишку, когда возвращался с охоты. Он был слаб, невероятно слаб. Жизнь готовилась оставить его в любую секунду и уступить дорогу смерти. Неудержимое желание спасти овладело мной. Я не смел допустить даже мысли потерять надежду.

Слушатель прислонился спиной к резной колонне и нахмурился.

— Спустя пару дней юнец пошел на поправку. Раны перестали гноиться, прошла лихорадка. Довольный проделанной работой, я решил, что буду не только травником, но и лекарем. Что мое предназначение — вырывать человеческие жизни из костлявых лап смерти. — Здесь жнец горько ухмыльнулся. — В течение нескольких месяцев мне удалось вылечить еще десятки больных. Неукротимое желание всех спасти затмевало разум… Высокомерный и заносчивый болван! — выругался он. — Я заявил во всеуслышание, что не боюсь смерти. И что пока жив, она не посмеет ступить на мои земли.

Альвед неодобрительно покачал головой.

— В тот вечер поднялась страшная вьюга. В ночи ко мне в дом постучал старик. Он попросил дать кров и пищу, сменить лошадей. Конечно, я не смел отказать. Разговорившись, гость поинтересовался, почему я спас жизнь тому мальчишке? И почему не позволил смерти забрать его? Поначалу я удивился, откуда старику известно. Но затем узнав, что молва о моих умениях дошла до соседних земель, разоткровенничался. И именно этот момент определил мою судьбу.

— Неужели это был сам Владыка? — опешил юноша, и прижал к груди шелковую подушку.

Таллэк кивнул.

— Я ответил, что презираю смерть. Что своим поступком бросил ей вызов и показал, что не страшусь. Обвинил в глупости и трусости. Заключил, что она не разборчива и лишена милосердия.

Альвед посильнее затянулся трубкой.

— Мое легкомыслие разгневало старика. Он сказал, что я не вправе осуждать смерть и противостоять. Не смею нарушать замысел древних богов. В итоге я рассмеялся гостю в лицо. — Жнец снова замолчал.

— И что было потом? — нетерпеливо нарушил тишину юноша.

— Наказание, — отрешенно прошептал хозяин дома. — За гордыню и глупость. Спустя неделю мое земное тело умерло. Осталась лишь эта жалкая, лишенная чувств оболочка. Красивая обертка, внутри которой пустота. Плоть и кровь, но не человек. Уверен, если бы подобное случилось сегодня, то Владыка не удостоил бы меня вниманием. Но в те времена люди были бессильны перед ней. Смерть не позволяла сомневаться в своем могуществе.

Альвед задумчиво потер переносицу и произнес:

— Думаю, нужно кое-что покрепче.

Вернувшись с бутылкой бренди, Таллэк протянул напиток гостю и поинтересовался:

— А ты что натворил?

Юноша слегка заколебался. Затем, поднявшись на ноги, откупорил бутылку и взглянул на небо.

— Что это? — нахмурившись, указал он в высь.

Развернувшись, хозяин увидел, как луна принялась наползать на солнце и затмевать свет. Резко обрушившийся шквал ветра ударил прямиком в грудь Альведа, заставив обронить бутылку.

— Надеюсь, это не слуга мрака, — с тревогой произнес Таллэк, и почувствовал слабость в теле. — Сегодня ночью мы принесем жертву.

Семья Лямье провела в плавании три недели. По прибытии в Карсу, в самое сердце Восточных земель, путешественники направились в небольшой дом на окраине. Дорога от порта заняла около двух часов на дилижансе. На протяжении поездки маменька жаловалась на изнуряющую жару, театрально вздыхала и размахивала веером. Сестра и брат с интересом выглядывали из окон, временами морщили носы от зловоний и докладывали обо всем, что видят. Глава семьи молчаливо читал газету и беспрестанно вытирал пот со лба и шеи.

Отовсюду доносились звон бубенцов верблюдов и блеяние баранов. По многолюдным улицам расхаживали облаченные в парчовые халаты и яркие тюбетейки горожане со смуглыми лицами. Укутанные в красную чадру женщины наполняли водой медные кувшины и прятались в тени зеленых садов. Веселая детвора трясла тутовые деревья и собирала напоминающие ежевику плоды в корзины.

— Вот так сапоги! — дивился Александр, глядя на обувь с загнутыми носами. — Как же им нежарко в таких нарядах.

По грязной мостовой бегали тощие крысы с вылезшей шерстью. Бродячие кошки и собаки спасались от блох. Вдоль двухэтажных глиняных домов расхаживала стража с ятаганами наперевес. У дымной чайханы толпились купцы.

Наводненный людьми пыльный город с голубыми куполами наполняла жизнь.

— Смотрите, обезьяна! — наполовину высунувшись в окно, взбудоражено воскликнул юноша. — Вон там, на крыше, — указал он вдаль.

— Александр! — возмутилась маменька, — прекрати скакать с места на место. От твоих передвижений, у меня начинает болеть голова. Здесь и без того невыносимо жарко.

Ничего не ответив, юноша недовольно закатил глаза и сел рядом с сестрой. Обиженно скрестил руки на груди и уставился на темные занавески.

— Не сердись, — прошептала девушка и сжала ладонь старшего брата. — Знаю, ты устал.

— Совсем немного, — вздохнул он, положив голову на плечо сестры. — Попробую вздремнуть.

Оставив позади главные ворота, извозчик свернул на проселочную дорогу и въехал в кипарисовую аллею. Воздух наполняло смолистое и глубокое благоухание. Далекое солнце неторопливо уходило за горизонт, наряжая небо в багровый наряд.

С запада тянуло прохладой.

— Десять минут, сэр, — кричал кучер, подгоняя лошадей.

Изнуренная дорогой семья тут же оживилась и принялись высматривать среди бесплодной пустоши свой новый дом. Повозка резко пошла в гору и помчалась по серпантину. Пассажиры испуганно вжались в сиденья.

Из окна открывался удивительный вид на морскую гладь, отвесные скалы и песчаные дюны. Издали доносились крики чаек; парусные суда отправлялись в путь. Миновав тоннель, путешественники въехали в кишащий зеленью полуостров и тотчас обомлели. По левую сторону тянулось беспокойное море, волны которого накатывали на берег и шумно разбивались о валуны. Справа расстилалась нефритовая долина, плавно переходя в дремучий лес.

— Как далеко от города, — возмущалась миссис Лямье, видя, как дилижанс приближается к скалам. — Как теперь выгуливать свои платья.

Резко свернув на торную дорогу, кучер остановил лошадей.

— Кажется, приехали, — промолвил отец и указал на ржавую калитку чуть поодаль. — Аренда в городе слишком высокая. Нам не по карману.

— А мне здесь нравится, — заключила дочь и покинула карету.

В округе не было ни одной живой души, лишь природа и скалы.

Первым, кто встретил гостей, было старое раскидистое дерево. Затем выросла увитая плющом зеленая стена, из которой выглядывали запыленные окна.

Небольшой, но уютный деревянный дом с синим фасадом наконец распахнул обшарпанные двери и вдохнул жизнь.

Познакомившись с прислугой, семья разбрелась по комнатам.