Карина Демина - Черный Принц (СИ)
- Зачем ему тебя убивать?
- Не "зачем", - поправил Войтех. - За что. За слабость, Таннис. За то, что я обманул его ожидания. Если бы доктор сказал, что я не поправлюсь, мы бы с тобой не разговаривали. Но мне дали шанс, очередной шанс, и я им воспользовался. А Ульне читала мне сказки. Ее об этом никто не просил, но она… истории про псов… и про то, каким был мир до них… про Шеффолк-холл… про королей и королев… ты знаешь, что трижды на троне сидели женщины?
Он высвободил руку и поднес к глазам.
- Мы с ней одной крови, Таннис. И поэтому мне сейчас больно.
- Не только тебе.
Войтех поморщился.
- Твой щенок жив.
- И хочешь сказать, что оставишь его живым? Не отворачивайся!
Он потянулся к бронзовому низкому чайнику, верно, древнему, как сам Шеффолк-холл. Бронза покрылась патиной, а шлифованные аметисты заросли гарью.
Войтех поставил чайник на ладонь.
- Ты знаешь ответ.
- Послушай, - Таннис встала.
- Сядь.
Села. И все-таки встала, не способная больше молчать.
- Остановись. Пожалуйста, остановись. Не сходи с ума, ты еще…
- Что, Таннис?
- Отпусти его… нас… и он будет молчать. Даст слово, а Кейрен слово держит. Вы договоритесь…
- Договоримся? - он водил мизинцем по узорам на бронзе. - Мы договоримся, и твой дружок меня отпустит, если я не трону город, так? Он наступит лапой себе на горло, позабыв о прошлогодних взрывах?
- Все равно доказать, что они - твоих рук дело, не выйдет.
- Не выйдет, - эхом отозвался Войтех. - И все сложится замечательно… я останусь герцогом…
- Ты меня спрашиваешь? Я не собираюсь свидетельствовать против тебя, если ты об этом.
- Спасибо.
- Не за что, - Таннис встала за креслом, опираясь на резную его спинку. - Пожалуйста, ты же понимаешь, что я говорю правду.
Войтех ничего не ответил. Сняв крышку, он вдохнул ароматный пар. И крышку на место вернул. Вытащил две чашечки низкие и широкие, с тончайшими дужками ручек, сделанные из той же бронзы с прозеленью.
Он наполнял чашки чаем осторожно, опасаясь разлить хотя бы каплю.
- Пей чай, малявка.
- Войтех!
- Освальд, - поправил он. - Освальд Шеффолк. И пей чай, если хочешь, чтобы этот разговор продолжался.
- А его есть смысл продолжать?
Чай травяной, и Таннис уловила мятные ноты… еще, кажется, ромашку, которую она с детства ненавидела. А вкус горький, и ромашка эту горечь с трудом маскирует.
- Тебе лучше знать. Если ты пытаешься добиться раскаяния, то зря. Я ни в чем не раскаиваюсь.
- И не отступишь.
- Нет.
Бронзовая чашка нагрелась, и на металле проступила испарина.
- Тогда, - Таннис села, - скажи, к чему эта твоя… игра?
- Какая?
Он вдыхал пар, и смотрел сквозь него, чужой незнакомый человек, которого она все еще считала другом.
- В заботу. Доктор. Эта комната… ужин вот… чаек…
- Пей, пока горячий.
Взгляд леденеет, становится злым.
- Пью.
…и тошнота отступает. Хороший чай, а мята даже вкусна. И ромашка опять же. Почему Таннис раньше ее не любила? Она помнит, но… подумает позже.
- Это не игра, - Войтех вновь наполняет чашку и, придерживая ослабевшие пальцы, подносит ее к губам Таннис. - Пей, девочка моя. Вот так, умница…
Чай.
Тепло.
Ромашка и клетчатый плед, который остался на их с Кейреном квартире. Пятна от вина надо солью засыпать, а она про это забыла… мамаша вот всегда засыпала… а Таннис забыла. И обидно до невозможности, но если вернутся… а она вернется. Конечно же, вернется. Завтра.
- Завтра, - обещает кто-то близкий, надежный. - Ты все сделаешь.
Да, именно завтра. А сегодня тяжело.
Спать хочется.
Ночью она почти не спала… и предыдущей тоже… и много-много других ночей, но это оттого, что на огромной кровати ей одиноко.
- Спи, - кто-то снимает туфли и подсовывает под голову подушку.
Не Кейрен.
Кейрен… нельзя засыпать. Это из-за чая, бронзового чая с ониксовыми глазами, которые ослепли, потому что чайник грязью зарос. Весь этот дом, от крыши до подземелий…
…Кейрен.
…он пришел, несмотря ни на что, пришел… и попросил выйти за него замуж. А Таннис согласилась… и наверное, у них бы получилась семья, там, за Перевалом.
Дом на берегу. Белый-белый песок, и камни тоже белые. Перламутр раковин, которые Таннис бы собирала… она училась делать из раковин цветы… или еще шкатулку можно украсить.
- Конечно, - соглашается кто-то, кто держит ее за руку. - Шкатулка - это красиво. Мне всегда хотелось иметь такую. Сделаешь?
Да. Она обещает, только нужно добраться до берега, на котором дом… и она научится варить кофе на песке, с кардамоном, корицей и толикой шоколадного порошка, как Кейрен любит. А он по субботам будет жарить кружевные блинчики.
Традиция такая.
- Конечно, - под ее пальцами чужая рука, с холодной рыхлой кожей, под которой прощупываются зерна сыпи. - Именно так все и будет. Спи…
Нельзя.
Ложь…
- Что ты… - у нее получится встать, надо лишь отрешиться от фантазий и… подняться не дают.
- Таннис, это совершенно безопасно. Но тебе надо отдохнуть…
- Кейрен…
- Не думай о нем. Не надо…
…надо, если Таннис подчинится, то Кейрен умрет. И кто тогда будет жарить блинчики по субботам? Как она проживет без них… без него… он совершенно бестолковый и немного сумасшедший, но умеет смеяться.
И Таннис научил.
- Прости, - кто-то другой, притворявшийся близким, наклонился и поцеловал Таннис.
Из его рта пахнет тленом.
Это потому что он мертв и очень давно. А мертвецы должны оставаться мертвыми. Это правильно. И не в силах справиться со сном, соскальзывая в него, Таннис заплакала.
- Спи, - Освальд Шеффолк поправил одеяло и отошел от кровати. Он сгреб с туалетного столика шпильки, и шкатулку забрал, огляделся, бросил в нее крючок для одежды… и забытую Мартой спицу.
Женщина в кровати забылась тревожным сном.
Она металась, пытаясь вырваться…
- Мне очень жаль, что так все получилось, - сказал Шеффолк, убирая со щеки ее влажную прядь. - Но я действительно не могу отпустить его.
…Таннис стояла на берегу.
Босая. И ноги вязли в мягком белом песке, расшитом белым же перламутром. Раковины лежали в шахматном порядке, который донельзя раздражал Таннис, но она точно знала, что порядок этот нарушать нельзя.
Было жарко.
Раздувшееся солнце повисло над водой.
Белой.
Белым бывает молоко, это Таннис знала точно, как и то, что молоко она ненавидит, особенно гретое… зима, каток и горло, которое начало саднить. И Кейрен взялся горло лечить.
