Александр Бромов - Дорога к себе
Они долго бродили по берегу реки, и болтали обо всем подряд, старательно избегая говорить о войне, но, тем не менее, разговор свернул на Влада. И тогда Жени разрыдалась. Йёвалли обнял ее здоровой рукой и долго молча стоял, покачиваясь. Ночью они забрались на сеновал, расстелили приготовленную для них хозяйкой постель, завалившись на нее прямо в одежде, и смотрели в окошко на звезды, а Лас вслух размышлял о том, что если глаза сына не восстановятся, то можно развивать внутреннее зрение и слух, чтобы Эрри мог свободно ориентироваться в пространстве.
— Ты никогда не сдаешься? — тихо спросила Эджен, переворачиваясь на бок, чтобы лучше видеть его.
— А зачем? — искренне не понял ее демон. — Глупо же.
Уснули они далеко за полночь и проснулись с первым петухом, которому голодный Лас смачно пообещал отвернуть голову и сожрать сырым.
Днем брату позвонил Эрри и потребовал забрать его «из этого гадюшника». На заднем плане, как ненавязчивый фон, слышалось сердитое ворчание Турайи и хриплый смех пришедшего в себя Ноэля, к которому пустили мать и сестру. Он еще ничего не знал об отце и том, что стал главой дома — полноправным князем Вардисом.
Вечером Ласу снимали биолубок, и теперь он мог сменить ипостась, как того требовала дочь. Желание ребенка — закон! Поэтому завтра мамочка будет накрашена и при маникюре. При слове «педикюй» Ласайента с преувеличенным вниманием рассмотрела собственные кроссовки, и вопрос отпал сам собой.
Неофициальная часть дня рождения проходила в Черном замке Сантилли. Снаружи крепость по-прежнему поражала мрачной величественностью стен и высоких башен, но стоило войти в ворота, как все преображалось: светлый камень, цветущий плющ, розы, деревца и кустарники, крытая галерея, каменные скамейки, узорные решетки и накрытые столы вокруг фонтанчика в центре традиционного патио — испанский средневековый замок в романтическом идеале. Таамир удивленно приподнял брови:
— Что это на тебя нашло?
— Сказок начитался, — ашурт свысока, благо рост позволял, окинул его нахальным взглядом. — Могу порекомендовать.
— Ты и такие слова знаешь? — скептически хмыкнул Ин Чу и не спеша удалился, стараясь не прислушиваться к тому, что будет бормотать ему вслед вредный демон.
Кьердис с Ольгой зашли только поздравить, но их никуда не отпустили. Ноэль, прикованный к специальному креслу, никуда не отпускал от себя Эджен и Сьюзен, замучив их капризами и просьбами, и к концу праздника обе девушки понимали друг друга, как никто другой. Дэниэлла что-то горячо доказывала Найири, Юштари хвастался шрамом через все лицо и разрисованным зубастым биолубком до колена. Немного опоздала Рози, сославшись на дела и категорически отказавшись пить штрафное вино, в шутку преподнесенное Глебом.
— Странная диета, — Сантилли прищурился и окинул молодую женщину внимательным взглядом. — С чего бы это?
Графиня виновато улыбнулась, непроизвольно положив руку на живот.
— Мальчик? У тебя будет мальчик? — у ашурта рот сам собой разъехался до ушей, он закружил девушку. — У Шали будет сын!
— Ну, наконец-то, — облегченно произнес Найири. — Сколько можно девчонок рожать? Надо подумать о подарке.
— У тебя еще один шалашик завалялся? — ухмыльнулся Андерс, наблюдая, как средняя дочь весело болтает с Ласайентой. — Как ты думаешь, они когда-нибудь подружатся или снова подерутся?
На повязку и обезображенное лицо Эрри никто не обращал внимания. Мальчишка смеялся и не собирался унывать, в красках пересказывая, как он воевал с медиками за право вырваться из их цепких лап.
Сантилли отозвал в сторону Кьердиса, решив хоть раз послушаться Ольгу и применить власть, чтобы род Аваров не остался без наследника. Старшина выторговал год на поиски новой жены, но отошел просветленный и еще больше влюбленный в свою неукротимую супругу.
— Ну и чего я добился? — спросил ашурт у ближайшего куста. — По-моему, ничего.
Официальный прием в отличие от домашнего праздника блистал украшениями, открытыми платьями женщин и светскими разговорами. Ласайента старалась не зевать, чтобы не расстраивать счастливых родителей, и перетанцевала со всеми мужчинами, вероятно мстя мужу за прошлые грехи, о которых тот давно забыл, а ночью долго лежала в ванне и стонала, растирая уставшие ноги:
— Боги, еще и праздник Победы на днях.
— Черти будут, — Сантилли присел на край ванны и брызнул в жену водой.
Та презрительно фыркнула:
— И что особенного? Вот если бы ты джина притащил, я бы еще подумала.
Сегодня вечером у нее будет первый официальный выход в свет: первое настоящее бальное платье, не золотое, конечно, как она когда-то мечтала, а открытое темно-зеленое, туфельки на каблучках, великолепная прическа, роскошные украшения и танцы. Четыре года затворничества: книги, фехтование, упражнения для памяти, когда-то показанные драконом, снова книги и уроки, уроки, уроки. История миров, география, искусствоведение, этикет, философия, риторика, генеалогия… Она должна быть великолепной и неотразимой, она должна затмить всех, чтобы они оба поняли, как ошиблись когда-то, отвергнув ее. Ерунда, разумеется, лезет в голову, но так хочется независимо пройтись перед потрясенными юношами, небрежным кивком дав понять, что их заметили.
«Как была пустоголовой, так и осталась ею, — девушка по возможности равнодушно оценила свое отражение в настенном зеркале, кокетливо повела плечиком и, не удержавшись, показала язык своему двойнику, продолжая изображать из себя избалованную светскую даму. — Немного глупости добавляет обаяния и шарма к образу Дуры Великосветской».
Придворные дамы уже осыпали ее комплиментами (но им и положено), и даже отец, пришедший за ней, удовлетворенно кивнул. Принцесса едва успела сделать вид, что поправляла локон перед зеркалом, внутренне смеясь над собственным ребячеством. Настроение у нее было изумительно прекрасное, не смотря на сильное волнение, и вряд ли его могло что-нибудь испортить. У нее прекрасные подруги, они должны ее понять и простить долгое молчание, потому что, в конечном счете, она старалась не для себя.
Первое время Амира злилась на них и принцев, рисуя в уме, как она…. Чушь, разумеется, получалась, пока одной дождливой и тоскливой ночью ей вдруг не вспомнились слова Арвина: «Хочешь быть первой, принцесса, купи учебники или ты никто даже в кровати».
«Ах, так, — размазывая слезы по щекам, твердила она. — Значит, чтобы в постели правильно отвечать на вопросы?». Но буквы складывались в слова, которые быстро теряли смысл за нагромождением книжных строк, и принцесса все больше убеждалась, что так и останется никчемной куклой, не способной ни на что.
