Полёт совиного пёрышка (СИ) - Предгорная Арина
Маг потянулся, ухватил меня за пояс и основательно обнял, очень собственнически.
– Порядок есть порядок, Дэри. Догадываюсь, что прохождение положенных процедур будет тебе не очень приятно, но потерпи немного. Я с тобой. Хотя бы с лакеем твоего супруга надо решить вопрос. Он и свидетель, и соучастник – не на свободу же его отпускать!
Я завозилась в уютных руках, вздохнула:
– Я знаю, что так надо. Просто не представляю, как тебя представлять во всей этой истории. Мне… мне казалось, что твоё имя светить не надо.
– Как есть, так и представлять, – нахмурился Рэй. – Я твой будущий муж, в конце концов, и это естественно, что я не мог оставаться в стороне и вмешался. Жалею только, что слишком поздно!
– Кто?!
Райдер солнечно улыбнулся:
– Ну а кто ещё? К сожалению, придётся подождать окончания срока твоего траура… будь неладны эти устои и приличия! Но после – даже не надейся от меня сбежать!
Я вытаращилась на этого невозможного человека.
– Кто же так предложения делает!
– Я чуть позже сделаю. По всем правилам, – заверил Рэй. – Так что у тебя есть время потренироваться правильно произносить «да» и «я согласна».
И расхохотался, когда я ткнула его кулаком в бок.
– Но один момент требует прояснения прямо сейчас, – посерьёзнел он.
И, выпустив меня из рук, принялся чертить в воздухе какие-то знаки.
– Что ты делаешь? Тебе пока нельзя колдовать! – забеспокоилась я.
– Я обещал тебе доказательство.
Я непонимающе уставилась на сосредоточенно выводящего пассы мага. Прежде чем я разразилась новыми протестами, он вытащил прямо из горящих между нами символов небольшой узкий ларец, чёрный с золотыми уголками.
– Мне за это голову открутят, но твоё доверие важнее, – тихо произнёс Рэй и приложил ладонь к замку.
Откинул крышечку и бережно достал свёрнутую трубочкой бумагу.
– Это приказ о моём назначении Верховным судьёй. Он составляется магически; никто, кроме меня и императора, его в глаза не видел. Теперь ещё ты. Смотри на дату назначения.
– Рэй, зачем? – растерялась я. – Я тебе верю!
– Читай, – с нажимом повторил он.
Я прочитала, как велено. Дата действительно стояла более поздняя. И тонкий лист в руках лежал весомой тяжестью.
– Можно сделать ещё одну проверку подлинности этого документа, но для этого нужна капля крови проверяющего, – произнёс Райдер очень тихо. – Это необязательно, но мне было бы спокойнее, если ты окончательно убедишься. Я бы собственной тени перестал доверять после того, через что тебе пришлось пройти.
Я молча вытащила из ворота блузки булавку и, не сводя с Райдера глаз, проткнула себе палец. Почти не вздрогнула. Капнула на середину листа, прямо на золотые буквы. Кровь зашипела и впиталась, бумага вспыхнула ярким светом и тут же погасла.
– Истинно, – подтвердил Рэй.
Подрагивающими пальцами я вернула приказ. Через несколько мгновений ларец исчез, а я снова оказалась прижатой к широкой груди.
– Это было лишнее, – виновато пробормотала я. – Я без всяких проверок поняла, что ты… Прости, что сомневалась.
***
Гости из Гельдерта прибыли к вечеру. То ли дороги к тому времени успели просохнуть, то ли среди стражей были маги, умевшие постелить под ноги путь. Мы, всё еще толком не отдохнувшие и не восстановившиеся, едва держались на ногах и отчаянно зевали, к тому же я всё никак не могла прояснить вопрос с Рене: он будто закрылся от меня, больше молчал, отвечал односложно, отводил глаза и выглядел крайне несчастным, хотя должен был скакать от радости. Относительно бодрым и деятельным оставался один Сэлвер. После короткого совещания было решено выпустить Руту: как быстро накормить образовавшееся количество народу, она понимала лучше старательной, но растерявшейся Айи.
