Александр Бромов - Дорога к себе
«Ирония судьбы, — Сантилли бездумно смотрел на огонь, обнимая плачущую сестру за плечи, — столько «если», чтобы прийти к смерти друга. Если бы не война, Жени не сбежала бы жить на Землю. Мы не начали бы там учиться, не встретили бы людей, которые сдвинули застывшую в развитии цивилизацию с места. Много бы чего не было. И этих костров не было бы, потому что мы все были бы мертвы. Если бы не люди».
Которых он когда-то презирал за мелочность, суетливость и короткую жизнь, пока не завел среди них друзей.
Что говорил Лас Жени, чем они занимались всю ночь, где пропадали после похорон, Сантилли не спрашивал, однако утром сестра вернулась несколько отрешенная, задумчивая и извинилась за срыв в больнице. Лас некоторое время хитро косился на ашурта, но все-таки не выдержал.
— Ты… это… того, — начал он, явно передразнивая прошлую речь друга, — не думай… ну… — йёвалли многозначительно подвигал бровями.
— Загрызли кого-то для успокоения души? — сонный Сантилли вяло открыл кухонный холодильник. — Пиво тебе нельзя. Пиццы нет. Странно, — демон почесал бровь и крикнул в сторону гостиной. — А кто слопал пиццу?
— А ее и не было, — Леонардо поставил на стол полную корзину снеди из погреба, — потому что некоторые еще вчера сбежали и ничего не приготовили. Да, и просили передать, что, — он поднял глаза к потолку и браво отбарабанил, — в связи с тяжелым ранением жениха они срочно увольняются, извиняются, но бросить любимого не могут, — юноша отвесил легкий поклон.
Сантилли потряс головой, изобразив невнятное «быр-р-р»:
— Э… какого жениха?
— Единственного, — сдержанно пожал плечами Леонардо и начал перекладывать содержимое корзины в холодильник.
— Дай сюда, — ашурт забрал у него колбасу и, помахав ею в воздухе, примерился, как будет колотить нерадивую прислугу. — И давно ты узнал?
— Почти с самого начала, — Лео спокойно закрыл дверцу и собрался уходить.
— Стоять, — приказал ему Сантилли, повысив колбасу до статуса шлагбаума. — Удовлетвори мое святое любопытство: вы же спали вместе. Или нет? Я уж думал — поженитесь, детей заведете. Наивный, да?
— Зачем? — не понял его Леонардо. — И так нормально было.
Обреченно вздохнув, Сантилли поднял «шлагбаум»:
— Проваливай, человек. Чего-то я в этой жизни, наверно, не понимаю. У нее есть жених, но спит она с другим. От скуки, скорее всего. Причем этот другой про жениха знает. Отсюда вытекает вопрос — а в курсе ли происходящего жених?
— А оно тебе надо? — Лас забрал у него колбасу, которой тот оживленно размахивал, и откусил большой кусок вместе с оболочкой, в ответ на удивленный взгляд друга пояснив. — Все равно съедобная. Переварится.
Мысленно сказав полноценному завтраку «прощай», ашурт связался по телефону с дворецким своего замка:
— Светлого утра, дорогой мой. Ты еще ту языкастую стерву в ссылку не отправил?…. Молодец. Умоляю, найди ее обратно. Вот не поверишь — я ее безумно хочу. Уговори любым способом и притащи сюда…. Ну, скажи, что я умираю без нее. Жить не могу. Чахну….
Лас фыркнул, представляя вытягивающееся лицо чопорного человека, и чуть не подавился.
— Умница. Я тебя обожаю! — Сантилли отключился и нахально отломил половину от оставшегося у друга огрызка.
От стола раздалось покашливание и вежливое:
— Светлого утра.
Демоны оглянулись и изумленно уставились на желтый шар в нелепой обуви не по размеру. Ашурт, успевший откусить солидный кусок, изобразил утку, проглотив его целиком, постучал себя по груди и просипел:
— Ты кто, чудо природы?
Шар качнулся на носочках, разведя короткими ручками, мол, что же вы не узнаете, и затараторил:
— Домашняя система…
— Понял, не продолжай, — Сантилли прокашлялся и обошел его по кругу. — Глебушка постарался? И в чем прикол?
— Вы же сами просили что-нибудь милое и безобидное, — обиженно пояснил шар, забавно шмыгнув носом, — и теперь я персонаж детской сказки. Колобок.
У ашурта брови медленно поползли вверх, а Лас, машинально догрызающий колбасу, поперхнулся и закашлялся.
— Смею вам напомнить, — неуверенно продолжил шар, переводя круглые глазки с одного демона на другого, — что у вас, уважаемые, есть более удобное средство связи, чем пресловутый телефон. То есть я. А то как-то тоскливо на душе-то. Все бегають, бегають, — съехал он на сказочную речь и с надрывом закончил, молитвенно приложив ручки к животу в районе груди, — и ни едина жива душа не замечает. Хучь како-никако порученьице бы, а?
— Ну, брови отрасти, — выдал Сантилли первое, что пришло на ум, и обеспокоенно покосился на постоянно давящегося то ли колбасой, то ли смехом Ласа. — Ты катись пока, я подумаю.
Колобок издал горестное «ох-хо-хонюшки» и поковылял к краю стола, на ходу растворяясь в воздухе.
— На чем мы остановились? — рассеянно спросил император, перебирая в уме список казней для одного находчивого инженера.
— К Сержу в деревню ездили, — откашлявшись, пояснил йёвалли и ехидно протянул. — На сеновале валялись.
— На сеновале неудобно, — авторитетно заявил Сантилли и снова полез в холодильник. — Что так жрать-то хочется? Солома колется, зараза, даже через одежду.
— И достает до желудка. Мне вот это тоже захвати, — йёвалли вытянул шею, заглядывая через плечо ашурта, — что-то я не наелся.
Стимуляторы потому и использовались редко, что требовали от организма много энергетических затрат, благодаря чему Лас постоянно грыз что-нибудь калорийное, углеводистое и белковое, то есть все подряд.
В дверь заглянул Леонардо:
— Риа просила, чтобы я ее забрал от Аделис, вы еще спали. Я поеду?
Сантилли обреченно сунул обратно облюбованную им ветчину и закрыл дверцу:
— Я сам, тебя съедят с потрохами.
— Да ну, очень послушный ребенок, — возразил юноша. — Так я съезжу, заберу?
Ошарашенные демоны слаженно кивнули, и ашурт снова нырнул в многострадальный холодильник, из глубины его недр потребовав:
— С подробностями, плиз.
После похорон Лас, ничего не объясняя, увез Эджен к Сержу в деревню. Они сидели на маленькой задней веранде старого, но по-прежнему крепкого дома Потаповых, пили крепкий травяной чай и смотрели, как праправнучка Сергея, сорокалетняя статная женщина, прядет пряжу. Мерно жужжало колесо прялки, веретено бегало по дощатому полу, наматывая тонкую нить, и демонесса никак не могла отвести от него глаз, почти не вслушиваясь в неспешную беседу. Потом она училась доить корову, которую немного побаивалась, и пила парное молоко, смешивая его со слезами. А Лас опять рассказывал забавные истории, и все делали вид, что эти слезы — от смеха.
