Секреты Одиночки - Солнце моего леса
Себастьян встречает меня счастливой улыбкой, он завтракает больничной едой, но как только видит мое лицо, улыбка сходит с его губ.
— Что случилось? — он отодвигает от себя поднос.
— Ты выглядишь лучше, — мой голос не громче шепота. Я не смотрю на него, а разглядываю цвет стен.
— Что, черт возьми, с тобой произошло? — он выговаривает каждое слово.
Но вместо злости, что приходила ко мне в минуты чьего-либо давления, я делаю судорожный вздох. Себастьян скидывает с себя одеяло, и встает, опираясь на костыль, которого я раньше не замечала. Его нога перебинтована многими слоями ткани и затянута в эластичный бинт, а сам он в больничной пижаме. Себастьян медленно подходит ко мне, не наступая на раненую ногу, а я молчу, не в силах взять себя в руки и вернуть его в постель. Он прижимает меня к себе, и я плачу, оставляя мокрые следы на его рубашке.
— Прости меня, — шепчет он, похоже, ему больно также, как и мне. Он гладит меня по голове и все просит за что-то прощения. За что? За то, что заставил меня искать источник энергии для него, или за то, что увез из пансиона, оставляя без энергии меня саму? Я не знаю ответов на эти вопросы, но становится чуточку легче от того, что он рядом со мной, и мы можем просто поговорить о чем угодно без выяснения отношений, как всегда было с Аароном.
Я не имею понятия, сколько мы так стоим. Но вот заходит все та же медсестра и начинает отчитывать Себастьяна за то, что он поднялся с постели так рано.
Он не обращает на это никакого внимания, а требует принести для его девушки успокоительное. Я будто оцепенела, стою и не двигаюсь. Себастьян ведет меня к своей постели, снимает с меня пальто, сажает на одеяло, затем избавляет мои ноги от обуви. Я не протестую, не осталось никаких эмоций. Он заставляет меня выпить жидкость из стакана, потом укладывает в свою кровать и ложится сам. Мы одни в палате, он обнимает меня, касаясь носом моей щеки. Я утыкаюсь носом в его плечо и проваливаюсь в глубокий сон.
Глава 10
Я снова нахожусь в баре, в туалете, если быть точнее. В той же одежде, в том же ракурсе, но сзади стоит не тот незнакомец, а Аарон. Он смеется мне в лицо, и я чувствую, что плачу. А рядом мисс Клер, она хохочет и подходит ко мне.
— Это тяжело, не правда ли? — спрашивает она и целует Аарона.
Мне больно и мерзко смотреть на эту картину. Я кричу, что есть мочи. В надежде, что это их хоть как-то остановит.
Кто-то трясет меня и что-то кричит. Я открываю глаза и вижу Себастьяна. Значит, это был сон, только сон. Я с облегчением зарываюсь лицом в пижаму Себастьяна, вдыхаю его запах. Он пахнет дешевым мылом, но это самый лучший в мире запах, он настоящий и он принадлежит ему, Себастьяну.
— Может быть, ты чего-нибудь хочешь? — спрашивает он осторожно. — Давай я позову врача?
Я не хочу ничего говорить, но и врачебного осмотра тоже не желаю.
— Скажи что-нибудь, Касси, — умоляет он.
— Ничего не нужно, — шепчу я.
Себастьян выдыхает, и сжимает меня на мгновение.
— Когда меня поймали в неудачной попытке покинуть пансион, — начинает он, — я был заперт на неделю. Представляешь, целую неделю без контакта, я чуть не умер от истощения, — он смеется, но в этом смехе нет радости. — А потом пришла Джулия Клер, — я напрягаюсь, услышав это имя. — Она привела с собой девушку, человека. Я настолько обезумел от голода, что ничего не замечал вокруг… Я чуть не убил ее, — Себастьян сжимает руки в кулаки за моей спиной. — Вот что они делают, ломают нас, принуждая, становится бесплотной версией живого существа.
Через неделю Себастьян уже спокойно передвигается без костыля, его рана заживает за счет чужой энергии. Меня не было в больнице, когда он совращал молодую медсестру, и я рада этому. Слишком тяжело стало относиться к подобным контактам. И опять это слово, которое употребляла мисс Клер, она часто преследует меня в кошмарах, постоянно повторяя одну и ту же фразу: Тяжело, не так ли?
Себастьян выходит из больницы с документами о выписке, поднимает меня над землей и кричит.
— Прощай больничная еда!
Я смеюсь, и он подхватывает мой смех. Затем отпускает на землю.
— Ты вернулась, — шепчет он.
В его взгляде море счастья, карие глаза превращаются в горячий шоколад, и Себастьян целует меня. Мягко, едва касаясь, но в этом поцелуе столько чувств: радость, вера, открытость, забота…
Мы заходим в дом, и Себастьян избавляется от верхней одежды и обуви, и садится на диван, закидывая еще полностью незажившую ногу на подушку. А я смотрю на пустую кухню и осознаю, что здесь нет никакой еды. Слишком одиноко выглядит большой дом без чьего-либо присутствия. Эта атмосфера начинает меня душить. Я выбегаю на улицу с криком: Я за продуктами. Плетусь по дороге до ближайшего универмага, набираю массу вкусностей и немного прихожу в себя.
— Это состояние пройдет, — твержу я себе под нос.
Выхожу на улицу с полными пакетами и ощущаю нечто холодное на лице. Боже, да это же снег! Я смеюсь, перекладываю оба пакета в одну руку и ловлю другой снежинки. Они маленькие, каждая в своей особенной форме, и быстро тают на моей ладони. Но я радуюсь, как ребенок. Почти бегу к дому Себастьяна, чтобы поделиться этой радостью.
Открываю входную дверь и бросаю пакеты на пол.
— Себастьян! — я бегу в гостиную, забыв о сапогах, на которых снег и грязь. — Там снег…
Я осекаюсь и замираю на месте. В гостиной на диване вместе с Себастьяном сидит мужчина, они очень похожи между собой и я без труда определяю в нем Моргана старшего. Он поднимается и идет ко мне, на его лице улыбка. Себастьян улыбается также, когда смущен.
— Мисс Кассандра, — произносит он.
Я не знаю, как себя вести и гляжу на Себастьяна в поисках поддержки.
— Папа, ты ее пугаешь, — тут же говорит сын.
Отцу становится неловко, и он протягивает мне руку.
— Александр Морган, — представляется он.
Я касаюсь его руки и тут же отпускаю. Возвращаюсь в холл за покупками.
— Юной леди не предстало носить тяжелые ноши, — заявляет Александр и забирает пакеты из моих рук.
Он ставит их на разделочный стол на кухне, заглядывает внутрь.
— Здесь же… — в его глазах вопрос.
Себастьян подмигивает отцу.
— Касси умеет готовить, папа, — в его голосе гордость.
Ужин поглощается со скоростью звука. И сын, и отец в полном восторге, но я сухо откликаюсь на их похвалы. Слишком быстро все стало хорошо. Нет, даже не так. Слишком быстро черная полоса сменилась белой, и мне по себе от этого.
— Как Сесилия? — интересуется Себастьян у отца.
Тот широко улыбается, также, как и сын.
