Елена Миллер - Светлая полоска Тьмы
— Есть факты, что вас намеренно доводили до самоубийства.
— Вы серьезно!?
— Вполне, но давайте по порядку. Расскажете, что произошло той ночью.
— Рассказывать особо нечего. В тот день меня уволили. Я расстроилась и пошла бродить по городу. У меня такая привычка переживать стрессы, идти, куда глаза глядят. Вечером, не помню, во сколько, я набрела на какой-то бар. Там пила водку с томатным соком пока деньги были, потом ушла.
— Название бара не припомните? — он вскинул левую бровь, да так картинно. Я прямо залюбовалась, исключительно, с эстетической точки зрения. Стань я художницей, сто процентов, позвала бы его в натурщики.
— Дословно нет, но что-то связанное с мостом, — я отвела взгляд, пока он не заметил моего, чисто эстетического, интереса.
— Может, "Калинов мост"?
— Да, точно, — в памяти всплыла убогая вывеска над входом в бар: неоновый уродец с какими-то загогулинами, отдаленно напоминающими мост.
— Вы были одна?
— Да, я не искала компании.
— То есть ни с кем не разговаривали?
— Только с барменом. Он мне "Кровавую Мэри" предложил, сказал, у них на нее акция и скидки. Потом просто наливал, делая вид, что слушает мой пьяный бред.
— Это он? — Стрельцов протянул мне фотографию молодого привлекательного брюнета с ямочкой на подбородке.
— Да. Но причем здесь он?
— Он найден мертвым через несколько часов после того, как смешивал вам коктейли. Сердечный приступ в двадцать три года у абсолютно здорового человека. Вы не находите это подозрительным?
— Считаете, что это убийство? — я была потрясена смертью человека, которого видела совсем недавно.
— У меня нет доказательств, но я почти уверен, что его убрали после того, как он подсыпал вам в выпивку какой-то наркотик.
— Серьезно!? Но зачем такие сложности? Не проще было бы устроить сердечный приступ мне, а не вмешивать сюда посторонних? Простите, но здесь нет логики.
— А кто сказал, что вас хотели убить?
— Это же ваша версия, что кто-то взялся свести меня в могилу раньше срока.
— Вас доводили до самоубийства, но смерти не хотели, — он потер подбородок, будто совсем недавно сбрил бороду и еще не свыкся с ее отсутствием.
— Полный бред! — фыркнула я.
— Разве? А почему тогда вы находитесь в частной клинике Одинцова, а не в обычной больнице? Разве у вас есть средства на лечение здесь?
— Сама хочу выяснить, кто мой таинственный благодетель. Криштовский молчит. Может, вам что-то известно? — я посмотрела на него с надеждой.
— Вас сюда перевели по указке очень влиятельной особы.
— Какой особы?
— Не думаю, чтобы вы о нем что-то слышали. Он предпочитает оставаться в "тени", хотя реальная власть в этом городе принадлежит ему.
— А имя у этого "серого кардинала" есть?
— Станислав Тарквинов. Иногда его еще называют Квинтом.
— Никогда не слышала. Он кто, криминальный авторитет?
— Хуже, олигарх.
— И зачем я ему понадобилась?
— Тарквинов известен как собиратель необычных талантов. Раз вы привлекли его внимание, значит, в вас есть нечто особенное.
— Может, я его дочь?
— Это вряд ли. Другие версии есть?
— Нет, понятия не имею, что ему от меня нужно.
— Что ж, приятно было познакомиться, Алиса Сергеевна, — он поднялся со стула. — У меня больше нет к вам вопросов.
— Куда вы?
— Не волнуйтесь, я закрою дело как несчастный случай.
— Я не об этом. Что мне делать с этим Тарквиновым?
— Вы с ним вряд ли что-либо сделаете, а вот он с вами, как знать…
— Что!? — я готова была вскочить с кровати и вцепится в него мертвой хваткой.
— Какая разница, вы ведь не хотите быть со мной откровенной, — Стрельцов был уже у двери.
— Ну, хорошо, есть кое-что, — я решила рассказать о своих способностях, но об истории с зеркалом умолчать.
— Что именно? — он оставил дверную ручку в покое и снова оседлал стул.
↑
Глава 12. Карт-бланш
В кабинет моего временного убежища вошла пожилая леди с осанкой истинной королевы. Аристократические черты ее лица еще хранили былую красоту, а в волосах цвета меди запуталась лишь пара седых прядей. Моргана Корнуольская принадлежала к шестому поколению Древа и была его семнадцатой главой. В этом году ей исполнилось 1414 лет, но выглядела она не старше пятидесяти.
Видящие сохраняли молодость веками, и если выглядели старше сорока, то за плечами имели как минимум тысячу лет, но не все, только сильнейшие. С каждым новым поколением срок их жизни сокращался, но даже те из них, кто не прошел инициацию и остался лишь медиумом, могли прожить до 150-ти лет, и при этом до самого конца выглядели максимум на шестьдесят. Молодость была отличительной чертой адептов Света, несмотря на то, что бессмертием они не обладали, кроме дочерей Энтаниеля, конечно. Но те сгинули давным-давно, еще в пору моей юности.
Леди Моргана или Фата-Моргана, как ее называли в молодости, была дочерью Игрэйны, пятнадцатой главы Древа, и короля Утера Пендрагона. Ее сводным братом по отцу был легендарный король Артут. У Игрэйны не было сыновей, только дочери. Древо запрещало рождение мальчиков, потому как видящие передавали Силу по женской линии. Хотя одно исключение все же было. Мордред, племянник Морганы, появился на свет с даром ведьмака. Он стал для Древа настоящим проклятием, и не только потому, что Моргауза, сестра-близнец Морганы, родила его вопреки запрету. В средние века Мордред тайно возглавлял инквизицию, и сжег на кострах не одну сотню видящих, будучи одержим ненавистью к своей тетке.
Моргана принадлежала к Ветви мирта, роду Целителей. Когда дочери Странника создавали Древо, каждая выбрала какое-то растение в качестве тотема, потому рода и стали называться Ветвями. Изначально их было двенадцать, сейчас осталось десять. Совет видящих тоже состоял из десяти советниц, по одной представительнице от каждой Ветви.
— Здравствуй, дорогой, — вежливо улыбнулась мне самая могущественная ведьма на Земле.
— Леди Моргана, — я встал ей навстречу. — Ты ослепительна, как всегда.
— Благодарю, лорд Тарквин, но прошу, обойдемся без церемоний.
— Располагайся, чувствуй себя как дома, — я проводил ее к креслу напротив моего стола.
В кабинет вошел Кристоф, неся поднос с чайным сервизом. Расставив чашки и разлив чай, он с поклоном удалился.
— Думаю, тебе известна причина моего визита? — спросила она, когда дворецкий вышел.
Я взял в руки крохотную чашечку мейсенского фарфора, но пить не стал:
