Война Крайер (ЛП) - Варела Нина

– Ты! – незнакомая горничная отдавала приказы. – Ты же новая служанка, так?

– Да, – ответила Эйла. Она уже с ужасом ожидала задания, которое ей собирались поручить.

– Натри танцпол, – ухмыльнулась горничная.

Эйла оглянулась на широкое пространство в центре бального зала. Поверхность мраморного пола была безупречной:

– При всем уважении, разве танцпол не в порядке?..

– Мы всегда натираем его повторно, – сказала горничная, продолжая ухмыляться. – Всё необходимое – вон там. Только побыстрее, ладно? Это займёт не больше часа.

С этими словами она развернулась на каблуках и убежала.

Эйла стиснула зубы и направилась к краю танцпола. Она чуть не рассмеялась, когда увидела “всё необходимое", которые оставила ей горничная: ведро с мыльной водой и тряпку. Ей ни за что не управиться за час. Танцпол был огромным, достаточно большим, чтобы вместить сотню кружащихся пар, а его нужно натирать на коленях. Это не работа, а унижение.

Но Эйла знала, что если попросить о помощи, то будет ещё хуже. Поэтому она засучила рукава и принялась за работу.

Ей удалось протереть только участок размером шесть на шесть футов, когда она чуть не провела тряпкой прямо по паре туфель. Эйла присела на корточки и, подняв глаза, увидела Нессу, стоящую над ней, уперев руки в бока. Эйла не знала, как ей удалось подойти так тихо, почти как автому. Она, конечно, знала Нессу. Все слуги подчинялись ей. Но как старшая слуга, Несса большую часть времени проводила во дворце, и Эйле редко приходилось работать под её началом. Женщина была высокой, властной и слегка сгорбленной, весь день обременённой месячным ребёнком, привязанным к груди. Она была единственной известной Эйле служанкой с ребёнком.

Несса казалась недовольной.

– Здравствуйте, мэм, – Эйла вытерла пот со лба.

– Не надо ходить грязной обувью по чистым участкам, – сказала Несса, тыкая пальцем.

Эйла оглянулась – и действительно, на полу, который она только что натёрла, виднелись полосы грязи. Она громко застонала, отбросила тряпку в сторону и начала стаскивать туфли.

– Приношу свои извинения, мэм, – пробормотала она.

Несса вздохнула, а потом опустилась на колени и стала помогать Эйле: вытащила из кармана тряпку и окунула её в мыльную воду. Эйла видела, что макушка её ребёнка, сидевшего на перевязи, опасно низко свисает, пока Несса натирает пол.

– На что ты смотришь, девочка? – спросила Несса, а затем проследила за взглядом Эйлы и фыркнула. – Боги, как будто ты никогда раньше не видела ребёнка. Можешь и дальше пялиться. Уверена, тебе больше нечем заняться.

– Гвардейцы не возражают? – спросила Эйла.

– Лили тихая. Никогда не шумит.

Некоторое время они молча работали вместе, сидя бок о бок на полу. Наконец Эйла не удержалась и выпалила:

– Это правда, что ты вышла замуж за Тома?

Несса недоверчиво посмотрела на неё:

– Ты за всеми шпионишь или только за мной? – после молчания Эйлы, она закатила глаза. – Да, конечно, это правда. Какие тут могут быть слухи?

– Но... почему?

Ещё один взгляд.

– По той же причине, по которой у меня есть Лили, дура. Потому что я люблю его.

Для Эйлы это было непонятно. Но Несса тут же вернулась к мытью, и Эйла поняла, что и так перегнула палку, поэтому воздержалась от дальнейших расспросов. Так она провела остаток утра, молча натирая пол, пока у неё не онемели колени и не заболели руки.

Гости правителя уже начали прибывать; Эйла то и дело бросала на них взгляды, когда вставала, чтобы отжать тряпку и выглянуть из окон второго этажа, выходящих во внутренний двор. Их шеи, запястья и уши были увешаны золотом. Они прибывали верхом, в позолоченных каретах, в экипажах, запряжённых лошадьми. А потом она увидела их: чёрную форму среди слуг в красной форме – цвета скира.

По коже побежали мурашки. Ей не нравилось сидеть взаперти в этом холодном дворце с таким количеством пиявок.

