Кэми Гарсия - Прекрасные создания
— Сожгите эти дома. Пусть мятежники почувствуют всю тяжесть своего поражения. Жгите дотла!
И один за другим солдаты Федерации поджигали дома плантаторов их же собственным керосином, простынями и занавесками. И Женевьева видела, как один за другим дома ее соседей, друзей и ее семьи поглощало пламя. Страшнее всего то, что большинство этих друзей и родственников тоже пали жертвами огня в своих родных домах.
Именно поэтому она бежала в дыму на огонь — прямо в лапы чудовищу. Она должна добраться до Гринбраейра раньше, чем солдаты. И у нее мало времени. Солдаты действовали методично, поджигая один за другим дома вдоль Санти. Они уже сожгли Блэквелл, следующим будет Доув Кроссинг, а затем Гринбрайер и Равенвуд. Армия генерала Шермана начала кампанию по сожжению плантаций за сотню миль до Гатлина. Они сожгли дотла Колумбию, и продолжали идти на восток, сжигая все на своем пути. Когда они достигли окрестностей Гатлина, над городом еще развевался флаг Конфедерации, и это их только подхлестнуло.
Запах подсказал ей, что она опоздала. Лимонные деревья. Терпкий запах лимонов смешался с запахом пепла. Они жгли лимонные деревья.
Мама Женевьевы любила эти деревья. Поэтому ее отец съездил на плантации в Джорджии, когда она была еще девочкой, и привез маме два лимонных дерева. Все говорили, что они не будут расти, что холодный зимний ветер Южной Каролины убьет их. Но мама Женевьевы никого не слушала. Она посадила эти деревья прямо перед хлопковыми полями, и ухаживала за ними сама. Холодными зимними ночами она укутывала деревья шерстяными одеялами и рыхлила землю у корней, чтобы выходила влага. И деревья росли. Они росли так хорошо, что годы спустя отец Женевьевы привез еще двадцать восемь саженцев. Другие леди тоже просили у своих мужей привезти им лимонные деревья, и кое-кому даже удалось заполучить два-три растения. Но никому не удалось вырастить их. Казалось, что деревья цветут лишь в Гринбрайере, в руках ее матери.
Ничто не могло убить эти деревья. До сегодняшнего дня.
— Что это было?
Я почувствовал, как Лена выдернула свою руку из моей, и открыл глаза. Ее трясло. Я разжал руку и посмотрел на штуку, которую я так неосторожно схватил на камне.
— Я думаю, это связано с ней.
Моя рука держала разбитую старую камею, черную и овальную, с женским лицом, выгравированном из слоновой кости и перламутра. Лицо было очень тонкой работы. С одной стороны я заметил небольшую вмятину.
— Смотри, по-моему, это медальон.
Я нажал на пружину, и камея открылась, показав маленькую надпись внутри.
— Здесь написано только «гринбрайер». И дата.
Она села.
— Что это значит — Гринбрайер?
— Наверно, вот это место. Это уже не Равенвуд. Это Гринбрайер. Соседняя плантация.
— А это видение, огонь, ты тоже это видел?
Я кивнул. Было слишком жутко, чтобы говорить об этом вслух.
— Похоже, что это и есть Гринбрайер, ну или то, что от него осталось.
— Дай-ка взглянуть на медальон.
Я осторожно передал ей его. Судя по его виду, ему довелось многое пережить, может быть даже пожар из нашего видения. Лена вертела его в руках.
— Одиннадцатое февраля, 1865 года, — она уронила медальон, побледнев.
— Что случилось?
Она уставилась на траву.
— Одиннадцатое февраля — мой день рождения.
— Это всего лишь совпадение. Ранний подарок на день рождения.
— В моей жизни не бывает совпадений.
Я поднял медальон и перевернул его. На крышке были выгравированы инициалы двух человек.
— И.К.У. и Ж.К.Д. Должно быть, медальон принадлежал одному из них, — я запнулся. — Странно. Мои инициалы И.Л.У.
— Мой день рождения, твои инициалы. Тебе не кажется, что это более чем странно?
Может быть, она права. Но…
— Надо попробовать еще раз, чтобы все выяснить, — меня неудержимо тянуло повторить опыт, будто это был комариный укус, который хотелось почесать как следует.
— Не знаю. Это может быть опасным. Я себя чувствовала так, словно действительно там побывала. У меня глаза до сих пор болят от дыма.
Она была права. Мы не покидали этого сада, но чувствовали себя так, словно побывали прямо в центре пожара. Я даже ощущал дым в своих легких, но это не имело значения. Я должен был узнать.
Я взял медальон и протянул ей руку.
— Давай, ты же смелая.
Это был вызов. Она закатила глаза, но все равно подвинулась ближе. Ее пальцы прикоснулись к моим, и я почувствовал, как тепло разливается по моим рукам. Электрические мурашки. Не знаю, как по-другому описать это ощущение.
Я закрыл глаза в ожидании, и… ничего. Я открыл глаза.
— Может, нам это только почудилось? Может у него батарейки сели?
Лена посмотрела на меня как на идиота, как на Эрла Питти на алгебре — уже во второй раз.
— Может, ты просто не можешь подобным вещам приказывать, что и когда им делать.
Она встала и отряхнулась.
— Мне пора.
Она замолчала, взглянув на меня.
— Знаешь, ты совсем не такой, как я ожидала.
Она повернулась и пошла на выход из сада, пробираясь между лимонными деревьями.
— Стой! — крикнул я ей, но она продолжала идти. Я попытался догнать ее, но спотыкался о корни деревьев. Возле последнего лимонного дерева она остановилась.
— Не делай этого.
— Не делать чего?
Она даже не посмотрела на меня.
— Просто оставь меня в покое, пока все еще более-менее в порядке.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Серьезно. Но я очень стараюсь прямо сейчас.
— Забудь.
— Ты думаешь, что ты единственный человек с проблемами?
— Нет. Но я вроде как эксперт в этой области, — она опять повернулась к выходу.
Я заколебался, но все равно положил ей руку на плечо. Оно было теплым в лучах закатного солнца. Я даже чувствовал косточку под ее рубашкой, в этот момент она казалась такой хрупкой, как в тех снах. И это было странно, потому что когда она смотрела на меня, я каждый раз думал, что она выглядит невероятно сильной. Наверное, дело было в этих глазах.
Мы стояли так пару минут, пока, наконец, она не сдалась и не повернулась ко мне. Я снова принялся убеждать.
— Слушай, здесь что-то происходит. Сны, музыка, запах, а теперь еще и этот медальон. Похоже, что мы просто должны быть друзьями.
— Ты сейчас сказал «запах»? — она ужаснулась. — В одном предложении с друзьями?
— Вообще-то, по-моему, это было другое предложение.
Она уставилась на мою руку, и я убрал ее с ее плеча. Но я не мог отпустить ее. Я посмотрел ей в глаза, наверное, впервые я действительно заглянул в них. Казалось, зеленая бездна распростерлась так глубоко, что мне никогда не добраться до дна, даже за всю мою жизнь. Интересно, о чем это говорило с точки зрения теории Аммы о том, что глаза — зеркало души?
