Ким Харрисон - Тень демона
— Рэйчел, — начала она, откидываясь на спинку стула со стаканом в руке, — тебе разве нравится быть похожей на ползающую по ступеням уборщицу, которая должна пожертвовать плодами своих яичников, чтобы обрести статус в мужском мире?
— Нет, — пробормотала я.
— Тогда иди и включи новую мелодию в музыкальном автомате, — сказала она, вручая мне монету. — Я плачу. Что-нибудь экзотическое и старое, чтобы напомнить о временах, когда женщин признавали богинями, которыми мы и являемся.
Глаза Ала расширились от удивления. Я взяла потертую золотую монету, которую она толкнула ко мне по столу. На ощупь металл был слегка липким. Я взглянула на Ала, прося совета. От меня что, хотят избавиться?
— Иди, — ободряюще сказал он, указав на точное подобие музыкального автомата времен сорок пятого года, заполненное цветными пузырьками. Автомат не вписывался в интерьер, но все равно, казалось, ему место именно в этом углу.
Я встала, не обрадовавшись улыбке на лице Тритон, которая, вероятно, была вызвана тем, что я взглядом попросила совета у Ала. Обувь жала, и я скинула тесные туфли, оставила их под стулом и пошла по ковру, высоко подняв голову и не глядя на наблюдающих за мной демонов, у которых теперь появилась тема для обсуждения.
— Она мила, — услышала я слова Тритон, когда отошла. — Смотри, ей страшно.
— Нет, ей не страшно, — пожаловался Ал. — В этом-то и проблема.
— Мм-м. Если у нее когда-нибудь будет с тобой секс, я убью тебя.
— А ты думаешь, я не знаю? — пробормотал он.
— Так отдай ее мне сейчас, и покончим с этим. Тебе с ней не справиться, — уговаривала Тритон.
— Да, мы все видели, как «легко» тебе удалось справиться с Ку’Соксом.
Я больше не могла их слышать, зато у меня появилось много новых тем для размышления.
Я остановилась перед музыкальным автоматом, крутя в руках грязную монету и раздумывая. Я никогда раньше не держала в руках кусочек демонской копоти, которому придали форму. И я смогу заказать на него песню?
Все в зале наблюдали за мной. Я чувствовала, как они разглядывают мою юбку длиной по колено, обычные колготки, волосы, скрученные в неказистый пучок, и мои босые ноги — отдельное спасибо Алу за то, что одел на меня туфли очень маленького размера. Думаю, они подошли бы Кери. Стоя к ним ко всем спиной, я заставила себя нагнуться и прочитать заголовки песен. Ни один из них даже отдаленно не казался знакомым. Там не было Барри Манилоу или Роба Зомби. Названия, казалось, были подписаны и пронумерованы тем, кто очень поверхностно владел английским.
— Это что, клинопись? — вслух размышляла я, хотя никогда не видела прежде, чтобы ее использовали. Другие символы были понадерганы из французского, немецкого и латыни. Я бросила монету и услышала щелчок, хотя не успела нажать ни на одну кнопку.
Позади меня свет в зале стал менее ярким. Голоса стали громче, а из бара послышались недовольные возгласы, когда современная музыка сменилась древней мелодией, исполняемой на барабанах и флейтах. Я сморщила нос, подумав, что чей-то ужин пахнет как навоз, и, обернувшись, удивленно замерла. Ничего себе.
«Большинство фамилиаров не способны отработать всю смену». Теперь я поняла, что Ал говорил не о длине смены, а об изменениях реальности. Ресторан преобразился. На земляном полу лежали тростниковые циновки, столы были сделаны из грубого дерева и освещались горящими свечами и металлическими лампами, наполненными горящим маслом и висевшими в тени над нами. Мы оказались на улице, и легкий ветер шевельнул прядь волос, выпавшую из пучка на затылке. На улице была ночь, и за границей света от центрального очага я увидела столько звезд, сколько никогда раньше не видела. Они заполнили весь небосвод, мерцая вплоть до самого горизонта, — ведь здесь не было огней города, чтобы приглушить их сияние. Ветер, принесший запах соли, был теплым. Все вокруг выглядело чрезвычайно правдоподобно. Это напомнило мне об офисе на побережье, в котором Дали работал каждую пятницу. У меня под ногами были крупный песок и тростниковая циновка, а душный жаркий воздух пах лошадьми и влажной шерстью.
Клиенты, сидящие на грубо отесанных скамьях, один за другим стали изменяться, вспышки безвременья прокатывались по ним, оставляя их одетыми в свободные мантии и сандалии. В своем деловом костюме я казалась здесь совсем не к месту.
— О, да во имя слияния двух миров! — закричал Дали, одетый в новую черную мантию, вырвавшись из темно-бордовой палатки, которая когда-то была его кухней. — Кто, черт побери, поставил Месопотамию? Вы знаете, как трудно правильно приготовить ягненка? — закончил он, затормозив, когда увидел меня, стоящую перед музыкальным автоматом в колготках и фабричной ткани.
Смутившись, я посмотрела на Ала. Он тоже успел переодеться в сандалии, а из-под его золотой накидки были видны голые ноги. Величественная и уверенная, Тритон откинулась возле него на подушке с серебряным кубком в руках, который она подняла в мою честь. Ее волосы превратились в украшенные бисером косички, а глаза были подведены темной краской.
— Ал! — с красным лицом закричал Дали. — Она вписывается в обстановку, или вы уходите.
Ал усмехнулся и послал мне воздушный поцелуй. Я задрожала, когда ветер с силой ударил в меня, и обтягивающий серый костюм на мне сменился мантией, насыщенной золотым, фиолетовым и красными цветами. В ткань были вшиты небольшие зеленые камушки, и я почувствовала, как новый вес комфортно ложиться на плечи.
— Мило, — произнесла я, придерживая рукой головной убор, и наклонила голову, чтобы рассмотреть сандалии. Фу, оказалось, что мои волосы были смазаны маслом и приглажены к голове. У меня уйдет вечность, чтобы смыть все это. Но я вписалась в обстановку, и, нахмурившись, Дали отвернулся и ушел в свою палатку. Было слышно, как он кричит там на официантов.
Итак, я месопотамская принцесса. Пульс ускорился, пока я возвращалась к нашему столу под свист толпы и пару комплиментов оттуда, где раньше находился бар. Все, кто был там теперь, сидели на песке возле огромного костра под открытым небом. Вместо закуски официант начал разносить деревянные чаши и плоские тарелки от второго горящего костра, и, видимо, немногие заказали ягненка.
— Интересный выбор, — сказал Ал сухо, когда я обошла скамейки и подушки, на которых сидело высшее руководство, и опустилась на гладкий, обтесанный кусок дерева.
Тритон опустила на стол свой потускневший серебряный кубок.
— Мне больше нравится Месопотамия, — сказала она беспечно. — Намного легче отличить богатых от неимущих, — улыбаясь, она по-королевски махнула Брук, приказывая принести нам поднос с сыром и тонких пресных лепешек, — и подражателей.
