Кристина Золендз - Шрамы и песни (ЛП)
— Самые раскаленные места в аду предназначены для тех, кто во времена великих моральных испытаний хранил нейтралитет.
А теперь моя девочка принялась цитировать Данте Алигьери. Ну разве хоть одна цыпочка смогла бы так?
Губы Михаила изогнулись в легкой улыбке.
— Ты так похожа на Иова, Грейс. Ты никогда не колебалась в поисках, ты никогда не теряла веры, и ты никогда не сомневалась в нем. — После чего он направил свою улыбку мне. — И ты. Ты отказался от своего пристанища в раю, лишь бы быть с ней. Я восхищен вами.
Развернувшись к Габриэлю, он оскалился, обнажая зубы.
— Габриэль, твои зависть, вожделение, жадность и все беды, вызванные тобой, — преступления гораздо страшнее простого поцелуя. Простого поцелуя, стоит добавить, давным-давно прощенного и забытого. Если мне не изменяет память, а я уверяю тебя, она мне не изменяет, ты должен был сопроводить Селу в рай, прощенную за ее легкое прегрешение. А Шамсиилу вынесли КРАТКОЕ пребывание в заключении, после чего они должны были воссоединиться.
— НЕТ! — прогремел голос Габриэля. Он сотряс пол под нашими ногами и вынудил Грейс зажать уши. — Я не отдам ему ее. ОНА МОЯ!
Когда лицо Габриэля исказилось и покраснело от злости, комнату охватил успокаивающий теплый ветерок. Он быстро перерос в нечто возвышенное, осязаемое кожей. Глядя на окружающих, мне стало очевидно, что не только я его почувствовал. Каждый, кроме Габриэля, который по-прежнему стоял с искаженным от ярости лицом, и его армии, все это ощутили. Всем своим сердцем и душой я осознал чье это присутствие.
— Довольно, — тихий музыкальный шепот ворвался в наши мысли. Он прозвучал тихим перезвоном, словно ветерок, задевший колокольчики. Тепло охватило мое тело, наполняя его глубочайшей любовью, и я сжал ладонь Грейс, показывая ей, что все хорошо.
Когда он осознал, что мы слышим и чувствуем то, что он не может, его полная ярости гримаса расслабилась от шока и страха. Его лицо побледнело, приобретя оттенок крыльев, которые когда-то он носил. Замотав головой, он отступил к противоположной от нас стене, склонив голову, чтобы прислушаться к словам Господа. Судя по слезам в его глазах и сжатой челюсти, я понял, что он ничего не услышал. Посланник Божий, Габриэль, могущественный архангел, оставленный своим создателем. Великолепно. Ублюдок получил по заслугам.
Стоящая рядом со мной Грейс судорожно выдохнула и опустилась на колени. Я опустился рядом с ней, встав на колени, и притянул ее к себе.
— Бескорыстная, душою чистая, смогла познать истинное целомудрие и пыл страстный к другой душе, не подвластный силе времен. И каждое проявление лучшего в сущности истинной складывается воедино во сердцие вечное и в вечную душу единую, — пропел нам глас. Когда он смолк, тишина была столь болезненной, и пустота от желания услышать голос вновь. Я крепко зажмурился, когда сей голос раздался прямо в моих мыслях: «Шамсиил, какое чудо, эта любовь. Сын мой, когда-то ты был среди преданных мне верующих, а ныне ты преданный мне человек веры. Живите прекрасной жизнью вместе, а после возвращайтесь домой, ко мне. Место на небесах уготовано для вас. Береги ее, никому не дано любить так, как ей.»
Габриэль отполз еще дальше, его мерзкие мутировавшие дружки пытались спрятаться за ним.
Михаил направился к нему и громко объявил:
— Убирайся восвояси, Габриэль. Твоим злодеяниям не запятнать их историю, написанную самими небесами.
Армия падших ангелов Габриэля медленно растворялась в тусклых тенях, извиваясь и уползая от нас. Габриэль, растворяясь вслед за ними, задержал взгляд на Грейс. Его голос мягко прошептал:
— Я действительно люблю тебя, об этом я никогда не лгал. — Он встретился взглядом со мной, и зловещая улыбка затанцевала на его губах. — Мы еще встретимся, Человечишка. — Затем он опустился на колени, разжал кулаки и уронил ладони на пол. Его грудь вздымалась от неглубокого дыхания, и он постепенно начал терять свои очертания, наконец исчезая.
Я притянул Грейс себе на колени и крепко обнимал, пока не выровнялось ее дыхание. Вдвоем, окровавленные и избитые, мы дышали через боль, пронзившую наши тела. Она крепко вцепилась в мои руки и разрыдалась:
— Я видела, как ты умер.
Болезненно хмыкнув, я нежно провел по ее спутанным окровавленным волосам и прижался лбом к ее лбу. Приблизившись к ней, я поцеловал ее сквозь боль.
— Даже смерть не разлучит меня с тобой.
Вскинув голову, я посмотрел на Михаила и Рафаила. Они оба стояли над нами и улыбались. Прочистив горло, Михаил спросил:
— Ты по-прежнему хочешь остаться пребывать здесь, брат?
Я снова взглянул на Грейс, ее серебристые глаза смотрели выжидающе. Сердце сдавливало в груди, все его разбитые кусочки возвращались и склеивались воедино, заставляя кровь циркулировать по телу.
— Нет, Михаил. Мне необходимо пребывать здесь, и долго. Столько, сколько нам будет отведено, а потом и всю вечность.
Рафаил опустился на колени возле нас, положив ладони на наши плечи.
— Габриэль будет сброшен в бездну, из которой он выполз, а вам двоим потребуются недели на выздоровление. — Наклонившись вперед, он приложил губы к моему лбу, затем сделал то же самое с Грейс.
Образы были ужасными, болезненными, но, в конце концов, я знал, что ангелы делали все возможное, чтобы спасти наши человеческие тела.
Не могли же они оставить на земле полудохлых человечков, пообещав им насыщенную жизнь и местечко в раю? Им пришлось придумывать сценарий, чтобы сокрыть нашу небольшую стычку с демонами. Они не могли просто оставить нас посреди гостиной Грейс с тяжелыми повреждениями и заявить, что к нам пробрались злоумышленники и спустили нас с лестницы. О нет. Только не мои замечательные братья. Они посадили нас на мотоцикл Грейс. Слишком сильными были наши с ней травмы, но ангелам все же пришлось обставлять все в худшем свете: на то они и ангелы — такова их работа.
Глава 38
Я крепче хватаюсь за руль, пока под нами вибрирует и рычит мотор Харли Дэвидсона. Грейс сидит сзади, крепко обхватывая мои бедра, руки ее обнимают меня за пояс, она прижимается ко мне теснее. Солнце греет нам в спины — наступили первые теплые весенние деньки. Мы мчимся по Пятой Авеню, нас двоих интересует, как, черт возьми, мы перенеслись сюда из гостиной, где шли разборки с Габриэлем? Но я, похоже, догадался как, и уже понял, что вот-вот произойдет нечто плохое. Очень плохое.
А дальше какое-то темное пятно врезалось в нас. И не было даже визга шин. Никаких звуков, кроме громкого скрежета металла и отдающегося в ушах сердцебиения. Меня подбросило в воздух, я перелетел через стальной руль и с тошнотворным звуком упал на землю, прокатившись по ней. Меня протащило по асфальту, кожаная куртка разорвалась и протерлась, пока меня метало по земле.
