Песнь ночи (СИ) - Савен Весна

Песнь ночи

Весна Савен

Глава 1. История жнеца смерти

Эта история начинается далеко на Востоке. В месте, куда пять столетий спустя вернулись создания Света и Мрака.

Когда настало время рассказать секреты.

Жнец смерти шел по пыльной мостовой, вдоль мрачных трущоб воспоминаний и людских грез. Из открытых окон звучала прощальная песнь угасающей жизни. Уставший от удушливого зноя город с нетерпением ждал наступления темноты.

С волнением узнавая знакомые улицы и крики базарной площади, путник приближался к сердцу Восточных земель.

В караван-сараях пылали костры под большими котлами. В дымных чайханах, растянувшись на кошмах и шелковых подушках, водоносы и медники курили кальян. С минаретов неслись дивные и протяжные голоса муэдзинов, созывая на молитву. Довольные ремесленники и гончары захаживали в харчевни, звеня монетами в кошельках.

Большое красное солнце клонилось к закату.

— Доктор, помогите, мне нужен доктор, — отчаянно повторяла женщина, останавливая прохожих. — Мой сын болен. Пожалуйста, кто-нибудь.

Торопливо продвигаясь вдоль улицы, мать с надеждой заглядывала в темные окна.

Усталость и смятение проступали с болезненной очевидностью на смуглом лице. Под раскосыми глазами виднелись синяки.

— Помогите.

Неожиданно споткнувшись о камень, женщина упала на колени и тихо заплакала. Она молила, чтобы смерть сжалилась над ее сыном. Проявила милосердие, даровала шанс. Прохожие бросали косые взгляды, шептались и крутили пальцем у виска.

— Умоляю…

Внезапно, вокруг стало необычайно тихо. С запада подкрался мертвенный холод, застывшая в воздухе духота рассеялась.

— Что это? — испугалась женщина.

Мгновение назад цветущие растения тут же увяли. Пар изо рта белыми клубами закружился перед глазами.

Из тени лепечущих тополей вышел незнакомец. Он был околдован ее отчаянной надеждой, чувством, дарованным лишь смертным.

— Я услышал, что вы ищете доктора, — с акцентом произнес он, и сжал в руке саквояж.

— Да, — коротко ответила женщина, с опаской глядя на облаченного в темный костюм белокожего мужчину. Бледного, как сама смерть. — Вы знаете где его найти?

— Он перед вами. Ведите.

Женщина удивилась, но затем насторожилась. Она еще никогда не встречала столь молодого врача. Лицо его было слишком красивым, темные волосы тщательно уложены назад.

— Внешность обманчива, — прочитав ее мысли, произнес мужчина.

Почувствовав, как волна отчаяния толкнула в грудь, женщина наконец решилась и попросила доктора следовать за ней.

Спустившись по стертым ступеням, двое нырнули в пропитанный смрадом квартал. На земле, среди рвоты и грязи лежали живые трупы. Воздух пронзало жужжание мух, всюду сновали крысы.

— Холера, — перешагивая зловонные лужи, заключила спутница. — Уже не спасти. Всюду смерть.

Жнеца не удивляло людское легкомыслие и безрассудство. За свое долгое существование он часто становился свидетелем, как смерть соседствовала с весельем. Как смертные глупо надеялись, что трагедия и скорая кончина обойдут стороной.

Пройдя узкими улочками, двое повернули к набережной, и остановились около неприметной хижины.

— Умоляю, спасите моего сына, — прошептала мать и с надеждой воззрилась на доктора.

Ничего не ответив, гость вошел в приоткрытую дверь и очутился посреди полутемной комнаты. Из угла доносилось хриплое сопение, воздух наполнял запах гнили.

— Наконец, вы пришли за мной, — прозвучал шепот больного. — Скажите, это больно?

— А что есть боль? — мягко обратился незнакомец, и подошел к юноше. Аккуратно взял за руку и улыбнулся. Он чувствовал, как жизнь покидает юное тело. Слушал, как душа тихо молит о покое. С нежностью взглянув в глаза умирающему, жнец пригласил женщину подойти, после чего произнес:

— Его время в мире живых подошло к концу, и…

— Что, о чем вы говорите? Как смеете! — опешила мать. — Вы же доктор. Сделайте что-нибудь. Спасите!

Но он не мог.