В тот вечер Эйле было приказано забрать у швеи бальное платье Крайер. Ноги болели от того, что она весь день ходила по каменным плитам вместо более мягкой грязи, и она потащилась вниз, на подземный уровень, где работали горничные, прачки и швеи. Ей дико хотелось спать – свернуться калачиком прямо здесь, на холодных каменных плитах, спрятаться в тени, проспать десять лет. Это была такая усталость, от которой в голове стоял туман, она была пьяна и медлительна. Она представляла, что работа во дворце будет легче, чем в поле, но недооценила не только количество работы, но и явную усталость от постоянного наблюдения, от контроля за выражением лица и подавления любого намёка на усталость – за один зевок её могли выгнать из дворца навсегда.

Вот почему, войдя в прачечную, она остановилась как вкопанная в дверях. Ей на мгновение показалось, что она видит сон наяву.

Потому что там была Фэй, которая склонилась над одной из огромных ванн с дымящейся мыльной водой. Сестра Люны. Та, о которой сплетничали все на рынке. Та, кого никто не видел с тех пор, как Люна чем-то провинилась, а затем её убили пиявки.

Фэй держала длинную деревянную лопатку, помешивая постельное бельё и одежду, её лицо было розовым и потным от жары.

В последний раз Эйла видела Фэй в полдень. Солнце палило прямо в лицо, а Фэй лежала на земле в пыли, и кричала грубо и бессловесно, как замученное животное. Солдаты-автомы пинали её в живот, и она не переставала кричать. Иногда её губы произносили "Люна". Но оно было таким протяжным, таким искажённым ужасом и тоской, что совсем не походило на имя сестры.

Белое платье, развевающееся на ветру.

Оказывается, она жива. Она здесь, во дворце, мешает бельё в ванне. Она не кажется раненой. Ни отсутствующих конечностей, ни шрамов на лице. Единственная разница заключалась в том, что у Фэй месяц назад были длинные волосы, всегда скрученные в узел на затылке. У этой Фэй волосы коротко подстрижены, местами так неаккуратно, что сквозь них просвечивают кусочки бледной кожи головы.

Но она жива.

Фэй жива.

– Фэй, – беспомощно произнесла Эйла. В ту же секунду, как она издала звук, Фэй вздрогнула и выронила деревянную лопатку; она развернулась к Эйле, её глаза были огромными. Дверь за Эйлой закрылась. Они остались одни. – Фэй, где ты была? Я думала, ты...

– Не произноси моего имени, – попросила Фэй.

– Что?

– Не произноси. Моего имени, – Фэй склонила голову набок, не сводя глаз с Эйлы. Она не мигала. У неё была странная манера говорить отрывисто, её слова были резкими, хотя голос тихим. – Это не моё имя. Больше. Не произноси его. Кто ты?

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Эйла. – Я… я Эйла. Мы даже знакомы. Помнишь? Я подруга Роуэн. Не знала, что ты жива. Клянусь, я бы нашла тебя. Роуэн тоже ещё не знает. Мы думали, тебя забрали.

Фэй рассмеялась.

Или закричала.

– Забрали меня, – повторила она. – Забрали меня. Нет, не совсем. Хотя должны были. Заслужила. Это не она, не она.

Её глаза были столь же безумными, как и раньше. Обычно такие глаза можно увидеть на кладбищах, на казнях, или при сожжении. Эйла впервые ощутила укол беспокойства по спине. Она слышала о том, что Эзод брал слуг-людей во дворец за долги, даже разлучал их с семьями, но разве смерть Люны – не достаточное наказание?

– Что "не она"? – переспросила Эйла. – Ты говоришь о Люне?

– Не произноси её имени, – прошипела Фэй и оскалилась.

– Что она сделала? – спросила Эйла. Тут явно скрыта какая-то тайна. – Чем провинилась Люна? Что она сделала?

– Яблоки, – пробормотала Фэй, хватаясь за свои волосы. – Яблоки, яблоки...

Затем она заорала так, что звук отразился эхом от стен крошечной стиральной комнаты, и бросилась вперёд стремительно, как автом – в одну секунду она пересекла комнату и оказалась прямо перед Эйлой, её грудь вздымалась. Эйла отпрыгнула назад, прикрываясь мешком с бельём, как жалким щитом, но было слишком поздно.

– Не трогайте её! – визжала Фэй. – Не трогайте сестру!