Кетура и лорд Смерть (ЛП) - Левитт Мартина
По дороге мы слышали доносящиеся из церкви печальнейшие звуки, вздымавшиеся и опадавшие, словно облачка весенних бабочек. Большинство жителей уже сидели вокруг костра, но если на пути нам попадался мужчина, я на всякий случай притрагивалась к амулету в кармане передника. Глаз все время дергался, крутился и моргал. Ни один из встречных не взглянул на меня, хотя пара-тройка поздоровались с Бабушкой.
— Я что, и правда превратилась в призрака, Бабушка? — спросила я.
Она сжала мою руку.
— Люди боятся фей. Ничего, скоро они все позабудут.
Я кивнула и крепко сжала ее руку. Если вспомнить, что темное королевство Смерти находится совсем рядом, по ту сторону леса, то наша убогая деревушка представлялась просто лучезарной. Урожай зерна выдался отменный, а через пару дней в садах зарумянятся яблоки. Я любила всех, кого только замечала по дороге: Эдвина Хайфилда, чистящего свой колодец; прихрамывающую матушку Джонсон — ее мучил прострел; сына каретника, украдкой пожимавшего ручки Мэри Тикап в саду… Все те же с детства знакомые беленые домики, те же украшающие их розы-вьюшки. Конечно, я в безопасности, в безопа…
Нет, я не в безопасности. Что такое наша деревушка по сравнению с лесом? Что такое наши жалкие убежища, сложенные из остовов деревьев, наши закоптелые очаги, в которых заживо горят все те же остовы, что такое наши безобразные кучи золы? Мы прячемся в лачугах, притворяясь, что нас не окружает лес, и это несмотря на то, что он поет, когда топор обгрызает его края. Лес растет, и дышит, и отбрасывает свои длинные тени. И все же разве существовал когда-либо более величественный собор? По сравнению с лесом, вдруг осознала я, наша церквушка выглядит съежившейся и сутулой. Нет, я не в безопасности.
У костра мальчики и девочки упражнялись в беге наперегонки, надеясь получить на ярмарке приз-ириску. Мужчины обсуждали, кто победит в конкурсе на лучшую корову, или овцу, или свинью, превозносили шансы других, втайне веря, что выиграет-то он, а не сосед. Женщины занимались рукоделием, мастеря вещи для выхода на люди и для продажи: вязали чулки, плели кружева, шили прелестные чепчики.
При моем появлении все замолчали. Женщины перестали прясть и вязать. Большинство мужчин созерцали собственные сапоги или нервно таращились на огонь. Двое или трое с вызовом уставились на меня. По их взглядам я поняла, что сегодня меня не попросят что-нибудь рассказать. Сказки — это одно, а когда они случаются в реальности — совсем другое. Я пристроилась позади всех, куда не достигал жар костра.
В тот вечер никто ничего не рассказывал. Мужчины беседовали об урожае да о своем скоте, а женщины — о садах и детях. Мы с Бабушкой ушли домой раньше всех. Мне стало мниться, что тень Смерти уже начала отделять меня от прежней жизни.
Я была так измотана, что Бабушке пришлось ради меня замедлить шаги на поднимающейся в гору тропинке. Я страшилась поручения, которое мне по-прежнему предстояло выполнить. Хватит ли мне отваги снова отправиться в лес? Боюсь, ответ был «нет».
Я делала вид, что страшно занята, пока Бабушка готовилась ко сну. Она как раз собиралась надеть ночную сорочку, когда раздался стук в дверь. Я испуганно подскочила, однако то был всего лишь племянник Гуди Томпсон. Гуди вот-вот должна была родить. Парнишка пришел за Бабушкой, деревенской повитухой. Бабушка велела мне ложиться спать и заверила, что скоро вернется.
— На этот раз я пойду одна, Кетура. Тебе необходимо выспаться. К тому же со своим первым Гуди справилась всего за час, я ей не очень-то была нужна. А со вторым всегда легче.
Не успела она уйти, как в лесу завыл ветер. Свечи в домике замерцали.
Я выглянула из окна. Деревья сгибались под ветром. «Смерть», — шелестели они. «Наш властелин», — стонали они, клонясь и качаясь — иногда неторопливо и величаво, словно в танце, а иногда сотрясаясь и хлеща ветвями, словно хотели в страхе убежать от корней. Я должна была пойти и заплатить цену, назначенную Сестрицей Лили, но мне была невыносима сама мысль о том, чтобы отправиться в лес. Я не нашла настоящую любовь, и лорд Смерть наверняка это знает.
