Кристина Золендз - Шрамы и песни (ЛП)
В ушах отдавались замедляющиеся удары сердца, и я чувствовал, как мое человеческое тело отключается от нехватки кислорода. Легкие горели, а грудь конвульсивно содрогалась.
— Я передам ей, что ты просил передать ей прощание. Может быть, я даже оставлю ей парочку синглов на ее прикроватной тумбочке, чтобы она поняла, как много для тебя значила эта ночь, — прорычал он. В глазах плыло и темнело, но я видел, как Габриэль вытащил из своего плеча стальное перо, а после как вонзил его мне в грудь. Пылающее пламя проникло в мою кожу и обхватило неровно бьющееся сердце. Где-то под кожей запульсировали вены, отчаянно нуждающиеся в крови, которую жестоко и насильственно из них вырвали. Никогда я еще не испытывал такой физической боли, никогда. Мой мир затопила темнота, пока тепло человеческой жизни кровью вытекало на мою футболку и стекало по груди.
Я вернусь и буду убивать эту падлу, пока не отправлю его на тот свет.
Даже с помутневшим рассудком и с совершенно опустошенной душой во мне кружила жажда мести, оплетая кольцами мою сущность. Я больше не чувствовал своего тела, а слышал только медленное и сбитое дыхание, бульканье крови, стекающей с губ.
То теряя сознание, то приходя в себя, я разобрал крики Грейс, доносящиеся откуда-то сверху. Она плакала. Отчаянно. И звала меня. Слезы жгли мои глаза, тело покалывало от онемения; ослабленный и сломленный, снова, я не смог спасти ее.
Я боролся за каждый вдох, чтобы оставаться здесь и бороться с затягивающим меня небытием. Я понятия не имел, где находился или сколько времени прошло.
Сквозь узкое прямоугольное окно под низким потолком пробивался приглушенный дневной свет. Подвал — мелькнуло у меня в голове, когда я подавился металлическим привкусом крови, закашлялся, и, в конце концов, меня вырвало.
А потом наверху лестницы забрезжил яркий свет, и резкий смех Габриэля отразился от окруживших меня бетонных стен. Я слышал, как боролась Грейс, а потом раздались страшные звуки падения ее тела по бетонным ступенькам, и, тяжело приземлившись, она распласталась на полу передо мной.
У меня хлынули слезы, не давая мне ее видеть. Мне хотелось крикнуть ей, дотянуться и прижать к себе, но получился только хрип и кровавое бульканье. Мое сознание помутилось, меня затопили бешенство, злость, чистая ярость — мне было не добраться до Грейс. Кошмар. Настоящий, осязаемый, живой и неприкрытый. Мне оставалось только следить за тем, как она умирает на моих глазах, и прислушиваться к ее дыханию. Мне хотелось сорвать с себя кожу. Я молил об избавлении. Забери меня, но подари ей жизнь. Господи, возьми меня... делай, что хочешь... но пощади мою Грейс.
И тогда, в тусклом свете нашей темницы, она распахнула свои прекрасные глаза.
Лучше бы он меня убил. Ужас, застывший в ее глазах, стоило ей увидеть меня... я не мог пошевелиться, не мог ничего сделать, чтобы избавить ее от боли... полное и абсолютное отчаяние охватило меня, все быстрее выдавливая и выжимая из меня жизнь.
— НЕТ! ШЕЙН! — Она бросилась к моему искалеченному телу и обхватила мою голову своими кровоточащими ладонями, притягивая к груди. Она щупала мою грудь и шею, пытаясь отыскать пульс. Она звала меня, снова и снова, умоляя меня подняться, пошевелиться, умоляя жить. А мне оставалось только смотреть на нее сквозь слезы и мысленно кричать.
Сквозь ее крики прорвался хохот Габриэля. Он навис над ней, возвышаясь за ее спиной. А как на него отреагировала моя прекрасная Грейс? Она просто проигнорировала его.
— Останься со мной, Шейн, — повторяла она свою мольбу. — Прошу тебя, не покидай меня. — Слезы катились из ее серебряных глаз, капая на мое лицо; и хоть я не мог их почувствовать, они пронзали меня сильнее и глубже, чем сотворенное Габриэлем. Неспособность почувствовать ее, неспособность защитить ее, неспособность бороться за нее... мысли кружили, исчезая в темноте и в небытии, пытающихся затянуть меня.
С резким порывом воздуха Габриэль схватил ее, с силой оттаскивая и прижимая к себе. Его губы потянулись к ее уху, но глаза его смотрели на меня.
— Грейс, любовь моя. Ты еще можешь спасти его. — Его язык скользнул по ее мочке, и она тут же вся сжалась. — Идем со мной, и тогда я позволю ему жить. — Она крепко зажмурилась и изо всех сил попыталась вырваться из его хватки.
Внутри меня забурлила ярость, вспыхивая пламенем.
Распахнув глаза, она посмотрела на меня, словно пытаясь сказать что-то. Я, изо всех пытаясь держаться, моргнул и из быстро наполнявшегося кровью горла выдавил шепотом:
— Нет, Грейс, не слушай его.
— Время уходит, Грейс, — прорычал Габриэль, оттаскивая ее подальше от меня.
Мое тело затрясло, когда рот так наполнился кровью, что она начала стекать по губам густой струйкой, заливая пол. Сделав последний неглубокий вдох носом, я прошептал на выдохе:
— Твое сердце принадлежит мне.
Габриэль, касаясь губами ее шеи, обнял ее крепче.
— Тогда смотри, как он умирает, Грейс.
Она согнулась, содержимое ее желудка выплеснулось на пол.
У меня потемнело в глазах и в ушах загудело. Где-то вдали, словно из сна, до меня донесся вопль Грейс:
— Я ВСЕГДА БУДУ ПРИНАДЛЕЖАТЬ ЕМУ, ГАБРИЭЛЬ, И НИКОГДА НЕ БУДУ ТВОЕЙ!
Не смерть, а лажа какая-то.
Глава 37
Говорят, когда умираешь, вся жизнь пролетает перед глазами. Все твои воспоминания, свершения и прегрешения возводят на чашу весов и взвешивают. Они проигрываются как фильм, фильм твоей жизни. Думаю, многие люди представляли свою жизнь как кинофильм, в сценарии которого правильно разложены все сюжетные перипетии. Если тебе везло по жизни, ты мог бы стать создателем красивому, вошедшему в историю, абсолютно эпическому, Голливудскому романтическому фильму. Мой явно не из числа таких. Мой фильм — это второсортный фильм ужасов с низкобюджетными спецэффектами. Но вот картинка в фильме сменяется на кровавый пейзаж, и все с воплями выбегают из кинозала и разбегаются по своим жизням. На экране крупным планом появляется прекрасное лицо Грейс, преследуемой Габриэлем. Габриэль вечность ждал и таился в тени, отчаянно пытаясь учинить хаос и разжечь войну.
Я отчетливо увидел, что происходило с каждым и по какой причине, благодаря мелькающим сценам. Габриэль стоял у истоков всего. Испокон веков он любил Селу и завидовал нашей с ней любви. Он предал меня и забрал Селу, скрывал ее в телах уже почивших людей, разрешая ей проживать их жизни, не позволяя ее душе отправиться на небеса. Каждый раз, когда она умирала, он заключал ее в другом теле, а она даже не сомневалась в его непричастности. Она считала, что такова ее кара за любовь ко мне. Ужасное существование. Непостижимое. Жестокое, мерзкое и прискорбное. Однако оно только закалило Грейс и усилило ее любовь ко мне.
