Стефани Майер - Затмение
На этот раз пришлось приложить усилие: я закрыл глаза, сдерживая горячий вкус в горле; толкал и отпихивал огонь, норовящий сбежать вниз по позвоночнику; силился сохранить свой облик, пока мое тело дрожало от желания разлететься на части.
Взяв себя в руки, я хмуро посмотрел на Ли. Она наблюдала, как дрожь уходит из моих пальцев – и улыбалась.
Очень смешно.
– Ли, если ты так переживаешь из-за снов, в которых ты целуешь девчонку… – Я говорил медленно, делая ударение на каждом слове. – Тогда подумай, каково всем нам смотреть на Сэма твоими глазами? Бедной Эмили достаточно того, что ты на Сэма пялишься; не хватало еще, чтобы и у парней по нему слюнки текли.
Хотя я ужасно злился, мне все же стало стыдно, когда лицо Ли исказилось от боли.
Она торопливо вскочила на ноги и, дрожа всем телом, как натянутая струна, помчалась к лесу – задержавшись на секунду лишь для того, чтобы плюнуть в мою сторону.
– Промазала, – мрачно рассмеялся я.
Сэм еще устроит мне взбучку, но оно того стоило. Ли больше не станет меня допекать. И если подвернется шанс, я сделаю то же самое.
Потому что ее слова застряли в голове, вцепились в мозг репьями, причиняя такую боль, что перехватывало дыхание.
Неважно, что Белла выбрала кого-то другого, а не меня. Это еще не боль. С такой болью я мог бы жить всю оставшуюся жизнь – всю свою дурацкую и слишком долгую жизнь.
Важно то, что Белла перестанет быть собой: позволит сердцу остановиться, коже заледенеть, а мозгу превратиться в извращенный мозг хищника. Она станет чудовищем. Чуждым мне чудовищем.
Ничего хуже, ничего больнее и быть не может.
Но если он ее убьет…
Мне снова пришлось сдержать злость. Наверное, если бы не Ли, то стоило бы позволить жару обратить меня в существо, для которого инстинкты гораздо сильнее эмоций. В животное, которое не так чувствует боль. И это другая боль. Хоть какое-то разнообразие. Однако Ли уже стала волком, и я не хотел слышать ее мысли. Черт бы ее побрал! Она лишила меня даже этой лазейки.
Руки все еще тряслись. От чего? От злости? От боли? Не знаю, что именно на меня нашло.
Я должен верить, что Белла выживет. Однако для этого требовалось доверие – а я не хотел доверять этому кровососу, не хотел полагаться на то, что он сумеет сохранить ей жизнь.
Белла станет совсем другой. Интересно, как это повлияет на меня? Когда Белла будет стоять передо мной – твердая, как камень, и холодная, как лед, – а ее запах будет раздирать мои ноздри, разжигая инстинктивное желание рвать и кусать… Как это будет? Смогу ли я убить ее? И разве могу я не хотеть вцепиться в горло одному из них?
Я смотрел, как волны набегают на берег. Под выступом скалы они исчезали из виду, но я слышал шум прибоя. Уже давно стемнело, а я все смотрел на волны.
Домой идти, пожалуй, не стоило. Однако я проголодался, а ничего другого в голову не пришло.
Я поморщился, засовывая руку в ненужную повязку и подбирая костыли. Эх, если бы Чарли не видел меня в тот день и не разболтал повсюду о моей «аварии на мотоцикле»! Таскай теперь с собой эту бутафорию! Черт бы ее побрал!
Когда я пришел домой и глянул на отца, то решил, что проголодался вовремя: у отца что-то было на уме. Он всегда слишком старается сделать вид, будто все как обычно. А еще начинает болтать без умолку.
Не успел я сесть за стол, как отец принялся рассказывать, чем занимался днем. Трепать языком он начинает только тогда, когда хочет о чем-то умолчать. Я старался не обращать на него внимания, сосредоточившись на еде. Чем быстрее я проглочу ужин…
– …а еще Сью сегодня заходила. – Как обычно, отец говорил так громко, что пропустить его слова мимо ушей нелегко. – Поразительная женщина. Покрепче любого медведя. Правда, я ума не приложу, как она управляется с дочкой. Вот из Сью получился бы всем волкам волк! А Ли так, и на волчонка-то едва тянет. – Он фыркнул.
Отец немного подождал, не скажу ли я чего в ответ, но, похоже, не заметил выражения смертельной скуки на моем лице, которое обычно его ужасно раздражало. А насчет Ли – лучше бы он помолчал. О ней я бы предпочел вообще забыть.
– С Сетом гораздо проще. Конечно, с тобой тоже было проще, чем с твоими сестрами, пока… ну, тебе пришлось потруднее, чем им.
Я протяжно вздохнул и уставился в окно.
Билли помолчал чуть дольше, чем следовало.
– Сегодня письмо пришло.
Так вот о чем он не хотел говорить!
– Какое письмо?
– Приглашение… на свадьбу.
Каждый мускул во мне сжался. По спине легонько пробежала горячая змейка. Я вцепился в стол, чтобы не дрожали пальцы.
– В нем записка, адресованная тебе, – продолжал Билли, словно ничего не заметил. – Я не открывал.
Он вытащил плотный конверт цвета слоновой кости и положил его на стол между нами.
– Наверное, тебе не стоит это читать. Какая разница, что там написано.
Дурацкие психологические штучки! Типа запретный плод сладок. Я схватил конверт.
Плотная негнущаяся бумага. Дорогая. В Форксе совсем не к месту. И приглашение внутри такое же: изысканное и официальное. К этому Белла явно не имела отношения: прозрачные бумажки с отпечатанными лепесточками не в ее вкусе. Читать приглашение я не стал, даже на дату не посмотрел – на кой черт?
В конверте еще лежал свернутый вдвое листок плотной желтоватой бумаги, на котором было от руки написано мое имя. Почерка я не узнал, но выглядел он так же вычурно, как и все остальное. Никак этот кровосос вздумал позлорадствовать?
Я развернул записку.
Джейкоб!
Я нарушаю правила, посылая тебе приглашение. Она боялась тебя обидеть и не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным. Но я знаю, что если бы все сложилось иначе, то я бы предпочел иметь возможность выбора.
Джейкоб, я обещаю, что позабочусь о ней. Спасибо тебе – за нее и за все остальное.
Эдвард
– Джейк, стол-то у нас всего один, – напомнил Билли, не сводя глаз с моей левой руки.
Мои пальцы так стиснули дерево, что оно вот-вот не выдержит. Я сосредоточился на том, чтобы разжать пальцы по одному, а потом сжал руки в кулаки – пока еще что-нибудь не сломал.
– Впрочем, какая разница, – пробормотал Билли.
Я вышел из-за стола, на ходу стягивая футболку. Будем надеяться, что Ли уже ушла домой. Я рывком распахнул дверь.
– Не задерживайся, – негромко сказал Билли мне вслед.
Не успев добраться до леса, я уже бежал, разбрасывая за собой одежду – словно помечая путь, чтобы не заблудиться потом. Превращение никаких усилий не требовало: мое тело знало, куда я иду, и давало мне то, что нужно, еще до того, как я об этом просил.