Ветер бросал зеленые листья в стекло, и они, дрожа, прилипали к нему. Замычала корова, добавляя шума. Я помолилась за птичек в кронах деревьев и наших кур, сидевших на насесте у края леса, — если только их уже не унесло ветром до самого Большого Города. Где-то в деревне билась о стенку ставня, а еще дальше стучали друг о друга лодки у причала. Застыв, я сидела на кровати и слушала вой холодного лесного ветра в щели под окном. По временам он напоминал вопль женщины, любимого которой принесли домой мертвым, или плач ребенка, чья мать больше никогда не подойдет к нему ночью. Иногда мне слышался в нем стон мужчины, чья постель пуста и холодна и чья жена больше никогда не будет трудиться с ним в поле бок о бок. А вот сейчас он похож на стук…
Это и в самом деле оказался стук, и я обнаружила, что впала в полудрему, сидя.
Пока я шла к двери, мое сердце колотилось громче шума бури. Но то опять был племянник Гуди Томсон.
— Твоя Бабушка просит тебя прийти к моей тете, — сказал он. Ветер швырял волосы ему в лицо, и парнишка все время отдувался, как будто бежал всю дорогу вверх по холму. Да, конечно, я пойду.
Завернувшись в шаль, я пошла за мальчиком к дому Гуди, благодарная за повод отложить поход в лес.
Прежде чем я успела войти в дом, на порог вышла Бабушка. Ее белые волосы трепал ветер. Она даже не пыталась придержать улетающие юбки.
— Иди домой, сынок, — сказала она моему спутнику, и тот кинулся прочь. Полы куртки хлопали за его спиной, будто крылья.
— Я думала, что к этому времени все уже будет кончено, — сказала я.
Бабушка покачала головой:
— У Гуди плохи дела.
— Я могу помочь?
— Никто из нас ничем не может помочь, — вздохнула Бабушка.
— Зачем же ты позвала меня?
— Не я, Кетура. Это Гуди попросила меня послать за тобой. — Она пристально посмотрела мне в лицо. — Кетура, ты же останешься? Пожалуйста!
— Останусь?
— Ты не уйдешь, пока роды не кончатся?
— Конечно не уйду! — сказала я.
— Независимо от того, как пойдут роды? — Бабушкин голос был едва слышен за шумом ветра.
— Бабушка, почему ты задаешь такие странные вопросы?
Она взяла мою руку в свои.
— Кетура, когда ты была еще совсем юной, я решила научить тебя ремеслу повитухи, на случай если бы я умерла и ты осталась совсем без средств. Мы ходили на вызовы вместе. Поначалу ты только наводила порядок и ухаживала за младенцами. Когда ты подросла, я стала учить тебя тому, что знала сама.
— Ты хорошо меня выучила, Бабушка. Ты прекрасная повитуха.
— С тех пор как ты стала ходить со мной, я потеряла трех рожениц. До этого я не потеряла ни одной, если не считать твоей матери. Ты помнишь этих трех, Кетура?
Я кивнула и плотнее запахнулась в шаль. Ветер налетел так неистово, что, казалось, сама темнота сомкнулась вокруг меня и завыла.
— Помню, — сказала я. — Мелинда Стоун умерла, рожая тройню. Джессика Купер истекла кровью. У Джун Сиддал — ее дочка позже порезала себе лицо — плод лежал поперек.
Бабушка погладила мою ладонь.
— Ты помнишь их имена. Это хорошо. Что еще ты помнишь?
Я задумалась, стараясь не прислушиваться к вою ветра и не чувствовать, как замерзают ноги. Наконец я произнесла:
— Больше ничего, Бабушка.
— Это потому, что ты не присутствовала при этих родах, Кетура. Все три раза, зайдя в дом, ты пару секунд оглядывалась по сторонам, а потом поворачивалась и уходила. В первый раз, с Мелиндой, ты пожаловалась на боль в животе, и я не обратила на это внимания. Во второй раз, с Джессикой Купер, ты сказала, что тебе нехорошо от вида крови. И это девочка, которая уже в три года помогала забивать свиней! В последний раз, с Джун Сиддал, ты не стала выдумывать оправдания, не стала просить разрешения. Просто повернулась и ушла.
Бабушка остановилась и положила руки мне на плечи.
— Кетура, я думала, я единственная, кто знает, что ты видишь приближение смерти. Непонятно как, но Гуди Томпсон тоже знает. Я не в силах ничего для нее сделать, хоть и притворяюсь, что предпринимаю все возможное. Но она знает. Она хочет увидеть, уйдешь ты или останешься. Она страшится этого. Видеть приближение смерти и бояться его — это куда хуже самой смерти. Вот почему я прошу тебя не уходить, что бы ни случилось.
