Два дня до солнца (СИ) - Комарова Марина

― Суровая задача стояла по работе? ― любопытствую я.

― Постоянная клиентка, ― отвечает он. ― «Володенька, без вас никак. Я выхожу замуж, мне надо выглядеть на все сто».

В купе заглядывает проводница.

― Кофе, пожалуйста, ― тут же просит он.

― И мне, ― успеваю сказать я. Она кивает и исчезает. И тут же продолжаю: ― Замуж ― это серьёзно.

― Но не четвертый раз за два года, ― мрачно говорит он, убирая за ухо длинную прядь.

В следующую секунду мы синхронно взрываемся хохотом. Потому что тут… пожалуй, и правда, всё серьезно. Нельзя отказать постоянной клиентке, но… когда она слишком часто устраивает «самый важный день в жизни», сложно оставаться терпеливым и невозмутимым.

Нам приносят кофе, и беседа как-то течет сама собой. Каково моё удивление, когда он говорит, что трудится в сфере косметологии. По внешнему виду его скорее назовешь свободным художником, фрилансером или кем-то подобным. А оно вот как.

У косметолога Володи оказывается под рукой масса интересных историй. Про Одессу и шторм на море, когда решили покататься на кораблике. Про Ужгород, где заблудились, когда пытались отыскать кофейню, а она оказалась под самым носом. Про клиентку из Днепра, которая назначила встречу в одном месте, а пришла совершенно в другое.

А потом… А ещё…

Поезд стучит колесами по рельсам, набирает скорость. Время за интересной беседой пролетает незаметно. Бывает, когда попадается интересный попутчик, ты чувствуешь себя свободно и легко. Ты так смеешься, словно это твой давний знакомый. Старый друг, с которым просто недавно познакомились.

В такие моменты на столе появляется та еда, которую ты взял с собой. Бумажные стаканчики или кружка из нержавейки, в которые сначала льется чай, а потом коньяк. И, конечно же, это невероятное: «А вот попробуйте, это мне привезли из Казахстана, настоящая конина» и «Берите фрукты, из собственного сада». И не только.

Степи за окном сменяются оврагами, потом ― лесами. Верхушки деревьев тянутся к небу, закрывают его белыми и розовыми лепестками, обнимают темной зеленью. Солнце клонится к закату, заливает красным золотом горизонт.

Временами приходится вставать, потому что как бы ни нравилась поездка, сидеть в одном положении ― задачка ещё та. Я прекрасно знаю, что потом, выйдя на вокзале, ощущу всё на себе. Мышцы заноют, кости намекнут, что полка им не особо нравилась, а подушка была жёсткой.

― Прогуляюсь в тамбур, ― заявляет Володя, ― нужен перекур. Вы?

Я мотаю головой. Нет, не хочу. Уж лучше отдохну тут, поваляюсь на полке. Благо, этим можно сейчас заниматься с чистой совестью.

Он кивает и выходит из купе, прихватив куртку.

Тут же воцаряется тишина, разбавляемая только стуком колёс. Я ложусь поудобнее, достаю из рюкзака электронную читалку и включаю. Что у нас тут хорошего? Ага, Дан Ярасланов «Чудовища умрут сегодня». Почитаем.

Сам не знаю, почему купил эту книгу. Что хочу увидеть в тексте человека, который сказал, что хочет меня убить?

Не представляю. Но, возможно, получится хоть со стороны посмотреть на него, разобраться, как мыслит и дышит. Писатели ― великие лгуны и самые честные люди на свете. Мы прямо говорим правду, но прячем в тысячу вуалей, сквозь которые ее еще надо суметь рассмотреть.

Текст Ярасланова завораживает. Странный, необычный: то насмешливый и ироничный, то рваный и отрывистый, такой, что аж застревает в горле. Но читаешь ― и невозможно оторваться. Тебя затягивает в омут, в котором нет шанса дышать. И в то же время ты вынырнуть не можешь.

Исчезает реальность, растворяется лес за окном, нет больше неба и земли. Есть только история, в которой ты живешь.

Поезд останавливается. Я вздрагиваю, моргаю, провожу ладонью по лицу, понимая, что и правда выпал из реальности. Надо же. За окном практически стемнело. Поднимаю руку и щелкаю выключателем лампы. Так, а где Володя?

― Да, всё порядке, ― слышится его голос и звук приближающихся шагов. ― Едем. Нормально. Нет, не надоедает. Всё под контролем. Приеду ― сама увидишь.

