Секреты Одиночки - Солнце моего леса
— Как Сесилия? — интересуется Себастьян у отца.
Тот широко улыбается, также, как и сын.
— Она беременна, — объявляет Александр.
Себастьян замирает, глядя на отца.
— Быть мне братом? — переспрашивает он.
Отец кивает.
— Поздравляю, папа.
Они обнимаются, радуются. Я чувствую себя лишней в этом пространстве. Беру свою пустую тарелку и ставлю в раковину, собираюсь уходить, но Александр задает мне вопрос.
— Вы приедете отмечать Новый год к нам?
Я глупо пялюсь на него, не понимая, какое отношение имею ко всему этому.
— Мы решим после Рождества, папа, — отвечает за меня Себастьян.
— Простите, — шепчу я и бегу наверх.
Запираюсь в ванной гостевой комнаты, в которой держу свои вещи. Набираю горячей воды и опускаюсь, прям в одежде. Я долго лежу в ванне, не сознавая, что происходит с моей жизнью и что делать дальше. Погружаюсь в воду с головой и жду, когда придет долгожданное облегчение. Я лежу минуту, две, легкие начинают гореть, но мозг очищается, адреналин выбрасывается в кровь. Организм пытается себя спасти, но я блокирую все позывы к этому, и закрываю глаза.
— Черт возьми! — кричит Себастьян и рывком вытаскивает меня из ванны.
Я кашляю водой, доступ воздуха в легкие восстанавливается, хотя боль еще не отпускает. Себастьян трясет меня за плечи, но я беспомощно повисаю на его руках.
— Что ты творишь, Касси? — он кричит мне в лицо, но я ничего не соображаю.
Себастьян снимает с меня мокрую одежду и вытирает полотенцем, затем кутает в теплый халат и несет в спальню. Я накрываюсь одеялом с головой, когда слышу хлопающуюся дверь. Зачем он вытащил меня?
Глава 11
Дверь комнаты приоткрывается, и отец Себастьяна заглядывает ко мне. Я сажусь в постели, натягивая одеяло до ушей.
— Не против? — спрашивает он и присаживается на постель. Он рассматривает меня, задавая себе какие-то вопросы, и кажется, находит на них ответы. — Касси, я не собираюсь спрашивать, что случилось такого, что ты решила покончить собой…
Я отворачиваюсь от него. На это мне нечего сказать. Но он продолжает.
— Мой сын терпеть не мог пансион, но моя покойная жена — мама Себастьяна, всегда хотела, чтобы у него была возможность закончить столь престижное заведение, — он улыбается, уходя в воспоминания. — И естественно, я отправил его в пансион семьи Лоуренс, как только узнал, что туда теперь принимают и мальчиков, — он грустно вздыхает. — Мой сын никогда не рассказывал, что с ним произошло в первый месяц проживания в высшей школе, но его поведение кардинально изменилось, — Александр смотрит мне в глаза. — Он бросил наркотики, Касси. Я был счастлив, что он смог бросить эту дурную привычку. Но при этом Себастьян стал слишком замкнутым, и былой искры в его глазах я уже не видел.
Я внимаю каждому слову, что исходит от отца Себастьяна.
— И вот я приезжаю сегодня, — улыбка расцветает на его лице. — Я вижу, как он смотрит на тебя и снова улыбается той прежней улыбкой.
Я краснею внезапно от услышанного.
— Я знаю, что у твоей семьи свои точки зрения на ситуации, но мой сын поддержит тебя, и я тоже…
Я криво улыбаюсь ему, совершенно не зная, что говорят в таких ситуациях: благодарят или посылают к черту.
Александр хлопает меня по руке и встает.
— Спасибо, что спасла моего сына, — говорит он и выходит за дверь.
Спасла? Когда? От чего?
Я забываюсь в беспокойном сне, просыпаясь каждые полчаса, минутой позже, минутой ранее.
— Не можешь уснуть? — Себастьян сидит в кресле. Его почти не видно из-за темноты.
— Не могу, — признаю я, поднимаю одеяло, приглашая его в постель.
Себастьян вздыхает, но все же встает, снимает одежду и ложится ко мне.
Он обнимает меня также, как в больнице. Мой нос касается его груди.
— Я знаю, что тебе сейчас нелегко, — я спокойно перевожу дыхание, радуясь, что он употребил другое наречие, чтобы определить мое состояние. — Но я прошу тебя больше так не делать. Я ведь мог не успеть… — он затихает, прижимая меня к себе. Затем наклоняется, заглядывая мне в глаза. — Ты обещаешь мне, Касси?
Себастьян не уточняет, что именно я должна обещать ему, но я просто киваю. Он переводит взгляд на мои губы, тянется к ним. Не знаю, как реагировать, чувствую себя эмоционально выжатой. Себастьян неспешно целует меня, лаская только губы, не проникая глубже, и я благодарна ему за это. Не осталось сил, чтобы отвечать, и уже тем более, чтобы притворяться. Крепкий сон приходит ко мне в его объятиях и я, наконец, расслабляюсь.
Звон тарелок заставляет меня резко открыть глаза. Это Себастьян ставит поднос с завтраком на столик возле кровати.
Он виновато смотрит на меня.
— Прости, что разбудил.
Я сажусь в постели, запахивая полы халата, которые разошлись, пока я спала.
Я смущенно улыбаюсь ему.
— Все в порядке.
Он присаживается ко мне и передает тарелку с запеченными кусочками хлеба, с них течет плавленый сыр.
— Сегодня Рождество, — объявляет Себастьян, но я его перебиваю.
— Ты сам приготовил завтрак?
Он кивает и морщится.
— Не вкусно?
Я кусаю бутерброд, растягивая сыр, и улыбаюсь.
— Мне нравится, — я отрываю сыр пальцами и кладу в рот.
Себастьян достает коробочку из штанов и кладет мне на колено.
— С Рождеством, — говорит он.
Я откладываю тарелку с едой, вытираю руки салфеткой и делаю судорожный вздох.
— У меня нет для тебя подарка, — я чувствую, что краснею.
Себастьян улыбается.
— Это не важно, Касси.
В коробочке лежит кулон в форме маленького орла с расправленными крыльями. Я вопросительно смотрю на Себастьяна. Он берет его в руки и застегивает цепочку у меня на шее.
— Орел — символ рода Морганов, — рассказывает он, пока я ем. — Теперь ты под защитой моей семьи. И все, кто увидят эту подвеску, будут знать об этом.
У меня нет слов, чтобы описать свои чувства, и я просто обнимаю Себастьяна.
— Спасибо, — говорю я.
В нашем мире подобный жест значит очень много. Теперь я абсолютно самостоятельный человек, моя семья с этих пор мне не указ, и меня не схватят по возвращению в родной город. Даже Аарон больше не имеет на меня никаких прав, и я могу послать их всех с Соглашением на союз с Робертсами.
Впервые за эти пару месяцев я дышу полной грудью со счастливой улыбкой. Я звоню Кесиди, чтобы поделиться с ней этой новостью. Но она не рада, она плачет в трубку.
— Ты теперь без семьи, Касси, — рыдает она.
— Мне все равно, — отмахиваюсь я.
— А мне вот нет. Куда ты пойдешь? Где возьмешь средства на жизнь?
