Лариса Черногорец - Колыбель колдуньи
Алька замерла:
— А какая рука, правая или левая?
— Правая, она с детства левой управляется. Жалко бабу — красивая, а вот рука…
Алька сосредоточенно просчитывала ситуацию — все сходилось — левая рука, небольшая сила удара, невысокий рост…все точно — она вычислила убийцу!
— Мне пора, — она направилась к выходу. Можно прямо сейчас приказать доставить Машку в усадьбу и там устроить ей допрос. Можно просто свалиться к ним как снег на голову…
— Гриша, ты осторожен будь. Мне сказывают, что не все в селе поверили моим словам — говорят, что я по старой детской дружбе лиходея прикрываю.
— Не беспокойся, матушка, ты посмотри на меня — нечто меня голыми руками взять можно — кабы не веревки те да не горе мое безутешное — и тогда бы не взяли.
— Боязно мне за тебя, Гриша, пока чашу из монастыря не привезут, схорониться бы тебе где-нибудь.
— Да ты, Алевтина Александровна, никак и вправду боишься за меня? — Сильные руки подхватили её, как пушинку и закружили в тесном помещении кузницы. Сердце зашлось, она едва дотронулась до щеки Григория и заглянула в его глаза. Там была пучина страсти и растерянности одновременно. Он опустил её на пол и, обвив её руки своими, поднял их вверх, словно заковав в живые цепи, прижал к стене. Его лицо было совсем близко, Алька закрыла глаза, их губы слились в страстном поцелуе. Она забыла обо всем. Реальная жизнь, Данька, супружество — все осталось где-то далеко, и отдалялось все дальше и дальше с каждым поцелуем, обжигавшим губы, шею, грудь, с теми объятиями, в которых она тонула. Из сильных рук было не вырваться, да она и не хотела этого — больше всего на свете она хотела сейчас быть с ним.
— Как же я слеп был, — он шептал ей на ухо, — как мог забыть наши ночи юные, как мог позволить отдать тебя за барина соседского, как мог любить Настасью…. Моя, ты звездочка моя…
Не было больше ни дня, ни ночи, ни земли, ни неба. Алька провалилась в огненную пучину страсти, захватившей её целиком.
* * *Мне показалось, что тысячи иголок впиваются мне в пятую точку и ноги. Я открыл глаза — вокруг была лесная чащоба. Я вскочил и осмотрелся — сотни муравьев ползали по моему телу — я провел ночь на муравейнике. Все тело горело, я сорвал с себя одежду и принялся отряхивать насекомых, утешая себя, что муравьиная кислота в небольших количествах полезна для организма. Проклятые муравьи — почему они активизировались только утром, ведь я всю ночь провел на крыше их дома. Приведя себя в порядок, как мог, я принялся вспоминать все изученное мной о природе тех времен, в которых я оказался. К сожалению здесь не действовали навигационные системы, и подкожный спутниковый радиомаяк не поможет службам спасения отследить мое местоположение, по той простой причине, что их здесь просто не существует. Почему-то вспомнились слова ворожеи: «а ты здесь сгинешь, будешь бродить, как призрак, пока как дым не истаешь, и ждет тебя смерть неминучая, лютая смерть, барин». Стало страшно, ноги просто подкашивались, а в ушах звенел низкий утробный голос: «…и сроку тебе, барин, до первого снега, а коли вернуться хочешь, постараться надобно, потому, что если здесь сгинешь — и там умрешь…»
Утренний угрюмый лес не собирался мне помогать. Я почему-то вспомнил уроки веселой молоденькой практикантки, рассказывавшей в школе о наших предках, которые ориентировались в лесу по мху, наросшему на стволах деревьев с северной стороны, по муравейникам, течению ручья, звездам… все это было в наличии, однако я не имел понятия куда идти — на север, юг, запад или восток. Один Анисим знал дорогу. Я даже не мог настрелять себе дичи и разжечь костер — огниво и оружие осталось в шалаше на берегу озера. Кричать? Вдруг на крик соберутся дикие звери. Да! Что-то намудрили с моими приключениями в прошлом программисты «Сторакса»! Я побрел, как мне казалось, на север. Очень хотелось есть, но вокруг не было, ни ягод, ни шишек, — время года было неподходящее. Сколько я так бродил — трудно сказать, Солнце уже садилось, когда я стал ловить себя на мысли, что я здесь уже был. С ужасом я обнаружил под ногами полуразрушенный муравейник. Все! Это конец! Я был словно в аду, окруженный чащей, в полном одиночестве и в полном отчаянии. Не было веры, не было надежды, я сломал несколько сосновых веток и устроил себе что-то вроде лежанки. Звезды загорались на небе одна за другой, а я лежал и смотрел в темную бездну неба. Глаза закрывались, не смотря на страх и голод. Я проваливался в лабиринты сна.
— Барин…. — чьи-то пальцы прикоснулись к моим губам.
— Барин… — я почувствовал легкий цветочный аромат. В темноте кто-то прикоснулся ко мне щекой. Вздрогнув, я открыл глаза. Никого! Вдруг, чьи-то ладони закрыли мне глаза. Нежный шепот, словно дуновение лесного ветерка спросил:
— Заблудился, барин?
— Кто здесь?!
— Тише, барин, тише… — из темноты вынырнула Ксана, — зверя лесного накличешь, тише! Иди за мной!
Я снова был будто под её гипнозом. Она вела меня за руку по ночному лесу около часа, внезапно выведя на широкую, залитую светом луны поляну.
— Пришли. — Прошептала она мне на ухо. — Здесь нам ничего не грозит, Иди скорей сюда.
Я не сразу заметил землянку. Узкий проход и крохотная комнатка, выстеленная соломой и лапником.
— Здесь до утра подождем. — Девушка зажгла свечу. В тусклом свете свечи едва можно было разглядеть её профиль, стройную фигуру и венок из каких-то полевых цветов на её голове.
— Как ты тут оказался, барин?
— Я за тобой пошел… — я присел на лапник, застеленный соломой. Было мягко и уютно. — Я думал, ты в озере утонула!
— Так ты следил за мной? — Ксана поставила свечу в выемку в стене землянки и села рядом со мной. Её близость волновала меня.
— Ну не то чтобы следил… мы с Анисимом охотились. Я лежал в шалаше, а тут ты.
— Счастливчик ты, барин, мы, ворожеи, страсть как не любим, когда за нами подглядывают. Я ведь не разглядела, что это ты, а леший тебя чуть в самую глубь чащи не завел. Звери дикие могли разорвать. Перед ними я бессильна. А здесь в землянке ночь скоротаем, тут вокруг нее охранные заговоры зверя близко не подпустят.
— Бред какой-то! Какой леший! Какие ворожеи! Какие звери! Ты объясни, как ты из омута выбралась, я ж своими глазами видел, как ты в него провалилась!
— Из омута?
— Ну да — там под водопадом глубоко — ты же туда провалилась!
Она расхохоталась:
— Со страху, барин и не такое привидится.
Потом вдруг посерьезнела:
— Не даром ты за мной следил, признавайся.
Изящная фигурка Ксаны придвинулась ко мне так близко, что дух перехватило. Её венок касался моей головы. Она провела рукой по моей щеке.