С сожалением посмотрев на женщину, жнец отрицательно помотал головой и попросил проститься с ребенком.

— Убирайтесь, — процедила она сквозь зубы и оттолкнула доктора.

Он чувствовал ее боль, как боль десятка тысяч смертных. Безутешное горе, которое подобно яду расползалось по венам.

— Даже если уйду, он последует за мной.

— За вами? Куда? — перейдя на крик, разгневалась мать. — Кто вы такой, чтобы говорить подобное? Вон из моего дома!

Жнец не смел сопротивляться ее приказу и потому, покорно переступив порог, грустно добавил:

— Мне жаль.

Неторопливо спускаясь к морю, одинокий странник наблюдал за уходящим за горизонт солнечным диском. Наслаждался ускользающим теплом и ощущал подступающее таинство вечера. Жнец был подобен застрявшему камню в потоке, который огибала бурная река жизни.

Людской смех ненадолго позволил почувствовать себя живым. Вспомнить каково это, иметь шанс быть человеком. Дарить любовь и заботу. Забыть об одиночестве.

В голове тотчас всплыл образ возлюбленной, жизнь которой угасла пять столетий назад. У него было много женщин, как смертных, так и созданий вечности. Но подлинная любовь, о которой часто пишут в романах, была одна.

— Хм, — кривя губы, задумчиво усмехался он. — А ведь могло быть иначе.

— Насколько далек мой путь? — прозвучал голос позади, заставив мужчину покинуть тропу воспоминаний.

— Решать тебе, — поднимаясь на ноги, ответил жнец. — Мое имя Таллэк.

— Я — Надиль, — представился юноша, и взял проводника за руку. — Я готов.

Проливной дождь барабанил в окна и по крышам. Тяжелое свинцовое небо низко нависало над землей. Жители серого города торопились по домам, около телег стояли мокрые лошади, опустив головы.

В доме семьи Лямье царила суматоха. С раннего утра родные бегали из комнаты в комнату, собирая вещи.

— Скорее, скорее, — поторапливала мама, вытаскивая последнюю папильотку из рыжих кудрей. — Экипаж прибудет с минуты на минуту!

Закинув легкие платья и чулки в дорожный саквояж, дочь торопливо спустилась по лестнице. Светлые локоны выбились из высокой прически, бледные, слегка впалые щеки, придавали болезненное выражение. Застегнув верхнюю пуговицу дорожного платья цвета хвои, девушка протяжно выдохнула. Припухлые губы подрагивали в едва заметной улыбке, в серых глазах читалось волнение. Она нервничала от предстоящей поездки в Восточные земли и чувствовала тревогу. Впервые, за двадцать лет, ей предстояло покинуть родные края.

В дверях уже стояли родители.

Маменька давала наставления прислуге. Возвышающийся рядом седовласый отец беспокойно поглядывал на часы.

— Ну наконец. Теперь все готовы? — обратилась хозяйка дома, и остановила недоуменный взгляд на тряпичном свертке в руках сына. — Александр! Где твои вещи?

— Сударыня, поберегите свои нервы. Здесь все, что мне необходимо, — с задором в голосе отозвался он и прихлопнул по мешку. По обыкновению взъерошил рыжие волосы и потер веснушчатый нос. — Там, куда отправляемся, надобности в теплой одежде нет. Ну а если такое событие настанет, то я не прочь прогуляться по Восточному базару.

— Ох, мистер Лямье, вы слышали? — возмутилась она, натягивая кремовые, в тон платья, перчатки на пухленькие руки. — Разве мы располагаем лишними средствами?

Нахмурив кустистые брови, глава семьи задумчиво поджал губы, и открыл входную дверь.

— Нервы, дорогая. Поберегите нервы. Нам пора.

Таллэк сидел во внутреннем дворике риада[1], медленно потягивал вино и наслаждался мелодичным пением птиц. Над головой угрюмо нависали тяжелые ветви оливкового дерева, солнечные лучи пробивались сквозь покров листьев.

Сидящий чуть поодаль гость прятался от жары в тени айвана[2]; беззаботно курил трубку и разглядывал голубую мозаику на потолке. Вьющиеся светлые волосы липли к щекам, лицо блестело от пота. Альвед, как и Таллэк, также был жнецом смерти. Но в отличие от него, странствовал по миру лишь два столетия.