Изгои Интермундуса (СИ) - Дронова Анастасия
– Дея... Ты же знаешь... Я...
Резко обернулась, но, не ожидав, что он будет так близко, невольно отстранилась.
И о чем я вообще думала? Что наброшусь на него сама? В голове это выглядело красиво и смело. Я была решительной. А сейчас буквально забыла, как дышать, когда поймала взгляд его пронзительных голубых глаз. Растеряв всю храбрость, неосознанно попыталась выбраться из родных объятий, но мне не позволили.
– Ты, что, решила подразнить меня? – голос Лео был странно напряжен.
Сердце снова забилось в буйном ритме. Я чувствовала жар мужских рук сквозь легкую ткань платья. Чуть наклонившись, Леофвайн поцеловал мое обнаженное плечо, двигаясь все выше пока наши губы не встретились. Нежный поцелуй перерос в страстный. Меня словно волной накрыла буря эмоций: они растекались по всему телу – часть засела в груди, а низ живота свел странный спазм.
– Подожди… – чуть отстранилась.
Недоумение промелькнуло в чертах Лео.
Странно это все... Он месяц избегал меня, а в последние недели будто бы боялся лишний раз прикоснуться, а тут... Чумной Магус! Мои сомнения опять все испортят. Сейчас он развернется и просто уйдет, сказав, что я должна сначала определиться, а потом звать его...
– Дея, – он коснулся моего поникшего подбородка (как всегда, размышляя, не могла смотреть в любимые глаза, и поэтому теребила пуговицы его рубашки, небрежно выглядывающей из-под плаща), заставляя меня заглянуть ему в глаза. И все сомнения просто растаяли, подобно каплям воды под палящим солнцем. Желание сопротивляться растворилось в огне, что поползал по моей спине, вгоняя в дрожь.
– Не подскажешь, как оно снимается? – голос обволакивал туманом сознание, и смысл слов почти не достигал меня. Я медленно растворялась в крепких объятьях, а кожа горела от поцелуев.
– Не знаю...
– А оно тебе еще пригодится? – шепот приобрел оттенок насмешливости.
– Не знаю...
В голове все смешалось: я вообще не понимала – реально это или нет, а его руки и губы, казалось, были везде.
Треск платья, с легкостью разорванного в районе плеч, заставил меня вздрогнуть – ткань скользнула вниз к моим ногам.
– Так намного лучше, – довольная интонация низкого голоса подняла во мне волну возмущения – ведь это платье шили 3 недели! – но Леофвайн снова впился в меня губами, на этот раз требовательнее, потушив рождающийся бунт. Почти невесомая нижняя рубашка, сшитая специально под это платье, прилипла к телу, и мне казалось, будто ее совсем нет. Лихорадочно дернув застежку на плаще любимого, в третий раз попыталась расстегнуть цепочку, но руки меня не слушались.
Лео цокнул. Видимо, мои неловкие движения мешали ему наслаждаться процессом. Одним движением он дернул застежку – и плащ черной лужей расплылся на полу.
Казалось, комната сжалась до размеров метрона [mέτρον ( др.-греч.) μέτρον «мера, измеритель» (метр)], и в ней стало так невыносимо душно, что перехватывало дыхание.
– Я.., – до смерти хотелось нарушить обещание.
Лео оторвался от своего занятия – пытался стянуть с меня сорочку, не порвав – наверное, все-таки заметил мое недовольство загубленным платьем.
– Да? – он остановился и внимательно посмотрел на меня. Все вокруг замерло.
– Я...
От стука в дверь сердце рухнуло в пятки.
– Дочка, ты не спишь? – к папиному голосу добавился нерешительный полустук.
– Н-нет, – сорвалось с губ неосознанно, – с-сейчас только оденусь.
Подскочила к сундуку, слева от кровати, и трясущимися руками открыла. Лео, поняв все без слов, надел перчатки и тихо, дикой кошкой, вылез в окно...
Натянув первое попавшееся – им оказалось простое серое льняное платье – затолкала остатки платья и плащ Леофайна под кровать. Открыв дверь, я впустила короля. Порыв ветра заставил капельки огня в канделябрах задрожать, а их свет, будто бы от испуга, закрался в короткие волосы, такого же рыжего оттенка, как у меня.