Уэлта мы сразу, что называется, сбыли с рук стражам с одинаково цепкими взглядами и неулыбчивыми ртами. Об остальном пришлось подробно и обстоятельно рассказывать, только в одном месте честный и не выносящий фальши Райдер уверенно солгал: о том, что дэйн Уинблейр выпал в открытый проём сам, поскользнувшись на скользких каменных плитах. Сэлвер одарил его нечитаемым взглядом, но поправлять не стал. Немало изумления и оторопелых переглядываний вызвал и Рене, который уже ничем не мог доказать, что много лет провёл в теле птицы. Разве что слова свидетелей в его адрес были одинаковы. Он снова поведал, уже не так скупо, как мне, как при попытке побега очень не вовремя превратился обратно в сыча и был пойман замковой экономкой и садовником. Как дождался наступления новых суток, вернул себе человеческое тело и сломал замок чулана, в котором его думали держать до приезда моего мужа. Как пытался освободить меня, но был остановлен непредвиденным обстоятельством: служивший в замке привратник Олир, оказывается, обладал пусть слабенькой, но магией. В частности, он умел кидать заклинания обездвиживания. Короткие, на пару-тройку минут, но для Рене они оказались роковыми. А я словно заново переживала те часы, полные безнадёжного отчаяния.
Вместо Гарео Фитри Сэлвер невозмутимо предъявил горстку перьев и дремлющего на пороге гостиной Шершня.
Столько всего пришлось рассказывать и объяснять, что у меня к концу язык отваливался.
В Гельдерт мы уехали только на второй день. После того, как всё было решено с замковой прислугой, Уэлтом, телом Вергена, которое всё-таки отыскали (но в каком состоянии, мне отказались сообщать, дабы дэйна не потеряла сознание), я осторожно выдохнула. Как и говорил Рэй, некоторые моменты по старому делу эйр-Тальвенов, а так же вопросы с моим наследством, требовалось решать непосредственно в столице. И ещё оставался неразговорчивый вельвинд, уверенно заявивший, что повзрослел и готов отвечать за свою дурость прежних лет. Райдер обещал задействовать какие-то дипломатические каналы связи – оказалось, что иным способом доставить послание в Альнард нельзя, так что снова появился шанс, что мой птиц всё-таки вернётся домой и наладит всё, что якобы разрушил.
Но прежде чем покинуть Бейгор-Хейл и отправиться в столицу, мы наконец выспались.
Глава 42.1
В Гельдерте мы остановились в доме Рэя. Я и не знала, что у него есть жильё и в столице. Особняк Ализарды, точнее, моего деда Самариса, на который я рассчитывала, оказался занят: предприимчивая тётя сдала его одному семейству, поскольку сама постоянно проживала в Риагате, а оставлять дом пустым не пожелала. Я только руками развела, но улаживание вопроса с арендой особняка требовало времени, поэтому я воспользовалась гостеприимством будущего мужа. И принялась с жадностью заново открывать для себя мир, буквально купалась в удивительном чувстве лёгкости и пьянящей свободы. Несмотря на массу дел, ожидавших нас всех в столице, нашлось время и на отдых. Я могла гулять, знакомилась с архитектурой города, его магазинами, кофейнями, музеями, и никто не шипел предостерегающе, что следует проявлять крайнюю осторожность и не утомляться, а то непременно схвачу новый приступ недуга. Но прогулки по столице я позволила себе не сразу.
Прежде пришлось вынести несколько посещений суда, подписать протоколы показаний, что-то уточнить, что-то перепроверить, принять то, что у Райдера будет закрытая для меня часть жизни, о которой я не смогу расспросить ни теперь, ни после того, как он покинет свой пост. Райдер, к слову, восполнил свой резерв не так быстро, как рассчитывал: до самого отъезда из Бейгор-Хейла он оставался довольно вялым и старался пореже прибегать к магии, отсыпался дольше всех, побив рекорд Рене. Вельвинд с таким наслаждением высказался о нормальном сне в нормальной человеческой постели, что я велела не будить его, пока не выспится вдоволь.
Рене, разумеется, поселился там же, хотя не выказывал по этому поводу бурной радости. Рэй не обижался, он в целом вёл себя с бывшим сычиком подчёркнуто любезно, но в его присутствии непременно демонстрировал, что имеет на меня всяческие виды: приобнимал за талию, придерживал за плечи, очень трепетно ухаживал за столом, часто обращался ко мне «драгоценная» и «любимая». Рене взирал на это с прохладным равнодушием. Я же пыталась растормошить его, узнать причину разительных перемен: явным весельчаком и балагуром Рене и прежде не был, но и настолько пасмурным я его не помнила. Возможность для приватных бесед была: Райдер и по долгу службы, и по другим делам отлучался из дома, а пытать птица при нём мне не хотелось. Рене же уворачивался с ослиным упрямством: отсыпался, тренировался при закрытых дверях, гулял, но в течение нескольких дней подряд наше общение свелось к нескольким дежурным фразам. Я снова и снова прокручивала в памяти события, но в упор не видела, чем я его так задела. Неужели всё дело в ревности и чувстве, от которого птиц не избавился? Наконец я поймала его прогуливающимся по садовым дорожкам и, что называется, припёрла к стенке.