Потом он смеется. Мягко, немного глуховато, совершенно искренне. Интересно, с кем это? Я тут же себя одергиваю, какое вообще дело?

Володя входит в купе, прижимая телефон плечом к уху. И улыбается. Улыбается так, что почему-то и самому становится светлее на душе.

― Да, хорошо. Целую.

Он кладет трубку и садится на полку, одним движением сбрасывает куртку.

― Жена? ― само слетает с губ.

И тут же хочу прикусить язык. Да что такое? Почему слова опережают мысли? Веду себя прямо как ребенок, которому надо все знать.

Володя откидывается на стенку, упираясь затылком в мягкую спинку.

― Нет. Не хочет. Говорит, не сейчас. Уже голову сломал, как забрать её к себе.

По глазам видно: это ― любимая. Потому что он хоть говорит со мной, взгляд не отводит, но сам смотрит куда-то внутрь. И видит лицо своей женщины, а не Антона Шуткача.

― Львовянка? ― спрашиваю я.

― Да, ― кивает он. ― Танцовщица. Увидел ― и пленила сердце сразу. Приезжал в гости к друзьям, взглянул на нее и пропал.

Он кладет телефон на столик, вижу на экране выскакивает сообщение.

«Саломея».

Саломея.

Шикарное имя. Интересно, какая она?

Брюнетка, худое лицо, пронзительные глаза и тонкие пальцы? Или же светлые волосы цвета песка и пепла, губы, накрашенные темной помадой, и взгляд, от которого пробирает насквозь? Наверное, когда она улыбается, невозможно думать о чем-то другом.

Если она танцовщица, то тело должно быть гибким и жилистым. Походка лёгкой. Голос… голос глубоким и низким.

Володя не знает, как далеко убежали мои мысли. И… слава богу. Не стоит подглядывать в писательское воображение, там можно заплутать и забыться. Кому это нужно?

Ещё какое-то время мы болтаем о всякой ерунде, но потом приходит час ложиться спать. И хорошо, что можно спать до позднего утра: поезд прибывает только во второй половине завтрашнего дня. Тут не только успеешь выспаться, но и даже устанешь от ничегонеделания.

…Мы прибываем во Львов, когда солнце будто оно пытается посоревноваться с нашим, южным ― светит так, что невольно начинаешь жмуриться. Мы с Володей пожимаем друг другу руки, после чего он спускается по ступенькам с перрона. Я так и не увижу его Саломею, жаль.

Тут же одергиваю себя, так как мне навстречу идет, раскинув приветственные объятия, Игорёха. Физиономия сияет, как начищенный пятак.

― Яви-и-ился! ― громогласно сообщает он и сгребает меня в охапку, не дав даже осознать.

Из лёгких вылетает воздух, кости, кажется, начинают трещать.

― Я тоже… рад тебя видеть, ― хриплю я. ― Игорь!

Он со смешком отпускает меня, отбирает часть вещей.

― Пошли. Как дорога?

― Отлично, ― с улыбкой киваю я. ― Но если где-то есть банальное пожрать, я буду очень рад.

― Фу, ещё писатель.

― Заметь, я же не выразился матом.

― Это пока!

Мы выходим из здания вокзала. На площади журчат фонтанчики, звенят голоса людей и стучат колесики чемоданов о плитку. Все спешат, говорят, смеются, прикрикивают на расшалившихся детей. С сердитым звоном поворачивает с левой стороны желтый трамвайчик, чтобы увезти пассажиров в центр.

Я на мгновение замираю. Делаю глубокий вдох, задираю голову и смотрю прямо в бескрайнее небо, размеченное пушистыми белыми облаками. Здесь небо не такое, как на юге, но тоже родное. Просто смотришь и понимаешь, что дышишь им.

― Ну, здравствуй, дорогой друг, ― шепчу я.

И в какой-то момент словно земля вздрагивает, а листва на деревьях шелестит громче. Конечно, всего лишь фантазия. Но кому, как не писателю, здороваться с душой города?

― Тут есть напротив костела хорошая кафешка, ― говорит Игорь. ― Давай ты там перекусишь, а я как раз пересекусь с заказчиком. И домой, хорошо?

― Да, конечно, ― киваю я.

Гости ― это здорово, но работа есть работа.

Добираемся на трамвае. Я с интересом смотрю в окно, хоть все это видел не один раз. Почему-то львовские трамваи меня приводят в какой-то совершенно детский восторг.