Папа присел на край кровати и только потом поднял на меня взгляд. Он чувствовал себя неловко по понятным причинам – на днях мы сильно поругались, когда я заявила, что выпью настойку вдовы, если Лео мне не приснится. Но я просто перенервничала – все суетились, готовились к предстоящему Донуму, при этом совершенно игнорируя мои просьбы подождать. Приближающийся день сводил меня с ума. Единственное, что меня хоть немного успокоило – мама подарила мне расшитое золотом платье из Бомбукса [bombyx (лат.) – шелкопряд], города лучших прядильщиков и ткачей. Как же это меня обрадовало – оно было идеальным, намного лучше, чем я себе представляла. Хотя теперь, оно нещадно загублено.
– Я не злюсь, – ответила искренне, с легким оттенком стыда – запрет отца на свидания с Лео все-таки был нарушен.
Лео...
– Ух, – папа выдохнул, но его лицо лишь немного просветлело, сохраняя общую озабоченность.
– Если честно, твои чувства мне знакомы…
– Неужели? – мой голос зазвучал недоверчиво и строго.
– В твоем возрасте, накануне своего шестнадцатого донума, я сбежал из дома, потому что, как и ты, не хотел, чтобы за меня выбор делала некая сила. Прячась в одной из пещер на отшибе Долины Камней, я встретил твою маму. Узнав кто я, она чуть меня не прибила, – папа улыбнулся мягко и тепло, вспомнив что-то очень солнечное и приятное. – Я полюбил ее с первого взгляда, точнее, как только разглядел ее скрывающуюся за бравадой, робкую, но храбрую и благородную, натуру. Я потерял голову и не думал о последствиях. Как же я злился, когда она ушла, ничего не сказав. Наверное, Авила решила, что для меня случившееся между нами ничего не значило. Но ты и так слышала эту историю, и не раз, верно? И конец тебе известен – принц успел вовремя и спас свою принцессу, а на следующее утро проснулся уже от ее взволнованных мыслей у себя в голове... История счастливо завершилась, но, знаешь, я никогда не говорил об этом, но…. Потом, в течение нескольких месяцев, меня часто одолевали беспокойные мысли: а что было бы, если бы мне приснилась другая? Что стало бы с Авилой…?
– Папа… – в горле сжался комок, а в душе зашевелилось чувство вины. Он ведь понимает меня…. Просто волнуется... А я тогда так разозлилась... – Я...
– Понимаешь, да? – тонкие губы растянулись в улыбке, поймав мой виноватый взгляд. Он встал, подошел к столу и, облокотившись об оконный выступ, продолжил: – Я поступил опрометчиво, не подумал о последствиях, и если бы все сложилось по-другому, разбил бы Авиле сердце... Иногда, от того, что ты подождешь день-два, мир не рухнет... Верно, Леофвайн?
Папа снова улыбнулся, повернулся и высунул руку в окно. Через секунду ее схватила рука в перчатке, мокрой от дождя.
– Спасибо, Ваше Величество.
Лео отряхивал рубаху с невозмутимым видом, но было видно, что его пробирает мелкая дрожь – то ли от холода, то ли от страха перед королем.
– Дождь хоть и мелкий, но теплее от этого не стал, – бросил папа, смотря не на Леофайна, а в сторону, прямо под... кровать, откуда торчал край плаща.
Нагнувшись, он поднял его, отряхнул и набросил на плечи Лео.
– Ваше Величество, я… – серо-голубые глаза в панике забегали, ища правдоподобное объяснение.
– Не оправдывайся, – голос короля не отличался теплотой, но жесткости в его глазах не было, когда он повернулся ко мне:
– Поговорите.
– Спасибо, пап… – радостно начала я.
– Но потом, Леофвайн, спустись в старую тюрьму, – Лео судорожно сглотнул. Властные нотки в голосе отца часто заставляли других нервничать (даже вопреки тому, что отец перестал стареть в 16) но по его лицу я понимала, что мой возлюбленный в безопасности. – Я отправлю тебя домой через транзитус [transitus (лат.) – переход, проход]. Ты и так уже на 3 часа опоздал на семейный ритуал. Твои родители верят, что именно ты предназначен моей дочери, просто не хотели тебя обнадеживать раньше времени. Не подведи их.
